За городом - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 11

— Знали ли вы об этом раньше? — спросил он.

— Я не смела и подумать об этом.

— Какую ледяную маску я должен был носить! Может ли человек, испытывающий такое чувство, как я, не показывать этого? Но, по крайне мере, ваша сестра знала об этом.

— Ида!

— Она узнала вчера вечером. Она начала хвалить вас, я высказал свои чувства, и в одну минуту ей сделалось все известно.

— Но что могли вы… что могли вы найти во мне? О, дай Бог, чтобы вы не раскаялись в этом.

При этом счастье ее нежное сердце тревожила мысль о том, что она недостойна счастья.

— Раскаиваться в этом? Я чувствую, что я спасен. Вы не знаете, до чего деморализирует человека эта жизнь в Сити, как она его унижает и вместе с тем поглощает все его время. У вас всегда слышится в ушах звон денег. Вы не можете думать ни о чем другом. Я ненавижу ее от всей души, но могу ли я оставить ее, если я этим огорчу моего дорогого старого отца? Есть только одно средство, которое может спасти меня от заразы — это если на меня дома будет влиять что-нибудь чистое и возвышенное, так что это закалит меня против всего, что может меня унизить. Я уже почувствовал на себе это влияние. Я знаю, что когда я говорю с вами, я бываю лучше. Вы, и никто другой, должны идти со мной рука об руку в жизни, а иначе я пойду совершенно один.

— О, Гарольд, я так счастлива!

И они все ходили в сумерках, которые постепенно сгущались, между тем как на темно-голубом небе над их головами стали показываться одна за другою звезды. Наконец, с востока подул холодный ночной ветер и напомнил им о реальном мире.

— Вы должны идти домой. Вы простудитесь.

— Мой отец будет беспокоиться обо мне. Сказать ему об этом?

— Да, если вам так угодно, мое сокровище! Или же я скажу ему завтра утром. Но нынче вечером я должен сказать об этом матери. Я знаю, что она будет в восторге.

— Надеюсь, что так будет.

— Позвольте мне проводить вас по садовой дорожке. Теперь так темно, а у вас еще не зажжена лампа. Вот галерея. Так до завтра, моя дорогая!

— До завтра, Гарольд.

— Сокровище мое!

Он наклонился к ней, и их губы встретились в первый раз. Затем, когда она отодвинула стеклянную раму, она услыхала, как он быстрыми твердыми шагами шел по выложенной щебнем садовой дорожке. Когда она вошла в комнату, то в ней была уже зажжена лампа, и тут находилась Ида, которая точно какая-нибудь злая маленькая фея танцевала перед ней.

— А у тебя нет ничего такого, что ты могла бы передать мне? — спросила она с важностью. А затем, бросившись на шею к сестре, она воскликнула: — О, ты моя милая, милая Кларочка! Как я рада! Как я рада!

Глава VII

«Venit Tandem Felicitas»

Ровно через три дня после того, как доктор и адмирал поздравили друг друга, радуясь тому, что этот союз еще теснее соединит их семьи, а их дружба сделается для них еще дороже и задушевнее, мисс Ида Уокер получила письмо, которое в одно и то же время и удивило и очень насмешило ее. Оно было прислано от соседей рядом с ними, и его принес после завтрака рыжий мальчик.

«Дорогая мисс Ида, — так начиналось это курьезное послание, а дальше шло уже в третьем лице: — Мистер Чарльз Уэстмакот надеется, что он будет иметь величайшее удовольствие покататься с мисс Идой Уокер на его трехколесном тандеме. Мистер Чарльз Уэстмакот приедет на нем через полчаса. Вы будете сидеть впереди. Преданный вам всей душой Чарльз Уэстмакот». Письмо было написано крупным почерком школьника; буквы, с очень тонкими штрихами наверху и нажимами внизу, стояли отдельно одна от другой, как будто бы тому, кто писал это письмо, стоило большого труда написать его.

Хотя письмо это было странно по форме, но смысл его был ясен, поэтому Ида поспешно пошла в свою комнату и только что успела надеть свое светло-серое платье для езды на велосипеде, когда увидела у входной двери тандем, на котором сидел его рослый и широкоплечий хозяин. Он подсадил ее на седло с более важным и задумчивым лицом, чем обыкновенно, и через минуту они быстро катились по прекрасным гладким пригородным дорогам по направлению к Форест-Гиллю. Тяжелая машина подпрыгивала и дрожала всякий раз, как этот атлет нажимал на педали своими большими ногами, между тем как миниатюрная фигурка в сером со смеющимся лицом и развевающимися по ветру золотистыми локонами, которые падали из-под маленькой соломенной шляпы с розовой лентой, только твердо держалась на своей насести, а педали вертелись сами собою у нее под ногами. Они проехали милю за милей, причем ветер дул ей прямо в лицо, а деревья, шедшие двумя длинными рядами по обе стороны дороги, только мелькали в глазах; они объехали кругом Кройдон и приближались к Норвуду с противоположной стороны.

— Вы не устали? — спросила она у него, смотря через плечо и повернув к нему маленькое розовое ушко, пушистый золотистый локон и один голубой глаз, который блестел из-под угла века.

— Ни крошечки. Я только что разошелся.

— Не правда ли, как хорошо быть сильным? Вы всегда напоминаете мне паровик.

— Почему паровик?

— Да потому, что он имеет громадную силу, на него можно положиться, и он не рассуждает. Я не хотела сказать этого последнего слова, знаете ли, но… но… вы знаете, что я хочу сказать. Скажите, что такое с вами?

— Почему вы меня спрашиваете об этом?

— Да потому, что у вас есть что-то на душе. Вы нынче ни разу не смеялись.

Он засмеялся принужденным смехом.

— Я очень весел, — сказал он.

— О, нет, вы совсем не веселы! А почему вы написали мне такое страшно сухое письмо?

— Ну, вот! — воскликнул он. — Я был уверен в том, что оно вышло сухо. Я сказал себе, что оно до крайней степени сухо.

— Так зачем было писать его?

— Оно не моего сочинения.

— Так кто же его сочинил? Ваша тетушка?

— О, нет. Один человек, по имени Слаттери.

— Господи Боже мой! Кто же это такой?

— Я так и знал, что это откроется, я чувствовал что так выйдет. Вы слыхали о Слаттери, авторе?

— Никогда не слыхала.

— Он умеет удивительно хорошо выражать свои мысли. Он написал книгу под заглавием: «Открытая тайна, или легкий способ писать письма». В ней вы найдете образцы всевозможных писем.

Ида расхохоталась.

— Значит, вы и на самом деле списали одно из них?

— В письме было приглашение молодой даме на пикник, но я принялся за дело и так его изменил, что оно вполне годилось для меня. Слаттери, как кажется, никогда не приходила в голову мысль пригласить кого-нибудь покататься на тандеме, но когда я написал его, то оно показалось мне ужасно сухим, так что я прибавил начало и конец моего собственного сочинения, что, кажется, очень его скрасило.

— Начало и конец показались мне немножко смешными.

— Смешными? Значит, вы заметили разницу в слоге. Как быстро вы все понимаете! Я очень непонятлив на такие вещи. Мне бы следовало быть лесничим, смотрителем за дичью или чем-нибудь в этом роде. Я создан для этого. Но теперь я нашел кое-что.

— Что же такое вы нашли?

— Занятие скотоводством в колониях. В Техасе живет один мой школьный товарищ и он говорит, что там отлично жить. Я куплю себе пай в его деле. Там все на открытом воздухе — можно стрелять, ездить верхом и заниматься спортом. Что, для вас будет… будет очень неудобно поехать туда вместе со мной, Ида?

Ида чуть не свалилась с сиденья от удивления. Единственные слова, которые она могла придумать в ответ на это, были: «Господи, мне ехать!» и она сказала их.

— Если это только не расстроит ваших планов и не изменит ваших намерений. — Он замедлил ход и выпустил из рук ручку велосипеда, так что эта большая машина катилась как попало, то по одной стороне дороги, то по другой. — Я очень хорошо знаю, что я не умен и все такое, но я сделаю все, что могу, для того чтобы вы были счастливы. Может быть, со временем вы меня немножко полюбите, как вы думаете?

Ида вскрикнула от страха.

— Я не буду вас любить, если вы ударите меня об стену, — сказала она, когда велосипед заскрипел у тротуара. — Правьте хорошенько.