Единственное желание. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда - Страница 45

Эливерт вёл повествование уже не только для Наира, но также и для Насти, и для Граю, одолевшей клубничный пирог.

Теперь, соблюдая законы жанра, он сделал небольшую эффектную паузу для достижения драматического напряжения и продолжил свою историю:

– Повадился к той красавице захаживать старший из сальварских стражей порядка – немолодой уже, а дурной, нрава дикого, к тому же неказистый и толстый, как пивная бочка. Стало быть, не по душе Вириян пришёлся, а нет-нет, да и зайдёт: то камзол ему сшей, то пояс бисером разукрась, то портки новые. Потом стал и на улице её поджидать, будто случайно встретились. Родители девицы забеспокоились – молва дело страшное, особенно в таких-то маленьких городках, вроде Сальвара. Что было – приукрасят, чего не было – додумают. Вириян от этого ухажёра как от огня шарахалась, да только кто тому поверит, если слухи пойдут. Прилипнет позор к девке как смола – вовек не отмоешься.

Настя слушала всё с большим интересом, да и Наир уже не хмурился скептически.

– Не стал отец Вириян долго размышлять. В следующий раз, когда толстяк этот в гости к ним явился, вместо дочки-красавицы хозяин его сам встретил и выставил вон, пояснив при этом, дескать, пора стражу этому нового портного поискать, поскольку дочка-то их скоро замужней станет и всяким шитьём некогда ей будет заниматься. Осерчал ухажёр незадачливый не на шутку, расправой пригрозил за такое унижение, да и не пустыми оказались те угрозы. В тот же день явились в дом к девице стражи порядка, взяли отца её под белы рученьки и увели под арест. Уже не припомню, какое они обвинение ему состряпали, а привирать не стану. Ясно-понятно, был тот в одном повинен – дочку сою ненаглядную отстоять хотел.

Настя печально вздохнула над этакой несправедливостью, но оказалось, что это лишь начало злоключений героев.

– Избавившись от отца-защитника, стражничек тот решил, что руки у него теперь совсем развязаны, и можно ему делать всё, что натуре его похотливой угодно. Встретил он Вириян неподалёку от кузни Давмира, подкатил к ней, ну и давай руки распускать. Увидал молодой жених такие дела, рассвирепел аки бык бодучий, вышел из своей кузницы, да прихватил клещи, только что из горна вынутые. Парень он был не злой, но ведь довёл этот жирный хряк. Давмир этого жирдяя за задницу раскалёнными клещами хватанул, да и отволок аккуратно от невесты в сторонку.

Граю коротко хихикнула.

Эл улыбнулся ей и продолжил:

– Да, все, кто это видел, тоже до слёз гоготали, кроме бедолаги подкопчённого, разумеется. Он верещал так, что уши закладывало. И ему было вовсе не смешно. Страж порядка, понятно, тут же за меч схватился. Драка завязалась. А Давмир с оружием обращаться вовсе не умел, хоть и ковал его каждый день. Зато силы в нём было – хоть отбавляй! Кузнец же… По правде сказать, никто и не понял, как так вышло, да только толкнул парень стража того как-то неловко. Отлетел толстяк в стену, головушкой буйной об угол хряснулся и был таков – помер мигом, и даже последнюю волю огласить не успел.

Слушатели сказки ахнули слаженно, в три голоса.

А Ворон продолжал:

– Свидетелей тому была цельная улица. Испугалась Вириян за своего любезного. Поняла девица, что не простят добру молодцу стражи порядка гибели своего сотоварища, пусть и случайной. И ждёт теперь драгоценного её Давмира, вместо свадьбы весёлой и домашнего гнёздышка, в лучшем случае, темница за высоким забором, а в худшем – тугая петля виселицы. И сказала Вириян Давмиру: «Беги, возлюбленный мой, покуда не схватили тебя псы цепные! Видно, не судьба нам вместе быть. Но и в дальних краях помни, что в городке, на берегу озера Кирима, ждёт тебя твоя Вириян! И всегда будет ждать, и помнить до последнего своего вздоха, и любовь моя будет так же сильна, как скорбь предстоящей разлуки. А теперь беги! Лучше ты будешь вдали от меня, но жив, чем рядом со мной, но погибнешь». И, поцеловав напоследок возлюбленную, простился на скорую руку Давмир и со своей матерью, что от слёз не видела мир вокруг. Но ничего уже было не изменить.

Да, сказка оказалась жизненной и печальной. Но и это был ещё не финал истории.

– Давмир спешно покинул родной город, ступив на тот тернистый путь, что многим известен – на путь беглеца и изгоя, когда вся жизнь – дорога, и вечно надо в страхе оглядываться назад, опасаясь погони и мести. Нелегко жить так, к этому надо привыкнуть. Давмир к вольной воле, ясно-понятно, был не готов. Шёл он из города в город, из одной земли в другую, подгоняемый страхом и отчаянием. Иногда подрабатывал, где мог. Руки-то у парнишки были золотые. И мог бы он запросто устроиться подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику, но страх перед преследователями не давал ему задержаться где-нибудь. Долгое бегство, бессонные ночи, одинокие дни – тут в пору в петлю лезть. Всё это измотало его. Он стал худющий, как полинялый волк после голодной зимы. В нём не осталось и половины той силы, что некогда струилась в могучих руках. Таким он пришёл в Эсендар… У него было немного денег, заработанных тяжким трудом, и глаза смертельно больного человека, смирившегося с неизбежностью. Он зашёл в один из тамошних трактиров, и всё, что смог купить на свои сбережения – кружку рину да кусочек хлеба… Корочку, которой бы не наелась даже эта птаха.

Эл махнул рукой в сторону притихшей Граю.

– Там на Давмира обратил внимание один незнакомец. Чужак подсел за стол к парнишке, угостил выпивкой и собственной закуской. Они разговорились. Видно, Давмир уже так устал от своих скитаний и вечного страха, что, неожиданно для самого себя, без всякой утайки выложил этому бродяге всё о своих злоключениях. А новый знакомый, выслушав беднягу, заявил, что таких вот скитальцев в наше время полным-полно. Судьба у каждого своя, а итог у всех один – дорога без конца и края. Вернее, есть край, но только после него уже ничего нет… И в одиночку уцелеть, ясно-понятно, трудно. Гораздо легче спастись в стае, когда тебя окружают такие же изгои. И предложил тот незнакомец Давмиру присоединиться к его разбойничьей вольнице, и тот, ясно-понятно, согласился, поскольку выбора, по сути, у него не было.

– И незнакомцем этим, очевидно, был не кто иной, как ты сам? – предположил Наир.

– Ну, разумеется, мой друг, – ухмыльнулся Эливерт крайне иронично. – У тебя просто нечеловеческая проницательность. Может это оттого, что ты не человек? Разумеется, я был тем самым бродягой, который предложил Давмиру вступить в ряды воровской вольницы. Случилось это давно, ещё до Битвы при Эсендаре, ещё до Лэрианора, и до того как… Ну, ты сам знаешь…

Эл болезненно покривился и непроизвольно потёр шрам на скуле.

– Подумал Давмир, подумал, да и примкнул к нашей волчьей стае. Хоть, по правде сказать, не годился он для такой житухи. Вроде, и драться умел, и в оружии толк знал, и силищи у него было через край – куда мне дохляку до того кузнеца! Но убивать, даже защищаясь, не умел. По сути, того сальварского стража порядка, что на его невесту глаз положил, пришил он совершенно случайно… Хватки ему не хватало, ловкости – а ведь вору без этого нельзя, пропадёшь. Об осторожности он не думал, всё мечтал о чём-то, грезил, как вернётся домой да заживёт со своей ненаглядной Вириян. Мы и вправду пару раз в Сальвар наведывались. Риск, ясно-понятно, был велик, да уж больно по невесте скучал горе-разбойник. Вириян известие о том, что Давмир её на самом деле разбоем занялся, не по душе пришлось. На меня она косилась как на врага заклятого, недолюбливала, чуяла, что до добра это не доведёт… Отец её к тому времени в тюрьме сгнил, мать вскорости померла, а она со своей несостоявшейся свекровью, матерью Давмира, так жить и осталась. Такую родную дочь не каждому Небеса пошлют, а тут – даже не невестка, а жили душа в душу. Ждала она своего Давмира. Редкие эти приезды ей всё равно, что великие празднества были. Только каждый раз Вириян просила бросить дела наши лихие, просила осторожнее быть. Его просила. И меня тоже. Так и сказала мне тогда, при последней встрече: «У Давмира голова горячая. Он опасности не видит, словно ребёнок в огонь сунется и не поймёт, пока не обожжётся. Ты, Эливерт, жизнь повидал, ты как зверь беду нутром чуешь. Потому тебя прошу – береги его, моего Давмира! Ты его на этот путь поставил, в попутчики к тебе он не напрашивался – ты сам позвал. Тебе теперь за него и ответ нести. Лишь на тебя уповаю! Сбереги, Эливерт!»