Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан - Страница 88

Один из них работал экспедитором у крупного дистрибьютора звукозаписывающей компании, а второй – ассистентом в дорогой мужской парикмахерской (ну как ассистентом: «Джерри, принеси кофе», «Джерри, принеси мистеру Бентли его ботинки», «Джерри, сбегай за…» и все в таком духе).

– Здорово, чувак, как жизнь?

– Норм, а как сам? Сто лет тебя не видал.

– Ну да, дела.

– Да, ты прямо такой деловой стал, охренеть.

– Ну, а как ты думал. Хлеб с маслом на стол с неба не падает.

– Ага, и капуста в карман тоже.

– Не поспоришь.

Дженни стояла, с любопытством оглядываясь вокруг, что она, интересно, думала об этой компашке? Руни, как обычно, тащилась от всего происходящего и пожирала меня глазами, от чего тащился я. Я кивнул на парней и сказал:

– Джерри, Уиллис, знакомьтесь: это Руни и Дженни.

У Кошечки в тот вечер было свидание. И не абы с кем – с аудитором из Санта-Моники!

– Приятно познакомиться, – ухмыльнулся Джерри. У этого парня самые красивые зубы в Штатах; он прекрасно об этом знал и при каждом удобном случае разевал рот шире входа в Китайский театр Граумана[33].

– О-очень приятно, – сказал Уиллис. Я знал, что он мне подыгрывает – подкатывает к Руни, чтобы я почувствовал себя крутым.

Я легонько двинул его кулаком в бицепс, и мы с девчонками почапали дальше. Поздоровались с хозяином (редкий козел) и пошли в спальню кинуть куртки. Но на куртках и пальто, сваленных на кровати, целовалась парочка УКЛАдчиков[34], поэтому мы положили свои на подоконник. Вечеринка обещала быть занудной. Из гостиной ревел ритм-энд-блюз, из столовой – дешевый поп, а в коридоре они накладывались друг на друга.

Мы влились в эту какофонию и стали искать спиртное. Тут я увидел, как Роджер Гор чешет в кухню, и сразу смекнул, что наливают именно там. Я повернулся к Дженни.

– Видишь того парня в пальто в гусиную лапку? Который на кухню идет?

Дженни кивнула.

– Держись от него подальше. На этой вечеринке вагон нормальных парней. А от этого одни проблемы. Он мужик неглупый, и на лицо вполне, но врет, как дышит, поэтому еще раз говорю – держись от него подальше. Это тебе мое наставление на этот вечер. А теперь беги, развлекайся. – Я слегка пихнул ее коленкой под зад, чтобы задать нужное направление.

Руни улыбнулось.

– Всегда на страже морального облика молодежи.

– Вот сейчас кто-то огребет, – ответил я.

– Ну не здесь же, сэр!

Иногда мне ужасно хотелось укусить ее за ушко. Ох уж эти ее улыбочки. Хайди[35], Рапунцель, Белоснежка и Мата Хари в одном лице.

Мы пошли на кухню и поздоровались с Роджером, который пытался изобразить что-то такое из мартини и маринованных корнишонов. Чертов выпендрежник.

Где-то через час, когда Руни танцевала бибоп с Уиллисом, а я пытался вытянуть из стопки пластинку Ти-Боуна Уокера, ко мне подошла Дженни и заявила:

– Я пойду выпить с Роджером. Вернусь где-то через полчасика.

Я даже злиться не стал. Какой смысл? Я знал, что так оно и будет. Это как с детьми, скажешь ребенку: «Не смей засовывать себе в нос фасоль», отвернешься на минутку – а паршивец валяется на полу, в каждой ноздре по фасолине, и весь посинел уже. Дети есть дети, ничего не поделаешь.

В общем, Дженни свалила под ручку с Роджером. Когда Руни наплясалась и Уиллис вернул ее мне, я с улыбочкой рассказал ей про этот демарш.

– Что ж ты ее не остановил? – спросила она.

– Я что, по-твоему, Торквемада? – разозлился я. – Мне и с тобой хватает хлопот, я за всеми и каждым присматривать не нанимался. Успокойся, бога ради, ничего он ей не сделает, скоро вернутся.

Мы прождали шесть часов. Вечеринка закончилась, мы реально задолбались и в итоге не выдержали и поехали ко мне отсыпаться. Часов в пять утра зазвонил телефон, я нашарил трубку, зачем-то поднес ее к носу и подул в нее. Через минуту до меня дошло, что я что-то не так делаю. Я попробовал приложить трубку к глазу, потом – не тем концом – ко рту, и наконец, перепробовав все варианты, пристроил ее как надо. Звонила Дженни.

– Можешь за мной подъехать?

– Ктрыйчассс?

– Не знаю, поздно. Так можешь подъехать?

– А тгде?

– В телефонной будке на Сансет, около Хайлэнда. Можешь приехать? – тут она начала плакать, и я мигом проснулся.

– Ты в порядке там?

– Да, да, все нормально, можешь меня забрать?

– Конечно, я подъеду, но что случилось-то? Где тебя носило? Мы тебя ждали, пока все не разошлись, Руни места себе не находила.

– Я тебе потом расскажу. Можешь прямо сейчас приехать?

– Через пятнадцать минут буду.

Она повесила трубку. Руни я будить не стал – выбрался из кровати, надел штаны и куртку и свалил по-тихому. Дженни стояла под уличным фонарем рядом с будкой, из которой звонила. Я усадил ее в машину – она тут же разревелась – привез ее к себе, устроил на диване в гостиной и лег спать сам.

Утром Руни кудахтала над ней, как над Сироткой Энни[36], пока она всё нам не рассказала. История была, конечно, зашибись. Роджер повел ее в ближайший бар и попытался напоить (зря только потратился, ей бы все равно мозгов не хватило понять, что к чему). Потом он сказал, что ему надо отогнать машину домой (типа это его соседа машина, и она ему нужна). Как только они приехали к нему, Роджер попробовал к ней подкатить, но Дженни клялась, что у него ничего не вышло. Тогда Роджер обиделся и заснул. Дженни прождала три часа и наконец решила его разбудить, но он или слишком крепко спал, или притворялся, что спит, и в итоге ей пришлось валить оттуда и топать полтора часа до ближайшей телефонной будки.

– А чего ты от него не позвонила?

– Боялась, что он проснется.

– Так ты же вроде хотела его разбудить, нет?

– Ну да.

– Так чего от него не позвонила?

– Боялась. Хотела побыстрее оттуда убраться.

– Чего боялась? Его?

– Ну…

– Дженни, скажи по-честному, он тебе что-то сделал?

– Ничего не сделал, клянусь. Но он так разозлился, когда я отказалась. Даже назвал меня этой… ну…

– Знаю я, как он тебя назвал. Забудь.

– Не могу.

– Ну не забывай тогда. Только не ври мне. Он тебе точно не присунул?

Дженни отвернулась – из-за моего грубого выражения, как я подумал тогда.

– Ничего не было, – сказала она.

В общем, я даже не мог заставить себя разозлиться на Роджера. Он поступил, как поступил бы любой парень на его месте: попробовал завалить девчонку, а когда ничего не вышло, полез в бутылку. Худшее, что он сделал – повел себя не по-джентльменски: лег спать, предоставив ей самой добираться домой. Но я с самого начала знал, что Гор вообще никаким боком не джентльмен, так что случившегося было явно недостаточно, чтобы набить ему морду. Мы решили оставить всё как есть, я быстро об этом забыл и, к счастью, некоторое время не натыкался на Роджера Гора.

И вот восемь недель спустя я курю и размышляю, пока Дженни прохлаждается в туалете с журнальчиком и растущим семенем внутри. Чувствую себя в ответе за случившееся. Снова зазвонил телефон, и я нехотя поднял трубку: Руни.

– Она тебе рассказала?

Я промычал что-то утвердительное.

– Знаешь, что делать?

– Есть три варианта, – ответил я. – Она может родить, может сделать аборт или заставить Роджера жениться на ней. Первый и третий варианты, думаю, можно исключить, второй вариант – наиболее практичный. Ну, еще есть четвертый – самый быстрый и доступный из всех.

– Какой? – спросила Руни.

– Она может купить пистолет и вышибить свои сраные тупые мозги.

Если ты приятельствуешь с парой джазменов, поболтал на вечеринке с проституткой, знаком с бакалейщиком, который организует подпольную лотерею в своем районе и время от времени тусуешься в негритянском квартале, то все автоматически считают тебя «загадочным» человеком, обладающим «связями» в криминальном мире, и начинают обращаться к тебе с просьбами о таком дерьме, с каким ты и близко не сталкивался. У людей, которые не нюхали Настоящей Жизни, автоматически формируется в голове этот шаблон: поскольку сами они никогда не переходили границу дозволенного, всякий, кто позволяет себе выходить за тесные рамки их социального круга, сразу становится «загадочным» и далее по тексту.