Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер - Страница 37

Вскоре после завершения концерта они уехали. Они отправились по холму вниз к Бродвею, где находился магазин грампластинок Эрнста Табба. Там они Должны были сыграть знаменитый хит «Midnight Jamboree» (эта песня должна была пойти в эфир прямо во время исполнения и завершить собой трансляцию фестиваля в «Опрае»). В первый момент их поразили небольшие размеры зала. Возможно, он производил такое впечатление, потому что был до отказа забит коробками с пластинками, а также прибывшими к началу трансляции людьми. Кто–то представил Элвиса Эрнсту Таббу. Табб, имеющий репутацию самого великодушного и обходительного среди тех, кто работает в индустрии развлечений, терпеливо выслушал признания девятнадцатилетнего юнца в любви к музыке Табба, а также заверения, что его, Элвиса, единственной целью в жизни является исполнение музыки кантри. Элвис говорил: «Мне советуют исполнять совсем другую музыку, если я хочу заработать деньги. Что же мне делать?» На это Табб отвечал: «Элвис, были ли у тебя когда–либо деньги?» — «Нет, сэр». — «Ну тогда делай, что тебе говорят. Заработай сам, а когда у тебя будут деньги, ты сможешь делать то, что ты хочешь».

После трансляции Скотти и Билл должны были возвратиться назад в Мемфис со своими неугомонными женами. Они уезжали с чуством ликования и подавленности одновременно: они достигли наконец успеха, и теперь, по всей вероятности, их ждала дорога к забвению. Для Сэма Филлипса этот вечер был вечером безграничного триумфа. Играть на сцене «Опрая», а затем получить — пусть и неохотно высказанное — одобрение Джима Денни и Билла Монро! Даже критика теперь не могла бы обидеть Сэма. Он был твердо уверен, что этот успех можно будет использовать для дальнейшего продвижения Элвиса к успеху. Если бы только ему, Сэму, удалось преодолеть это тупое сопротивление и негативное отношение, с которым ему приходилось сталкиваться в работе, тогда бы свершились великие чудеса, «незрячие бы прозрели, недвижимые — поднялись». «Мне нужно было внимание людей, которые ненавидели то, что я делаю, — вспоминал Сэм, — они вели себя так, как будто считали, что кто–то пытается «впарить» им дрянь и называет это музыкой. Что ж, черт побери, пусть судят как хотят. А я должен достичь вершины, иначе вся эта проклятая затея развалится». Сэм был уверен, что с Элвисом Пресли у него есть шанс добраться до вершины.

Второй сингл, записанный Элвисом Пресли на фирме «Сан», был выпущен в начале недели, перед самым выступлением в «Опрае». Это была даже более дерзкая декларация намерений, чем первая запись, особенно безудержный блюз «Good Rockin' Tonight», в котором было рока больше, чем они могли себе представить в эти самые первые дни неуверенных поисков в студии. Возможно, Сэм не мог четко сказать, по какому пути им надлежит двигаться, но он чувствовал, что наконец–то они начинали нащупывать дорогу к «этому чертову непаханому полю».

Весь август они старались использовать всякую возможность, чтобы поработать в студии, но Сэм слишком много разъезжал, а участники группы много работали в выходные (все они продолжали работать на основных работах). Поэтому их стремление репетировать осуществлялось больше на словах, чем на деле. 19 августа они провели много часов, разучивая странноватую версию «Blue Moon», напоминавшую гибрид между Indian Love Call Слима Уитмана и фальцетные потуги таких поющих ритм–энд–блюз–групп, как Orioles, Ravens, Larks. Когда репетиция была закончена, Сэм не был уверен, что найдена интересная интерпретация, которую стоило бы выпускать, но он никогда не высказывал своих сомнений, боясь разрушить свежесть и безудержный энтузиазм исполнителей. «Репетиции продолжались бесконечно, — вспоминает Марион Кейскер, — каждая запись давалась потом и кровью. Сэм проявлял невероятное терпение, тем более что это не являлось его характерной чертой».

В любом случае проблема была не столько в недостатке времени, сколько в отсутствии уверенности в себе и четкого руководства. Однажды им, по–видимому случайно, удалось поймать удачу, но никто из участников группы не имел ясного представления о том, как это сделать снова, а Сэм не желал навязывать им свою волю. «У меня, как у Господа Бога во время дней творения, в сознании была картина того, что я хотел бы услышать. Конечно, я не представлял себе каждую ноту, но я знал, в чем была суть наших поисков. В то же время я понимал, что самое худшее, что я мог сделать, это проявить нетерпение, попробовав надавить на них. Иногда можно просто предложить заменить один аккорд и погубить всю песню. Зачастую чрезмерная опека пугает неуверенных в себе людей. Я имею в виду, что никогда нельзя говорить: «Эй, парень, не трусь!» Я никогда не призывал не бояться микрофона. Не стоит привлекать внимание человека к тому, что его уже страшит. Я никогда не говорил им прямо об опасностях, потому что я сам не считаю, что легко выйти и выступать перед большим количеством людей. Я просто всегда старался передать им свое ощущение уверенности и надежности».

В течение последующих нескольких недель они несколько раз пытались отработать песню «Satisfied», популярный с 1951 года спиричуэле Марты Карсон, и «Tomorrow Night», блюзовую балладу Лонни Джонсона, которую Элвис так часто напевал Дикси. Они множество раз ошибались в процессе записи и каждый раз стирали уже записанное, так как пленка стоила очень дорого. В какой–то момент они осознали, что результата их трудов как не было, так и нет. Медленные песни, говорил Сэм, «выжмут из вас все соки», но при этом он всегда давал творческим порывам Элвиса реализоваться. Помимо этого, по свидетельству Марион, Сэм изо всех сил старался не допускать отступлений хоть на йоту от тех правил и норм, которые они для себя установили. Он хотел быть уверен, что сделал все возможное для того, чтобы каждая пластинка была настолько хороша, насколько возможно. Вот точка зрения самого Сэма: «Я хотел простоты, чтобы, глядя на воплощение того, что мы мысленно слышали, можно было воскликнуть: «Боже, это то, что надо!» Мне хотелось, чтобы наша музыка брала за живое, была острой, пронзительной. Она должна была пронимать, жалить. На каждой из наших съемок я чувствовал себя так, как будто снимаю захватывающий фильм, вроде «Унесенных ветром».

Наконец с 10 сентября Элвис с группой попал в верхние строки хит–парада — и опять показалось, что на этот успех они «наткнулись» случайно. Однако Сэм уверял, что ждал этого. Они исполнили блюз «Just Because», который братья Шелтон впервые записали еще в 1933 году под другим названием — «Lone Star Cowboys».

Классным юмором и взрывной веселостью новая версия песни в исполнении трио музыкантов обязана как уверенному использованию солистом техники исполнения музыки госпелс (здесь мы впервые слышим характерный для Пресли скачок на регистр ниже), так и комично постукивающим басам Билла Блэка, а также заводяще–ритмичной партии гитары Скотти. «Это была вещь, держащаяся на ритме, — вспоминал Скотти. — Так как нас было всего трое, нам приходилось просчитывать каждую ноту». И, несмотря на то что Сэм так и не выпустил эту версию в записи (равно как и последующие версии песни), плаксивая версия песни Джима Уэйкли 1941 года «I'll Never Let You Go» (Little Darlin') с растянутым, дважды повторяющимся окончанием характеризует тот игривый и авантюрный настрой, который поощрялся Сэмом. Он искал новых подходов, чтобы открыть миру свежий, открытый взгляд на вещи.

С песней «I Don't Care If the Sun Don't Shine» произошли еще более неправдоподобные метаморфозы. Эта песня была написана для диснеевского мультфильма «Золушка» Мэком Дэвидом, братом знаменитого поп–композитора Хэла Дэвида (Мэк, ко всему прочему, написал еще такие известные песни, как «Bippidi Bobbidi Воо» и «La Vie in Rose»). Песня Мэка Дэвида не сделала мультфильм аншлаговым, но в 1950 году ее популяризировали Патти Пайдж и Дин Мартин, а также Пол Уэстон и His Dixie Eight. Ритмические интерпретации, предложенные всеми этими исполнителями, были очень разными. Элвис решил основывать свою версию на варианте Мартина. При всей той энергии, которую Элвис, Скотти и Билл привнесли в исполнение песни, при всем высоком накале вокала Элвиса в ней все же явно проступают черты ленивой вальяжности, свойственной Дину Мартину. «Вот что он услышал у Дина», — говорил Сэм, который хорошо знал о влиянии Мартина, — в его душе было немного озорства, и поэтому ему нравилось, как поет Мартин».