Царь Александр Грозный (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 60

Но Баязид никак не думал, что ему придётся кому-то подчиняться, кроме своего брата — будущего султана, Аллах вершин[1]. А тем более, какому-то Русскому Царю, захватившему города в устьях двух важнейших рек: Астрахань и Танаис.

Русские князья стали называться царями, а это плохой знак, говорящий о том, что они стремятся к владению землями тюркских каганатов, входивших в империю чингизидов, правители которой тоже называли себя царями. А Осман завещал эти народы и земли своим наследникам, то есть, ему, Баязиду…

Он, Баязид, в отличие от Мустафы, поддерживал заявленную Османом идеологию «гази»[2] для оправдания набегов и войн. И это он, в отличие от первого наследника престола империи, готов поднять меч Османа — символ борьбы за веру.

Об этом думал Баязид, когда сидел в ожидании русского царя в душной комнате, овеваемой влажными болотными сквозняками. Все четыре ряда остеклённых окон, открытые нараспашку давали только иллюзию прохлады.

Баязид и другие князья сидели на широких деревянных лавках, установленных вдоль стен по трём сторонам помещения. У четвёртой стены на невысоком постаменте в одну ступень стоял деревянный резной трон. С обеих сторон от трона тоже имелись скамьи, тянущиеся вдоль четвёртой стены, а сразу за троном имелась небольшая, скрытая балдахином дверь.

Однако Александр вошёл через центральные двери с парадного крыльца.

Двойные двери распахнулись наружу, и в них сначала появилась стража, состоящая из восьми воительниц: двое остались стоять возле дверей, двое разошлись по дальним углам, четверо сопроводили Александра к трону и встали с ним рядом.

Среди четырёх ближних стражников стояла и Марта, державшая в руках большого размера книгу в кожаном переплёте. В книге, заметил Баязид, не было страниц. Из неё торчали разных размеров грамоты.

— Божиею милостию, Великий Государь, — громко начала перечисление Санькиного титула Марта, — Царь и Великий Князь Александр Васильевич, всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский, Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский. Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и иных, и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелитель, и Государь земли Вифлянской и иных.

Уже после слов «царь Астраханский» присутствующие начали подниматься со скамей.

Александр выдержал, чтобы поднялись все гости, (задержался Баязид) и встал сам. Взяв из рук Марты одну из грамот, произнёс:

— Князь Георгий Гуриели сын князя Ростома правителя Гурии привёл с собой пять тысяч воинов.

Князь Георгий Гуриели гордо обвёл всех сидящих и чуть склонил голову в сторону Александра.

Александр взял другую грамоту.

— Георгий Дадиани сын Левана, владетельного князя Мегрелии, привел с собой четыре тысячи пятьсот воинов.

Георгий Дадиани так же гордо, как и предшественник оглядел остальных и кивнул головой.

Александр не забыл никого из присутствующих, в том числе и Мустафу с Баязидом.

— Так случилось, — сказал Александр, вернувшись на трон, — что интересы владетельных князей Кавказа, шаха Персии и интересы наследника престола шехзаде Мустафы — сына султана Османской империи Сулеймана, совпали. Так иногда бывает. Очень редко, но бывает.

Александр усмехнулся.

— Шехзаде Мустафа не поддерживает политику отца, направленную на захват земель, принадлежащих Персии и владетельным князьям Кавказа. Он считает, что с соседями, живущими по восточную сторону от Боспора и Дарданелл, стоит жить мирно. Султан Сулейман пытался лишить наследника жизни, вероломно подослав к шехзаде убийц. Однако Богу было угодно спасти наследника, волшебным образом вырвав Мустафу из руку убийц. Я был этому свидетелем и даю вам о том своё слово.

Кавказские князья тихо заговорили, обсуждая услышанное. Александр, немного подождав, но не дождавшись абсолютной тишины, поднял руку в успокаивающем жесте.

— Бог избрал шехзаде Мустафу, вразумив его на благоразумные поступки, и я решил помочь ему. Вы знаете о взятых на себя уважаемым наследником обязательствах в отношении ваших земель. Все они получают полную автономию в составе Османской Империи и всестороннюю помощь, в случае необходимости. Все ваши земли освобождаются от какой-либо дани.

Представители западных земель Кавказа снова загомонили, обсуждая слова русского царя, словно слыша их впервые.

— И я, царь и государь всея Руси, взял на себя тяжкую ношу гаранта обеспечения выполнения сиих обязательств. А в доказательство поддержки вашего союза я выставляю флот в количестве ста боевых и грузовых кораблей с пушечной нагрузкой в пятьсот орудий среднего и крупного калибров.

Князья загалдели громче.

— А так же, — чуть усилив громкость голоса, продолжил Александр, — двадцать тысяч хорошо вооружённых воинов, обеспеченных собственным продовольственным снабжением и боевым припасом. Командовать русским воинством я назначил князя Петра Алтуфьева.

Пётр Алтуфьев выступил чуть вперёд

— Однако наибольшее войско собирает шехзаде Мустафа. Уже сейчас прямиком на Трапезунд движется войско янычар в пятьдесят тысяч сабель. Кстати, обе крепости Трапезунда не станут препятствовать проходу войск наследника имперского престола. Санджак-бей[3] Трапезунда перешёл на его сторону.

Возбуждение присутствующих возросло. Молодые князья горячились открыто, двигая руками, словно раздвигая тучи и перебирая ногами, словно начиная «зажигательный танец». Их степенные «коллеги» так активно двигали плечами, бровями и губами, что казалось, воспламенятся от самовозгорания.

Лишь Баязид был мрачен и не участвовал в процессе разогрева атмосферы. Он сначала стоял, как и все, а потом сел на скамью и уставился в укрытый коврами пол.

— Что с тобой, брат? — спросил его Мустафа. — Ты не заболел? Говорят, тут в это время года свирепствует «болотная лихорадка».

Баязид поднял на брата злые глаза, скривил лицо в брезгливой гримасе и прошипел.

— Ты смотри, как эти неверные радуются! И точно так же у себя во дворце радуется шах Тахмасп. Он на наших плечах войдёт в Анатолию и останется там. Мы сами призвали его войска! Это же неверные свиньи! И сефивиды, и христиане… Как ты можешь им доверять?!

Мустафа посерьёзнел.

— Я им не доверяю, — сказал он. — Я доверяю Александру. Раз он сказал, значит, так и будет. Ты не представляешь, какая у него сила! Он мог бы прямо сейчас перенести меня, или тебя, или нас обоих во дворец к нашему отцу. Прямо в его опочивальню. С мечами или кинжалами. И мы могли бы легко убить его.

Баязид недоверчиво ухмыльнулся.

— И почему ты тогда до сих пор не убил его?

— Для чего? Для того, чтобы пьяница Селим[4] стал султаном?

— Почему Селим должен стать султаном? — удивился Баязид. — Ты же будешь во дворце!

— А как я объясню своё в нём появление?! Да ещё в покоях отца! С окровавленным мечом…

Баязид снова скривился словно от зубной боли.

— Ты так уверенно об этом говоришь, словно и вправду, был во дворце.

Мустафа помолчал и сказал:

— Я и вправду был в нашемо дворце. Ночью, когда отец спал. И я хотел его задушить вот этими руками.

Мустафа поднёс свои ладони к лицу Баязида.

— Он, — Мустафа ткнул пальцем в сторону трона, — остановил меня и потом, когда мы вернулись, объяснил, почему этого нельзя делать сейчас.

Баязид удивлённо вскинул брови.

— Сейчас?! Нельзя убивать его сейчас?! А когда можно?

— Александр сказал, что если у меня получится собрать янычар и подойти к стенам Истамбула, тогда он перенесёт меня и моих воинов прямо во дворец. Или туда, где будет находиться Сулейман. Чтобы избежать большого кровопролития. И ещё он попросил не убивать отца, а заточить его в крепости.

— Вот ещё! — возмутился Баязид. — Он бы не задумываясь отрубил бы нам головы! Оставлять его в живых не целесообразно. Его могут освободить! У Сулеймана тоже много сторонников. Или, кажем так… У тебя не слишком много сторонников среди вельмож и знатных османов.