Выживальщик (СИ) - Тишуков Сергей - Страница 56

— Я читал документы. И чем беременность от «контейнера для образца» отличается, понимаю. Ответь мне на встречный вопрос, раз уж затронул эту тему.

— Валяй, — разрешил сержант.

— То, что они родят, действительно настолько опасно, что приказали ликвидировать всех, а не доставить в Москву для изучения?

— Такой информации у меня нет. Но я разумею так. С моим допуском к различным секретам врать мне бы не стали. Если приказали ликвидировать, значит не видят возможности доставить их в Москву. Или опасны настолько, что взять живыми, без потерь с нашей стороны, не получится.

— Как гемоды?

— Эти просто боевая машина. А изменённые — какая-то запредельная хрень. Есть только предположения на что они способны, но никакой конкретики. Смотрел фильм «Пятый элемент»?

— Конечно. С тех пор как Голливуд вымер, этот шедевр крутят по телеку постоянно. Для многих фильм, как Библия. Даёт надежду на выживание.

— Есть мнение, что изменённые обладают способностями Лилу.

— Что в этом плохого?

— Жизнь не кино. Рисковать остатками человечества никто не хочет.

Глава 28

На виртуальной границе, отделяющей выселки от уничтоженной огнём деревни, Шрам приказал остановить машину.

— Тут какой-то барьер. Я своей чуйке доверяю. Пожалуй, нам не стоит его переходить.

Малюта изогнул спину, разминая затёкшую от долгого сидения поясницу.

— Пойдём выйдем. Поверь, здесь тебе ничего не угрожает. Просто обсудим некоторые моменты.

— Что ж не выйти? Выйдем, — невозмутимо согласился сержант, выбираясь из бронемашины следом за безопасником.

Петька поставил машину на ручной тормоз и, стараясь действовать по-мальчишески нахально, оглянулся. Увидев выбирающихся из салона начальников, ни к кому не обращаясь, весело сказал:

— Сто двадцать верст — это не хухры-мухры. У меня зад к креслу прилип. Надо было поролоновый пиджопник прихватить.

Никто не среагировал на жалобу парня. Сидящий справа боец вообще половину пути провёл, уткнувшись носом в какую-то электронную игрушку, изредка озираясь по сторонам. И то скорее разминая глаза, уставшие пялиться в жидкокристаллический экран чуть больше ладони. Петька видел такие. Они назывались «геймбой» и позволяли скоротать время, развлекая простенькими играми. Эта была несколько больше и имела боковые ручки, как у пулемёта «Максим». Видимо, в столице начали выпускать навороченные модели, а у них в глубинке доламывали последние, найденные командами «археологов» в дальних вылазках. Правда подобное случалось последнее время очень редко. Откровенно везло, если удавалось натолкнуться на оптовые склады сетевых магазинов компьютерной техники. Иногда попадались конторы «Алиэкспресс» и «Вайлберис». Брошенные жильцами квартиры мародёры брезговали обшаривать, да и вещи, хранящиеся в бытовых условиях без упаковки, быстро приходили в негодность.

Петька уже схватился за ручку двери, намереваясь тоже выскочить из машины и размять затёкшие мышцы, когда почувствовал жёсткий хват на плече и властный голос соседа по кабине осадил:

— Сидеть. Приказа выходить не было.

Позади машины тянулась полоса порушенных хозяйств, обильно поросших бурьяном, плющом и хмелем. Грустная, но не пугающая картина. Григорий Лукьянович видел места и поужаснее, когда выбирался с отрядами «археологов». Брошенные города, умирающие без человеческого присмотра, внушали куда более гнетущее впечатление. Разграбленные, а чаще совершенно нетронутые, из-за спешки мародёров покинуть опасные районы, здания, сиротливо смотрелись на фоне пустых, захламлённых улиц. В отличие от Погореловки, растения не спешили оплетать их причудливым узором. Долгие годы борьбы за сомнительную красоту каменного благоустройства сказывались. Асфальт, плиточные блоки тротуаров, плотно утрамбованный грунт дворов, по привычке сопротивлялись беспределу флоры, но это лишь вопрос времени. Ещё лет сто и города превратятся в цветущие руины. Если в них не вернутся люди.

В таких вылазках Лешего прежде всего интересовало культурное наследие исчезающей цивилизации, производственные мощности и запчасти для имеющейся в усадьбе техники.

Малюта проявлял интерес исключительно к архивам МВД и других правоохранительных организаций. Личные дела сотрудников, списки подотчётных лиц, досье на подозреваемых и осуждённых. Его интересовало всё, что могло помочь в работе. Благо архивы успели до пандемии оцифровать и носители данных не занимали много места в обозе.

Судя по реакции Шрама, тот так же видел многое и очередное запустение не сильно впечатляло.

— Что здесь случилось? — спросил он, оглядывая улицу, контрастно отделяющую руины прежней деревни и ухоженные участки нынешних выселок.

— Пожар, — ёмко обрисовал ситуацию Малюта.

— Судя по площади огня и скорости распространения сгореть должно было всё.

— Так и было. Но, почему-то, не сгорело. Поговаривают, будто Зинаида Матвеевна постаралась. Остановила огонь заклинаниями и оберегами. Почти все в это верят.

— А ты?

— А что я? Это случилось давно. Пострадавшие либо разбежались, либо погибли. А те свидетели, что остались, — безопасник кивнул на обжитую часть Погореловки, где участки были аккуратно прибраны, — Никаких показаний на спасительницу давать не будут. Всё быльём поросло.

— Ясно. — вполне удовлетворённый объяснением подытожил Шрам, продолжая с любопытством озираться.

— Что тебе ясно? Мне вот ничего не понятно. Просто не вижу смысла ковыряться в этом деле.

— Во-первых, ясна причина моих ощущений. Во-вторых, это подтверждает твоё стремление начать погоню именно отсюда.

— А ты сомневался?

— Разумеется! Доверяю только своим людям, а ты не свой. Как не пытайся своим красноречием убедить меня, будто вмешиваться в ликвидацию радикалов не собираешься, я на сто процентов не поверю. Предупреждаю, чтобы в последствии не было недопонимания.

— Знаю, что доверие завоёвывается поступками, а не трёпом. Поэтому не осуждаю. Сам бы вёл себя в подобной ситуации так же. Просто, удивила твоя реакция. Леший, например, ненавидит чернокнижников и автоматически его неприязнь распространяется на всех шаманов и ведуний. Я скорее материалист и слабо верю в подобную хрень. Понимаю, конечно, что некоторые моменты невозможно объяснить с точки зрения науки, но уверен, это не от их мистической сути, а в огромных пробелах моего образования. Меня ведь учили не пестик от тычинки отличать. Натаскивали разбираться в побудительных мотивах, толкающих одних совершать добрые поступки, а других творить лютое зло. Местные, в основной массе, верят во всё подряд. В колдунов, Бога, доброго царя-батюшку и безусловную победу коммунизма. Это не сарказм. У нас библиотекарша вечером читает лекции по диалектике Гегеля, а после идёт к травнице составлять купаж для алхимических настоек.

— Возмущает моё равнодушие?

— Скорее ненормальная склонность к компромиссам. Ты стремишься не только уклониться от чёткого принятия решения, но и увиливаешь от любой ответственности за выбор других. Тебя всё устраивает?

— Я двадцать лет ношу свою форму. Мне думать не положено. Требуется выполнять приказы, соблюдать субординацию и быть верным присяге. Давай на этом поставим точку.

Малюта не просто возмутился таким ответом. Он непроизвольно стянул вниз респираторную маску и улыбнулся напарнику своей чарующей улыбкой. Однако, это не произвело должного эффекта. Вообще никакого. Этот московской гость просто не знал, что должно последовать за подобным жестом. Он тоже опустил на шею повязку и шумно вдохнул полную грудь прожаренного зноем, но удивительно чистого, пахнущего травой и раздольем воздуха.

— То есть ты мне открытым текстом сказал, что не доверяешь, а я должен верить тебе на слово?

— Чё ты хочешь? Бесит, что не можешь прочитать меня и понять мотивы моих поступков? Ну извини. Мы из разных ведомств.

— Скорее раздражает. И я действительно не понимаю причин твоей невозмутимости. Говорю: здесь живёт настоящая ведьма, ты отвечаешь, мол, ясно. Показал удостоверение, от тебя реакция как от олигофрена. Здравия желаю, товарищ капитан, рад подчиняться. Предложил разобраться с ассасинами — да нет проблем, щас всех покрошим и пойдём спасать вашего Данилу Выживальщика. Так не бывает!