Магические осадки не ожидаются (СИ) - Васильева Юлия - Страница 23

Поэтому настала пора вернуться на маршрут тщательной инспекции тех мест, обитателей которых я решил допустить в круг своих почитателей и обожателей — пусть и не таких близких, как сестренка, но однозначно заслуживающих благосклонности, хотя бы за то, что в должной степени выражали восхищение моей великолепной особой.

Одним из таких пунктов на моей карте передвижений было милое заведение, в котором человекам давали пить и есть нечто сладкое. Не мой любимый вкус, надо сказать. От него жажда только усиливается всегда. Однако я уже давненько привык к необъяснимому стремлению человеков страдать самим и заставлять страдать окружающих, поэтому просто принимал это как данность. Зато сливки у местной хозяйки всегда были на высшем уровне.

Я подошел к знакомой двери и требовательно поскреб, а потом, для верности, еще и боднул головой. За дверью что-то всхрюкнуло, всхлипнуло, и дверной замок щелкнул, впуская меня внутрь.

— Ну привет, наглая морда! Ты как раз вовремя.

Владелицу самых вкусных в городе сливок зовут Тафна. И, судя по ее благоуханию, она отчаянно хочет завести котят от самца. Причем — нет, я никогда не пойму этих глупых человеков — тот самец хочет совершенно того же самого. А котят нет.

— Хочешь, я покажу твоему самцу, как надо брать тебя за шкирку, чтобы вам удобнее было? — с жалостью спросил я у человечки и степенно прошествовал к уже приготовленному прохладному угощению.

Зуб даю, она не поняла ни слова из сказанного мною. Лишь сидела, пошмыгивая покрасневшим носом, и рассматривала меня.

Ну, кстати, достойное занятие — недаром же говорят, что, глядя на прекрасное, сам становишься лучше.

Я специально тянул время, тщательно лакая подтаявшие сливки. Чем дольше эта грустная самочка посмотрит на меня, тем быстрее начнет улыбаться. А если я еще разрешу ей погладить себя… вот так… Я выгнул спину, почувствовав легкое, ставшее уже привычным, покалывание от ее прикосновений, и вытянул шею, прикрывая глаза от удовольствия — ох, как же хорошо, когда хоть немного сбрасываешь излишки этой неотфильтрованной энергии.

— Красавец, — поблагодарила одаренная моей милостью человечка. — Приходи вечером. У нас сегодня богачи — наверняка сливок из пирожных останется.

— Постараюсь, но обещать не могу. У меня Миля, хозяйство, мыши непуганные, — ответил я уже у самой двери. А когда скрылся за мусорными баками, она вдогонку крикнула:

— И подружку приводи!

В смысле? То есть просто объяснить им недостаточно? Надо показать?

Обычно после сливочек мне хочется спать. Желательно на солнышке. На рынке вздремнуть не дали, рядом с местом странного происшествия было неуютно, а в этом районе для богачей все как-то слишком пафосно. Поэтому я, подумав с минуту, решил прогуляться до одной таверны, где можно было и прикорнуть на сеновале, да и перехватить в общем зале пару кусочков вкусной дикой утятины.

Не дошел я буквально пару кварталов, чуть не споткнувшись на металлическом заборе о материализовавшийся на моем пути аромат. Тот же самый.

И я решительно развернулся в сторону источника дурного запаха.

Верные лапы, направляемые носом, принесли меня к заведению, не представляющему из себя ничего интересно. Ну, по крайней мере для меня — всего навсего кузня какая-то. Поживиться здесь было нечем, ибо обитающий тут человек совершенно безответственно возомнил, что кормить он должен только своего серого бестолкового прихвостня. Да и кормил так, что… Пф! Подумаешь, молоко с хлебом. Да я только что лакомился такими жирными сливками, мне твое пустое молоко что вода!

А вот вода бы сейчас как раз не помешала.

Потому что в этом помещении было жарко.

Нет. Не так.

Рядом с человеком, что играючи грохотал здоровой холодной железякой по маленьким горячим железякам, царило просто адское ПЕКЛО. В воздухе стоял специфический терпкий аромат неживого металла, угольной золы и ядреного человеческого пота.

Скривившись от брезгливости — вот почему, почему человеческие самки не учат своих котят с младых когтей вылизываться? — я прокрался по потолочной балке, аккуратно переступая тяжелые металлические звенья цепей, на которых были закреплены непонятные для меня громоздкие штуковины, в направлении источника мерзкого запашка. И дошел. Почти дошел. Потому что дрянная вещица, смердящая, как больная крыса, и окруженная мутным маревом, лежала аккурат подо мной — на невысоком металлическом столике. По хорошему, с ней бы поступить так же, как я утром сделал с теми погаными штуками, что Милька притащила домой. Но для этого же надо подкрасться поближе.

Спрыгнуть?

Опасно. Там огонь рядом и мужик этот снует туда-сюда. А его серый лодырь растянулся на пороге и даже ухом не ведет. Он что, даже не заметил меня?!

Болван!

Еще и одноглазый.

В этот момент мужик потянул какой-то рычаг, и мне пришлось попятиться, потому что цепь рядом со мной заскрежетала и начала проворачиваться на балке.

А, ну и славненько. Значит, можно использовать ее примерно как те штуки, которыми глупые человеки разносят мой запах по городу.

И плевать на этого серого дуралея. Раз он так беспечно относится к священным для любого фелисапиенса границам, значит, эта территория по праву сильнейшего должна быть помечена моей меткой. Вот так.

Я задрал хвост и обильно оросил проскрежетавшую цепь.

Уже выбравшись на крышу, услышал злобный вопль:

— Ах ты ж наглая серая морда! Я тебя, значит, кормлю, а ты мне тут гадить надумал в кузне? Вот я ужо тебя!

Ха!

Знай наших, серый недомерок.

Я гордо шествовал по крыше, довольный провернутой операцией, как вдруг меня словно шмякнуло по башке пыльной тряпкой.

Этот день с самого утра был странным.

Сперва эти дурацкий взрыв в Погодной башне, впитанная, но не фильтрующаяся, вернее, очень трудно фильтрующаяся разноименная энергия, постоянно жалящие в нос колючие искры разрядов, затем непонятная оптическая иллюзия, выборочно окружающая некоторые предметы. Потом не менее удивительное поведение кобеля на рынке и встреченных человеков. Опять же, эта полоска на спине, которая не вылизывается, хоть ты тресни. И все это сопровождается тем неприятным набором одорантов. Который я впервые услышал где?

В собственно доме! В свертке, принесенном Милькой!

Надо с этим срочно что-то делать.

Я плюнул на запланированные на этот день дела и изо всех сил поспешил обратно к сестренке.

Ее срочно надо спасать!

Когда я, чуть не стерев подушечки лап от прыжков по старым черепичным крышам, домчался до лавки мастера Шама, то понял, что вот-вот случится нечто как минимум забавное. Это предчувствие висело в воздухе каким-то почти осязаемым звоном — как противный писк мелкого москита, которого ты еще даже не видишь, но уже понимаешь, что он где-то рядом.

— Господин Йож, это честь для меня — принимать Вас в моей скромной мастерской.

— Ну-ну, мастер, полно вам прибедняться, — благодушно протянул посетитель, отдуваясь и распуская узел шейного платка. — В этом городе все знают, что перчатки от Шама — признак изысканного вкуса. Можно сказать, элитный штучный товар, подобного коему нигде не найти. Они уникальны и неповторимы, как настоящее произведение искусства. За такими не грех и самому зайти.

— Ох, милостивый господин ли Йож, Ваши слова — мед и бальзам на душу старого мастера. Но что же это я зубы Вам заговариваю. Давайте же скорее примерим Вашу долгожданную новинку, — всплеснул руками порозовевший от похвалы мастер и махнул скромно стоящей в углу сестренке: — Эмиль, мальчик мой, неси скорее перчатки господина Сра ли Йожа.

Милька, закусив губу и, кажется, затаив дыхание, с почтительным полупоклоном передала своему учителю… те самые растреклятые шкурки, которые я… того… почистил от мерзкого душка.

Упс…

— Вы только взгляните на эту дивную вышивку. Она само совершенство.

— А кожа! Пресвятая… Нежная, как лепесток розы, — вторил толстяк, рассматривая вещицу. — И какой чудесный аромат…

О да.