Самогонщик против армии США (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 46

— Не продаётся, — разочаровал я обоих. — Обещано царю. Не расстраивайся, па. Я договорился о поставках стекла. Там половину дворца стеклить нужно.

— Хорошо, конечно, но ехали-то за другим…

В доме нас ждал уже географ, сообщивший, что сегодня вечером горожане отмечают Праздник моря, один из главных в году. Говорят, чтобы понять Мармеррих, нужно непременно побывать там. Ещё говорят, что в порту выставляют столы, нир и закуска — бесплатно.

— Без меня! — два пиршества на один день — многовато даже для крепкого архиглейского организма.

Я подробнее расспросил папу о результатах его демонстрации.

— Всё больше спрашивали о паровике как о двигателе для струмма. Я отказывался обсуждать, говорил: можно, но мы привезли аппарат для привода станков…

— И они намотали на ус главное. Скоро на струммах поднимутся высокие дымовые трубы. А экипажи сократятся. Зря ты это, па. Надо было уклониться от ответа. Ты же военный. «Не могу знать» и «не представилось возможным по независимым от личного состава причинам» у тебя в крови.

Он только плечами пожал. Что сделано, того не воротишь.

К вечеру, как только опустились ранние зимние сумерки, я всё же составил Даргурру и нашим компанию. Погода, до этого спокойная, показала капризный приморский нрав. Дул резкий ветер, бросая в физиономию снежную крупу. Так как температура держалась всё же чуть выше нуля, ноги скользили по камням, мокрым от талого снега. Коль праздновать принято непременно в январе, отчего же не в помещениях?

— Потому что именно так люди чувствуют себя в открытом море, — заверил Даргурр, никогда вдали от берегов не путешествовавший. — Ветер ревёт, волны хлещут. А мы веселы и поднимаем чарку за здоровье морского бога!

Действительно, на ладье без кают, она открыта всем ветрам и непогоде, ты близок к природе. Даже чересчур.

Вид празднества открылся нам шагов через полтораста после выхода из дома. Охарактеризовать его можно было фразой из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Танцуют все!»

Люди пили, горланили песни и плясали. Большей частью местные — моряки в суконных куртках и круглых шапках, купцы в долгополых кафтанах, солдаты в коже, подбитой металлом, бабы из приличного сословия и попроще, иностранцы экзотического вида…

С возгласами «слава царю Евласию» виночерпии наливали нир и вино в протянутые кружки. Тут же можно было получить на закуску кусок хлеба и солёный овощ, напоминавший длинный огурец, только красного цвета. Меню скромнее, чем утром во дворце, но народ не возбухал. Наоборот — радостно потреблял, больше налегая на жидкость, чем на закуску.

Мы с отцом и наш географ побрезговали. Кружек было мало, их никто даже не думал мыть после предыдущего клиента. При виде чёрных провалов ртов с редкими гнилыми зубами, жадно присасывающихся к халявному пойлу, я невольно представил здесь матушку с её непоколебимыми убеждениями о роли гигиены везде. Даже в Средневековье. В порту она бы не выжила.

А мастеровой наш не отказался. Его пропустили в круг, налили что-то до краёв литровой кружки. Судя по тому, как парень сморщился, там был нир, а не вино. Его обсмеяли. Мол — налить тебе вино для девочек? Взятый на «слабо», он выдул пойло до конца. Нет сомнений, на ближайшие полсуток потерян для общества.

На нас с отцом и Лаврентия никто особо не обращал внимания. Двое мужчин в районе тридцатки и один пятидесяти с небольшим в одинаковых длинных плащах и шапках с козырьком, мы если и отличались от аборигенов, то гораздо меньше заморских торговцев и моряков, одетых броско и пёстро.

Что тут должно было произойти, чтоб я лучше понял Мармеррих, как уверял учитель географии, въехать трудно. Ну, бухают мужики и бабы на ледяном ветру… Ну и?

Я уж собирался поворачивать на обратный курс, как перед нами выросла небольшая группа местных в тёплых рабочих робах. Один из субъектов, с отчётливым ожоговым рубцом на щеке, был смутно знаком. Кажется, я его видел вчера на верфи.

— Мужики! Это он! Тот самый господин с материка. Вчера втирал хозяину про какой-то колдовской аппарат на кипячёной воде, что оставит две трети моряков без работы.

Он подтвердил мою догадку.

Остальные в компании были моряки. Не такие как Даргурр, настоящие. Я бы сказал «задубевшие на солёном ветру», вот только здесь он пресный, хоть и не менее злой.

— Сейчас объясним ему, кто должен быть на судне. Экипаж или его чадящая нечисть! — самого свирепого вида мореман вытащил кривой нож. Явно не из желания почистить им ногти.

Я прикинул. ППС у меня и у отца за спиной, под плащом. Этих положу из ТТ. Но если припечёт, придётся устраивать малый геноцид. Или большой. Каждый, кто приближается, угрожая ножом, сразу лишается права на мой дефицитный гуманизм.

Даргурр подхватил меня и папу за локти, потащил назад. Моряки с работягой преследовали шагов десять, потом отстали. Верно, утолились тем, что перепугали и прогнали врага.

— Думаю, выражу общее мнение: праздник удался. И мы им сыты по горло. Согласен, отец? Даргурр! Тебе завтра грузиться, а послезавтра отплывать?

— Да! Но не в Номинорр, а по реке Воле, к Кираху. Ты прав, Гош. Надо отдохнуть.

— Не потанцевали с местными, — вздохнул географ. В общем, без сожаления. И двинул за нами по узкой улице к дому Даргурра. И без того её неширокое пространство по обеим сторонам отнимали желобы. По ним к морю стекали… в общем, стекало всё, что в иной ситуации сливалось бы в канализацию. Спасибо погоде — не воняло, как в жару.

Звуки инструментов и нескладного пьяного пения стихли за спиной. И правда, не поплясали… У меня всплыла в памяти озорная песня из соседней (в прежнем мире) республики:

А на Пярэсьпе музыка іграе.

Народ стаіць і толькі пазяхае,

Вунь нейкія засранцы папсавалі танцы…[15]

Наивная надежда, что общение с засранцами на том и закончилась, прожила всего лишь минут сорок.

Загрохотали входные кованые двери. Били ногами и, надеюсь, дурными головами. Вопли:

— Открывай! Отдай нам колдунов из Номинорра.

Мы с отцом скатились вниз, передёргивая затворы ППС. По большому счёту, ничего особенного. Если штурмовать будут только с улицы, то высадить бронедверь непросто. А как только она откроется, полягут все, кто попадёт в прицел. Первую волну выкосим, расстреляв по полрожка. Остальные, какие бы ни были распалённые ниром и взаимовоодушевлением, отпрянут назад. Там и царская стража подоспеет. Пусть это Средневековье и проникновение в жилище без санкции суда никого не удивит, царь всё же обязан бдить, чтоб дома добропорядочных судовладельцев-налогоплательщиков находились в сравнительной безопасности. Десяток парней с арбалетами и копьями мигом образумит толпу. Кто же захочет быть обвинённым в бунте?

Ситуацию, выглядевшую далеко не безнадёжной, «папсавал» (испортил) струсивший викинг.

— Гош! Прости, но я должен открыть. Мне ещё жить в Мармеррихе.

Я приставил ствол к его пузу. Зная, что собой представляет огнестрел и какие дырки сверлит, тот судорожно втянул живот.

— Даргурр! Хочешь, возьму тебя в заложники? Отмажешься. Будешь не соучастник, а жертва колдуна Гоша.

— Н-не… не надо…

С таким мужеством он отобьётся от пиратского абордажа? Зря Дармур рассчитывает на родственничка. Река Воля — предел масштабов для рыжебородого.

Вернулся отец, исчезавший на пару минут.

— Сзади — выход во внутренний дворик. Там стена в три моих роста. Не перелезть.

Короче, мы в мышеловке. И в компании речного волка, готового от трусости на любую глупость.

Приплыли!

Глава 19

Тяжёлый топор смачно врубился в доски, удерживающие кровлю. Стоять под самым потолком и размахивать здоровенной секирой было крайне неудобно. Но мне ещё менее удобно устраивать массовый отстрел жителей Мармерриха, коим наш негостеприимный хозяин намеревался отворить ворота дома. Я — вообще гуманист, когда не занят другими, малогуманными делами.