Выживальщик (СИ) - Тишуков Сергей - Страница 46

— Ты первый ложись, — предложил Шрам, вернувшись к костру, — Иммуноцитов к мидазоламу у тебя нет, так что выбери место поукромнее. Я покараулю, а через три часа разбужу.

— Думаешь, перед рассветом нападут?

— Хотелось бы, — вздохнул сержант, — Ждать неделю нет возможности. Сам знаешь, у нас другое задание.

Малюта понимающе кивнул. Бросил окурок в огонь и, достав скатку спальника, расстелил на траве.

— Тогда давай ты отдохни, а начнёт светать, растолкаю, — предложил, растягиваясь на спине и закладывая руки под голову, — Заснуть, даже если очень захочу, не получится.

Шрам едва слышно хохотнул, но с места не сдвинулся.

— То-то от твоей настойки подозрительно знакомый духан исходил. Местная химия?

— Бери выше! Всё натуральное, от природы-матушки. Это вы таблетками закидываетесь, а мы из нужных трав правильные сборы делаем.

Боец участливо вздохнул. Безопаснику показалось, тот пожалел его, решив, что капитан совсем опустился в своей провинции, и не видит разницы между достижением науки и тёмной дремучести знахарства. Но оказалась другое.

— Когда контракт закончится, тоже уеду к родне в деревню. Представляешь, за полстолетия удалось пять родственников по России сыскать. Решили, раз такое дело, вместе держаться. Чтобы род не угас. Пока все в Листопадовке под Воронежем осели. Представляешь, речка там чистейшая, дубрава и луга!

— Дембель когда? — спросил Малюта, задумав переманить в род Леших. Правильных людей осталось мало, а то, что Шрам из их числа Григорий Лукьянович нутром чуял.

— Четыре года осталось. С моей службой — пролетят, не замечу. Это не в казарме постель мять, да плац топтать. Последняя командировка на восемь месяцев растянулась. Потом реабилитация и считай год, как дерьмо в унитазе смыло.

Почуяв нотки усталости от службы и тоску по вольным хлебам, Малюта решил, как бы невзначай, пустить разговор в интересующее его русло.

— Любая служба, как ни крути, зависимость. Только свободы почитай и нет. Миф это. Все мы от кого-то или чего-то зависим. Семья ещё тот хомут. Впряжёсся — не увильнёшь потом. Придётся отвечать не по уставу, а по совести. По-настоящему свободными мы становимся умерев.

— Да знаю я, — отмахнулся сержант, — Женат. Только господь детей не даёт. Вроде файзером в нашем колене никто не кололся, а один хрен побочка прёт. Это ж надо было пиндосам так вирус разработать, что от любого антидота неприятный сюрприз.

— Слышал, этих вирусологов лет сорок по миру разыскивали. Последнего в Парагвае вздёрнули.

— А толку-то?

— Согласен, — поддержал Малюта, — Таких давить ещё в люльке надо. Ваши беглецы, что под паломников закосили, чего натворили?

— Не чего, а кого, — не заметив подвоха, поправил Шрам, — Создали инкубатор для Изменённых.

— Да иди ты, — вполне натурально удивился безопасник.

Малюта уже свыкся с мыслью о существовании гемодов, в достоверность которых поверил практически сразу. К тому же лично столкнулся с их неуловимостью и сверхчеловеческими способностями. Теперь Григорий Лукьянович пытался переварить новые данные. Получалось плохо, тем более что приходилось ещё и делать вид, будто про Изменённых он уже знает из своих источников. А если показать сержанту, что уровень допуска у него выше? Тем более, логику и анализ никто не отменял.

— Яйцеголовым удалось скорректировать наследственность? Невероятно! Обычная женщина теперь сможет зачать и выносить Изменённого?

— Не каждая и не вполне обычная, но сможет. Вот такой расклад. Представляешь, если Изменённые начнут рождаться бесконтрольно?

— Ужас! — охнул Малюта, пытаясь понять, что со Шрамом они сейчас обсуждают.

Ближе к трём часам, сразу после смены караула, беспокойно заклёкала, как обиженная лягушка, неясыть. Ей ответил самец.

Григорий, будучи охотником на людей, не увлекался охотой на животных, но по звукам смог рассчитать расстояние до гнезда.

Опасаясь говорить вслух, ткнул дульным тормозом своего АК-15 сержанта.

— Что? — промычал тот, слегка приподнимая лоб от сложенных на коленях кистей.

— Слышал?

— Ну. Сова кричала. Она постоянно ухает. Раз пятьдесят за ночь слышал.

— Не дуркуй, масквич! Даже я отличу крик встревоженной самки в гнезде от обычного уханья филина.

— Нас этому не учили, — матюкнулся Шрам и заговорил ещё тише, — Далеко?

— Не больше километра.

— Странно, — подивился сержант, продолжая делать вид, будто по-прежнему спокойно дремлет, — Далековато для молниеносного нападения.

— Может не они?

— А кто?

Оба замолчали, прислушиваясь к тишине.

Как-то Малюта услышал фразу «глубокая тишина» и непроизвольно поморщился. Настолько несуразной она показалась. Как может быть тишина глубокой? Омут да. Пропасть или колодец. А тишина? Глупость.

Но сейчас лёжа на спине и глядя в бездонное ночное небо, усеянное миллиардами звёзд, он осознал, что глубина тишины реальна. Вся эта картина, вкупе с давящим на психику молчанием окружающего мира, вызывает странные фантазии и почти уловимые галлюцинации. Хорошо если ты флегматик. Можешь вспомнить Будду и, созерцая глубины вселенной, одновременно находясь в звуковом вакууме. Попробовать медитировать, пытаясь достичь нирваны. А если сангвиник или холерик? То вот ты уже на борту звездолёта спешишь на завоевание далёкой галактики. Или, наоборот, кожей ощущаешь приближение полчищ враждебные кораблей, несущих погибель земле.

Звук падающих тел в предутреннем безмолвии, когда даже комары, закончив смену, удалились на покой, не услышать невозможно. Григорий внутренне напрягся. Палец, скользнув по скобе, лёг на спусковой крючок.

Сейчас нужно не сплоховать. По данным следопытов диверсантов шестеро. Двоих возьмут на себя бойцы, исполняющие роль часовых. На нём тот, кто окажется справа от лагеря. Вся надежда на внезапность.

Отвар, выданный Ириной, не просто прогонял усталость и повышал выносливость, как обычный энергетический напиток. Он расширял некоторые возможности. Слух и обоняние обострялись, а зрение позволяло не только чётче видеть окружающие предметы, но и улавливать некую ауру, исходящую от них. Именно благодаря ей безопасник заметил скользнувшую ужом фигуру и замершую, возле упавшего на куст боярышника ствола сосны.

Едва только уха коснулся удивлённый вскрик, завершившийся хлюпающим звуком, Малюта, не меняя положения тела, приподнял автомат и выстрелил.

Фигура обмякла, и аура потемнела. Что делать дальше Григорий Лукьянович не знал. Поэтому перекатившись за бугорок принялся ждать.

Внешне положение дел в лагере не изменилось. Ни беготни, ни суеты, ни душераздирающих криков о помощи. Инцидент, занявший меньше минуты, если и всколыхнул сумрак, то ощутимых последствий не вызвал. Чистильщиков на опушке не наблюдалось. Даже те, что дремали в спальных мешках, исчезли, чётко отрабатывая свои обязанности в команде.

Вместе с первой зарёй над округой повис туман, покрывая конденсатом влаги любую поверхность, которую касались его объятия. Бисер росы проступил на крышке ствольной коробки.

Внезапно, разгоняя клочья тумана, будто комки сахарной ваты, на опушку вышел Шрам. Компактный автомат неизвестной модели он держал на сгибе локтя, одновременно озабоченно оглядывая место привала.

— Мы забыли договориться об условном сигнале, — негромко сообщил он, пытаясь вычислить лёжку капитана.

— Нет, не забыли, — ответил Малюта, поднимаясь, — В нём не было смысла. Вашу тактику я не знаю, следовательно, помочь ничем не мог. Целесообразнее упасть в стороне и не отсвечивать. Чтобы под ногами не путаться и случайную пулю не схлопотать.

— Ну да, — согласился сержант, реанимируя костёр.

— Потери есть?

Шрам подбросил сухих веток, предусмотрительно собранных с вечера и прикрытых термоплёнкой. Покрывшееся угольной коростой пламя выбралось наружи и радостно заплясало, принимая долгожданную жертву.

— Все чётко сработали, — немного обиженно доложил сержант, — Мы, как бы, профессионалы.