Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан - Страница 167

Я не нахожу равного тому, что Льютон сделал всего лишь в восьми фильмах между 1942 и 1946 годами, с бюджетами такими жалкими и достижениями такими поразительными, с такими скромными притязаниями студии, что они служат чем-то вроде ориентира для всех подвизающихся в этом жанре, будь то Джон Карпентер или Брайан де Пальма.

Рассматривая шедевр Льютона в качестве эталона и сравнивая с ним современную кровавую кинохалтуру, я утверждаю, что последнее – не фильмы ужасов, не саспенс и даже не хоррор. Эти фильмы являются (и это и есть моя теория) наглым и явным ответом реакционеров на феминистское движение в Америке.

Никакие великие истины совершенно точно не представлены в этих фильмах вниманию публики, нет в них и подтекста, который обогащает нас апокрифическим осознанием, нет тонких характеристик, освещающих темные уголки нашей души, нет идеи… разве что такая: всякий, с кем ты встречаешься, – свихнувшийся убийца, который только и ждет момента, когда ты повернешься к нему спиной, и тогда он перережет тебе глотку.

Нет, лично я убедился в одном, даже если вам эту теорию трудно понять: этот бесконечный наплыв фильмов, в которых женщин одну за другой режут самыми мерзкими и отвратительными способами, которые только может придумать больной ум, – это потворство страху большинства мужчин, что женщины «решили их обскакать».

В стране, где Джон Уэйн по-прежнему остается символом того, каким должен быть мужчина, идея сильных женщин, ведущих интеллектуальную и сексуальную жизнь более активную, чем мужчины, предается анафеме. Я предлагаю теорию о том, что мужчины, которые ходят на эти фильмы, радуются мысли о расчлененных и выпотрошенных женщинах. Они так отрываются. В их мерзких головах бьется мысль: «Так этой суке и надо!»

Публика, которая ходит на эти фильмы, которая выстраивается в очереди, часами дожидаясь своей миски смертельного месива, – это социопаты, сами того не сознающие. Кроме этого – и у меня нет способа это доказать, – я думаю, что эти фильмы не служат очищению, катарсису. Они только подогревают кровь потенциального насильника, потенциального угнетателя, потенциального убийцы с ножом.

Редакционная статья «Лос-Анджелес уикли» (номер от 15–21 января 1982), предлагающая клиническое обоснование теории о том, что кровавое кино повышает толерантность мужчин к насилию, направленному на женщин, всего лишь очередное свидетельство в существующем множестве подобных, которые корыстолюбивые киноделы и предсказуемые и ограниченные либералы вроде меня отказываются признавать. Это извращенные мечты, возникшие из темной ямы, которая есть в каждом из нас, это та дрянь, с которой мы боремся, чтобы оставаться достойными людьми.

Я эту тему оставлю. Пока что.

Но теперь я хочу вспомнить, что случилось с теми ответственными людьми, которые пытались что-то с этими фильмами сделать. Это было похоже на военную авантюру, на приключение в стране болванов. Лихорадочно отстреливаясь в жарком воздухе, повисшем над землей, писатели, которые всю свою жизнь сражались против цензуры, пригвоздили себя к позорному столбу, став своими собственными цензорами… это было шикарно!

Это говорит нам больше, чем мы хотим знать, о природе самоослепляющего страха, порождающего моральный вакуум, прикрытый ложной храбростью. И тут я перестаю быть вежливым.

Есть древняя японская поговорка: «Торчащий гвоздь забивают».

Почти сразу после того, как я начал эту статью (в 1981-м), вскоре после того, как я пришел к пониманию того, что безответственная демонстрация в фильмах избыточного насилия есть растущая тенденция, которая позволит трусам из «Морального большинства» наложить на киноиндустрию тяжкие ограничения, я смог на собственной шкуре испытать, как торчащий гвоздь заколачивают люди, изменчивая этика и недостаток личной храбрости которых позволяют им лишь молчать из страха навлечь на себя гнев неразборчивых кинозрителей.

Мое странствие по стране болванов началось с просмотра фильма Брайана де Пальмы «Прокол». Просмотр был заказан Обществом кинолюбителей Гильдии сценаристов для членов организации. Сейчас это Общество является клубом с личным членством; каждый из 1885 членов Гильдии подписан на годовой пакет, включающий сорок два фильма по цене 1,25 долларов за пару. Заказ этих фильмов – довольно сложный процесс, который я опишу позже. Картины из примерно трехсот предлагаемых Гильдии главными студиями выбирает Комитет Общества кинолюбителей, куда входят (среди прочих) критик Артур Найт, Рэй Брэдбери (один из основателей Общества, созданного двадцать два года назад), сценаристы, и учителя Арнольд Пейсер и Уильям Фрог, и моя скромная персона. Подробнее о самом Комитете позже.

Позвольте мне теперь привести письмо, которое я написал в Бюллетень Гильдии сразу после событий, связанных с просмотром «Прокола». В нем изложена история этого непредвиденного осложнения, и оно приведет нас к следующему нашему захватывающему разделу, в котором ваш неустрашимый въедливый зануда выступает против прямых потомков тех, кто стоял и смотрел, как Дрейфуса отправляют на Чертов остров. Ох, как же я люблю драматизировать такие стычки!

Извинения обществу кинолюбителей

Как ни непривычно мне публично извиняться за свое порой неправильное поведение, я должен предложить такое извинение большинству присутствовавших на просмотре фильма «Прокол» в Обществе кинолюбителей в 2:00 в субботу 1 августа.

То поведение, которое я презираю в буйных аудиториях, которое поносил и оскорблял неоднократно на этих страницах и в нашем театре… именно в таком поведении я и повинен.

Отсмотрев три четверти фильма Брайана де Пальмы я, даже сам того не осознавая, подскочил, начал кричать в полный голос и демонстративно вышел из кинотеатра. Это достойно порицания, и мне искренне стыдно. То, что я совершенно не осознавал, что делаю, что мною овладело отвращение к грубому обращению с женщинами в этом фильме, меня не оправдывает. Это была примитивная реакция, и я совершенно потерял самоконтроль. И только когда я приехал домой, все еще дрожа от гнева и отвращения, моя подруга Джейн смогла мне рассказать, что именно я выкрикивал.

Я своих слов не помню, но Джейн говорит мне, что кричал я следующее: «Господи Иисусе! Это же очередной мерзкий фильм де Пальмы… надо было заранее понять!» (В этот момент я выскочил в проход.) «Он же псих, он же извращенец!» (Здесь публика начала смеяться.) «Дальше только вспоротые животы и уроки анатомии!» (В этот момент я уже выбегал из дверей.)

Дон Сигал (писатель, не режиссер) догнал меня снаружи и выразил понятную досаду по поводу моего поведения, а также сделал мне следующий выговор:

– Если вам не нравятся эти фильмы, то выходите из нашего Общества.

Я ему ответил в слепой ярости:

– Ага, «выходите из Общества»! Да я же один из тех, кто эти чертовы фильмы выбирает!

Последовав моему примеру, за мной вышли Джон Консидайн с сопровождавшей его дамой и еще некоторые. Мне говорили, что из нескольких тысяч зрителей с сеансов ушли всего шестнадцать. Пожалуй, это меня расстраивает почти так же, как мои неконтролируемые действия.

Мое отвращение к «Проколу» во многом родилось из омерзения к предыдущему проявлению женоненавистничества де Пальмы – фильму «Бритва», который мы тоже смотрели в Обществе кинолюбителей, а еще – из растущего осознания, что эти фильмы – просто чуть более элегантно состряпанные примеры жанра, который стал известен как «кровь и кишки».

Пока шел «Прокол», ком у меня в горле все набухал под давлением колонки о феномене кровавых фильмов, которую я написал всего за несколько дней до того.

Как член Комитета Общества кинолюбителей (надеюсь, что ответственный член), я поставил вопрос об этих фильмах перед моими коллегами по Комитету. У меня такое чувство, что мы должны пересмотреть критерии отбора фильмов для демонстрации членам Общества. Я решительно против цензуры в любом ее виде. Тем не менее фильмы для Общества мы все же выбираем – выбираем из доступных нам, руководствуясь датами показа и другими ограничениями, накладываемыми на нас студиями, и как мы отказываемся от показа фильма, заранее зная, что он дрянь, так в рамках того же процесса выбора мы вполне можем поставить вопрос о желательности или нежелательности показа фильмов, взывающих к наименее благородным инстинктам публики.