Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан - Страница 175

И я развернул такую террористическую деятельность, что Красным Бригадам стало бы завидно.

Таким образом я пришел к ПРАВИЛУ ТРЕТЬЕМУ: Если хочешь поквитаться с большой производственной структурой, не связывайся со всякой мелочью из ее низов, которую тебе бросают как пушечное мясо, отвлекающее от настоящих злодеев.

Какой смысл цапаться с редакторшей? Она всего лишь служащая, лишенная возможности влиять на решения. Мне нужна была та скала, что загораживала поток. Та самая Шишка Наверху, которая раздавала советы БЭГ. Наведя справки, я узнал имя и должность генерального директора издательства и потребовал возврата прав непосредственно у него. БЭГ. (Этот надоедливый перечень утомительных попыток урезонить издателей предлагается только для того, чтобы показать вам, что было сделано все возможное и невозможное для решения конфликта мирным путем. Необходимо, чтобы свидетели вашей вендетты убедились в соблюдении вами ПРАВИЛА НОМЕР ЧЕТЫРЕ: не выглядеть маньяком в глазах окружающих. Ваше безумие берсерка должно иметь вид разумной и спокойной деятельности. Когда вы в конце концов прибегнете к Бомбе, это должно выглядеть неизбежным следствием надменности, тупости и упрямства ваших противников.)

Генеральный директор мне даже не перезвонил. Не ответил на мое письмо от тринадцатого числа. Не отреагировал на телеграмму, просившую ответа на мое письмо от тринадцатого числа. Тогда я начал посылать ему кирпичи.

Еще несколько лет назад можно было отсылать счета телефонной компании и бандероли без марки. Может быть, вы помните эти счастливые дни. Оплачивал отправление получатель.

Я начал посылать генеральному директору кирпичи. Двести тринадцать штук, примерно по десять в день, аккуратно обернутые в коричневую бумагу от мясника, которой у меня был целый рулон (пришлось купить). Подговорил сделать то же самое друзей из других городов. Каждый адресован персонально гендиру. И пока не развернешь, не скажешь, что эти аккуратные прямоугольные пакеты – просто кирпичи. Сотни кирпичей. Лично. В собственные руки. Срочно! Скоропортящийся материал! Не бросать! Хрупкие предметы!

И тут на сцену выступил я. (ПРАВИЛО НОМЕР ПЯТЬ: в процессе мести постарайтесь развлечься. Если это будет выглядеть, как шутовство, очко в вашу пользу, коль власти до вас доберутся. Да вы что, инспектор, я просто шутил! Ваша честь, я утверждаю, что мой клиент просто зашел в своих дурачествах слишком далеко, пожалуйста, не вешайте его.)

После первых двухсот тринадцати кирпичей я стал посылать их примерно по сорок в неделю. В конце месяца, когда мои друзья стали жаловаться, что у них довольно серьезные почтовые издержки, и интересоваться, долго ли я еще собираюсь продолжать это сумасшествие, я написал генеральному директору записку на фирменном бланке Донни Осмонда (напомните мне рассказать, как эти бланки ко мне попали) с очень простым содержанием: «Вам хватит построить бункер, который мне не разрушить, разок дунув. Но, быть может, лучше вернуть права на мою книгу? С любовью, Харлан Эллисон».

Ответом был звонок редакторши. Ее голос прерывался и дрожал, свидетельствуя о том, что Высшие Силы вот-вот сорвутся с цепи. Пожалуйста, перестаньте беспокоить генерального, попросили меня. Как же. Нет и нет. Передайте генеральному, попросил я, что, если он не перестанет задирать нос и не вернет мне книгу, я не только перешлю ему весь остаток сортира, но еще и посмотрю, как он в нем тонет! Она вздохнула, зная, что я не блефую, и повесила трубку.

ПРАВИЛО НОМЕР ШЕСТЬ: Они должны знать, что вы способны на все.

Они должны ясно понимать, что вы слегка свихнулись и на блеф неспособны. Заставьте их понять: идет война.

Чуток паранойи не повредит. Я паковал кирпичи только в резиновых перчатках. Черта с два до меня кто доберется!

Но у генерального должностная надменность сочеталась с глупостью, образуя непробиваемую комбинацию, и права он мне не вернул.

Настала фаза девять.

Среди моих знакомых много странного народа. Может быть, и среди ваших знакомых тоже. Один из таких моих знакомых – наемный убийца. К сожалению, не первого ранга. У него не та национальность – он литовец. Да, я знаю, что это очень смешно: наемный убийца – литовец. Но чем богаты, тем и рады. Он классный парень, хотя и один из самых недотепистых пистолетчиков в мире. Однажды он отстрелил себе два пальца на ноге. Даже не спрашивайте как.

Он звал себя Шандором. Имя не настоящее, однако в данном случае сойдет. Я позвонил Шандору и попросил об услуге. Он был у меня в долгу (как-нибудь спросите меня о лавке жареных каштанов, хромой официантке, двадцатигаллоновом молочном бидоне и о том, как я выручил Шандора).

На последней странице какого-то номера «Паблишерз Уикли» я нашел фотографию генерального директора и попросил Шандора припугнуть его, но не тронув на его седеющей голове ни волоска.

Примерно через неделю Шандор мне позвонил (за мой счет) и рассказал, как это было: прежде всего в этот день была убийственная жара, и Шандор, когда заговорил с гендиром на улице Манхэттена возле издательства был в плаще с капюшоном. Представьте себе, если хотите, почти двухметрового, с щербатой мордой, очень бледного и потного пингвина с голосом будто со дна бутылки. Представьте себе еще, что выходите с работы после утомительного дня, волоча дипломат и размышляя о том, что поезд на Нью-Рошелл вы уже пропустили, и вдруг с вами рядом возникает этакое явление, обнимает вас мускулистой лапой за плечи и шепчет в ухо: «Твоего сына зовут Майкл, а дочку Мишель, она ходит в школу «Кадваллер» на Лонг-Айленде, а он учится в Гарварде, а живешь ты на Гроув-авеню в Ларчмонте, дома у тебя стоит паршивая устаревшая сигнальная системка, и если ты, мужик, понял, к чему я клоню… Так вот, если придешь домой и увидишь, что они у тебя гвоздями к стенке прибиты вместо фотографий, тогда поймешь, что надо было Эллисону вернуть права на книжку, а то я тебе башку отрежу картофелечисткой и твоей же семье наложенным платежом пошлю, понял?» – и растворяется в толпе.

На следующий день редакторша позвонила в истерике. Да что я себе позволяю по отношению к старому человеку! Да у него же сердечная недостаточность! Да что я, с ума сошел, что ли?

Ну, я, конечно, написал генеральному письмо. У меня только недавно умерла мать от сердечной недостаточности, и мне казалось, что из самых лучших побуждений его следует ознакомить со статистикой сердечной недостаточности, со списком лучших специализированных больниц и приложить ксерокопию статьи из журнала Американской медицинской ассоциации о последних исследованиях в области кардиостимуляторов, в общем, все, что может вдруг срочно понадобиться человеку, озабоченному собственным здоровьем. Это я не стал писать на бланке Донни Осмонда. Там, где речь идет о серьезных вещах, фривольного тона следует решительно избегать.

Надо отдать ему должное – генеральный оказался серьезным противником. Кремень старик; не поддавался. Я даже почувствовал растущее к нему уважение за такую стойкость перед безобразными выходками.

Редакторша позвонила еще раз. В слезах. Много раз было сказано «ради бога». Я ответил, что для этого нужно всего лишь письмо с обещанием вернуть мои права. Она сказала, что попробует еще раз. Ответ: БЭГ.

Даже я уже готов был уступить, боясь зайти Слишком Далеко, но тут мне совершенно случайно представилась возможность перейти к фазе десять – гораздо более ужасной, чем все предыдущее.

У меня дома расплодились мешотчатые крысы. Эти мелкие твари вылезали каждое утро – и съедали все, что не могло от них удрать. Я обратился в компанию по дератизации и после колоссальных расходов обнаружил, что они тоже ни черта сделать не могут. Но одну из этих тварей мы добыли. Она торчала, наполовину вылезши из норы, мертвее, чем забота о бедных в программе Рейгана. Зубы оскалены, когтистые лапы скрючены в предсмертной судороге, глаза закачены под лоб, белки вылезли. Нас, ребята, самих замутило.

И эту дохлую крысу я отправил директору.

Самой медленной почтой. С приложенным к ней тошнотворным рецептом Теда Когсуэлла: жаркое из мешотчатой крысы в собственном соку. Самой медленной почтой. Недельки за две она добралась до издательства. Мне говорили, что уже на узловой станции Чикаго она была – как бы сказать – элегантна. То, что Пазолини называл Mondo Pukeo. Редакторша позвонила. Говорила неразборчиво, но страстно. Кипятилась насчет того, что пришлось окуривать весь почтовый офис издательства. Через три дня мне вернули права на книгу. Берегите Бомбу (или крысу) до последнего момента.