Единственное желание. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда - Страница 36

Настя потихоньку, чтобы не разбудить Наира, приоткрыла одну из створок. Раннее утро дохнуло в лицо прохладой и свежестью. Небо уже посветлело, облака окрасились в розовато-рыжий цвет – над горизонтом вставало солнышко. Быстро светало. Тьма города сменялась на серый полумрак. Ночью прошёл дождь, и сейчас ещё капли иногда срывались с черепичных крыш. В канавках между брусчаткой стояли лужицы. Блестели крыши домов, навесы на базарной площади.

И дивный запах дождя, смывшего городские нечистоты и принёсшего с собой аромат трав и земли, кружил голову, ведь это был запах настоящей свободы.

Настя улыбнулась, вдруг ощутив себя абсолютно на своём месте. Она уже успела прорасти в этот мир, полюбить его всем сердцем. И сейчас чувствовала это особенно остро.

– Прости, мамочка! – тихо шепнула Рыжая. – Я так скучаю по тебе, но за все сокровища вселенной я не согласилась бы променять этот мир на какой-нибудь другой!

Когда раздался осторожный стук в дверь, Настя была так далека в своих мыслях, что от неожиданности вздрогнула. Пару секунд она размышляла, стоит ли открыть дверь самой или лучше разбудить Наира.

Но лэгиарн спал как младенец. Видно, впервые за несколько суток, он счёл, что может отдыхать без опаски, и теперь посапывал себе, ничего не слыша.

Настя плотнее завернулась в плед и на цыпочках приблизилась к двери. Сердце её затравленно билось.

– Кто там? – спросила она дрогнувшим голосом, уже положив руку на засов, но не решаясь открыть.

– Свои, Дэини! Блудный ворон вернулся обратно в гнёздышко, – раздался из-за двери голос Эливерта, ещё более развязный, чем всегда.

Настя облегчено вздохнула – будто камень с души свалился. И даже нашла в себе силы улыбнуться, открывая – надо же, так переполошилась, а то, что это может быть Эливерт, и в голову не пришло.

Эл картинно застыл на пороге, окинул её пьяным взглдом, а потом ввалился в комнату, слегка пошатываясь. В руках он со старательностью жонглёра пытался удержать глиняный кувшин и два кубка.

– Нарисовался – не стереть! – проворчала Настя, отстраняясь и вновь закрывая дверь на засов.

– А что, не ждали? – ухмыльнулся Ворон.

– Больно нужно тебя ждать, – фыркнула Романова, возвращаясь к окну. – Бродишь где-то среди ночи, а потом в дверь тарабанишь… Напугал меня до смерти. Что тебе на месте не сидится? В смысле, не лежится… Сам говорил, народ здесь дурной, драка назревает внизу, и ушёл неизвестно куда. Мы ведь волнуемся!

– Врёшь ты всё! Волнуются они… ага! – Эливерт доковылял до окна, и, облокотившись на стену, мотнул головой в сторону беспробудно почивающего Наира. – Ушастик дрыхнет, как макдог! Ты вот бодрствуешь, и то ладненько! Давай-ка выпьем! У меня тут осталось немного…

Он приглашающе протянул ей один из кубков и встряхнул весело забулькавший кувшин.

Настя в утреннем сумраке заглянула в его улыбчивое лицо и сказала с упрёком:

– Ты пьян, Эливерт. Жутко пьян. Куда тебе ещё? Нам ехать скоро…

– Я? Пьян? – изумился разбойник. – О чём ты, Рыжая?

Он на миг замолк, разглядывая всё то, что держал в руках, и, соображая, как удачнее разлить рубиновое зелье по кубкам. Но на сей трюк Эл сейчас был не способен.

– Ну да, может и пьян, – согласился атаман. – Но к тому времени, как нам в путь, я трезвее трезвого буду. Уж с Ворона точно не свалюсь. Да я, если хочешь, могу на руках по комнате пройти или вон вниз спуститься, по водостоку!

Эливерт огляделся, прикидывая возможность исполнить обещанное, но, к счастью, занятые руки не дали ему возможности быстро исполнить задуманное.

– Держи! – велел он, протягивая посуду Насте.

– Нет, нет, нет! Не стоит, я тебе верю! – поспешно остановила его Рыжая, справедливо полагая, что, в любом случае, проверка акробатических талантов разбойника сейчас ни к чему.

Даже если он не свернёт себе шею, упав с водосточной трубы, а жутко загремит посреди комнаты, от этого вряд ли кому-нибудь станет легче. Грохот наверняка перебудит весь трактир, и в первую очередь Наира, у которого спросонок сердце из груди выскочит.

– Тогда выпей со мной! – упрямствовал Эливерт.

Настя отметила про себя, что пьяный он наконец-то окончательно перешёл на «ты». А ведь обращаясь к ней, он до сих пор частенько использовал в своей речи подчёркнуто вежливое «вы» и «миледи». Вежливое-то оно, конечно, вежливое, но из его уст это всегда звучало как откровенная издёвка.

– Знаешь, Дэини, в жизни всё так странно… Вот уж не думал, что такое скажу, – завёл хмельную песню атаман. – Но сейчас выпить хочу не просто так, сечёшь! Я такой девицы не встречал. Вот, к примеру, Риланн – славная, да таких-то много, а ты вот… как сказать… Я тебя будто всю жизнь знаю! Пока на тебя ничего такого не обрушилось, чтоб закалку твою проверить. Но ведь видно же! Видно, что не подведёшь. И мне, в самом деле, тебе верить хочется… Только ты не обмани моих надежд, Рыжая! Ты для меня… вроде старого друга из моей вольницы. Я, когда ты у меня за спиной, не оглядываюсь, потому что верю, что удара в спину не будет. А это... это о многом говорит, Дэини, провалиться мне в Лидонское ущелье, о многом! Ты же понимаешь, о чём я… Ведь тебе Наир наверняка уже всю подноготную моей жизни выложил?

– Нельзя было? – поинтересовалась Романова, отпивая небольшой глоточек.

– Да отчего же! Я своей жизни не стыжусь и ничего не скрываю. Живу, как умею, – пожал плечами Эливерт. – И жалости я не ищу… Объяснить просто хочу. Знаешь, в этом мире есть только одна женщина, которую я уважаю. Бесконечно уважаю. Ясно-понятно, о ком я… И, знаешь, я думал, что никого больше не смогу уважать, кроме Миланейи, но сегодня… Я понял, что знаю ещё одну женщину, достойную уважения!

– Это ты, должно быть, о Риланн? – насмешливо поинтересовалась Настя.

– Не ёрничай, Рыжая! Я говорю серьёзно, а ты всё на шутки переводишь, – скривился атаман. – Я о тебе говорю! И ты это прекрасно понимаешь. Может, моё уважение для тебя невелика честь, но я просто хочу, чтоб ты знала. Я тебя считаю другом своим, надёжным другом. И для меня это честь!

Настя не знала, что ответить. Наверное, на трезвую голову Эливерт никогда бы не сделал подобных признаний, но всё-таки было ясно, что он отдаёт себе отчёт в своих словах. И как раз оттого, что всё это было серьёзно и как-то очень по-взрослому, по-настоящему, Насте стало вдруг как-то неловко, и, чтобы разрядить обстановку, она шутливо сказала:

– За это надо выпить! Ты ведь меня уважаешь?

Разбойник кивнул, поднимая кубок.

– И я тебя уважаю, – улыбнулась Настя. – Так давай за нас – уважаемых людей!

Эливерт рассмеялся.

– Здорово сказала! Надо запомнить… За нас, за настоящих друзей! – провозгласил он, надолго прикладываясь к кубку.

Улыбаясь пафосному тосту, Романова сделала небольшой глоток, и терпкое виноградное «зелье» тёплой волной прокатилось по горлу. От удовольствия она зажмурилась.

Эливерт осушил свой кубок, тут же налил ещё. Заметив, что Настя не допила, состроил такую обиженную гримасу, что девушка не сдержалась и прыснула смехом, поспешно зажимая себе рот и оглядываясь на спящего Наира.

– Т-с-с-с! – прошипел Эливерт, пытаясь приложить палец к губам.

Но в правой руке у него был кувшин, а в левой – кубок, и попытка не удалась, отчего он захохотал ещё громче Насти.

– До дна! – весело велел Эливерт, и журчащее рубиновое зелье вновь полилось в кубки. – С тебя ещё один тост! У тебя они как песни менестрелей.

– За то, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было! – провозгласила Настя, громко чокаясь о бокал разбойника.

– О, вот это тост! Всем тостам тост! – расхохотался Эливерт. – Наш! Разбойничий! Ты случайно там, в своём мире, в какой-нибудь вольнице не состояла?

– Нет, не доводилось…

– Ну, ничего! Ещё не всё потеряно! Хочешь в лэрианорской вольнице атаманшей будешь?

– А я думала, ты на этом месте Миланейю предполагаешь видеть? – осторожно спросила Настя.

– Ну что ты, Дэини! Какая из Миланейи разбойница? – закатил глаза Эл. – Всё равно, что из меня менестрель. А ты бы…