Уходим завтра в море - Всеволожский Игорь - Страница 34

Дул резкий ветер. То и дело у них из-под ног вырывался камень и с грохотом скакал вниз. Тогда они замирали. Вокруг все молчало… Они поплывут туда, где Серго видел сигналы. Но сможет ли отец плыть? Далеко ли от берега катер? И как они дадут знать о себе Русьеву?.. Кричать? Не услышат ли крик на берегу гитлеровцы?.. Отец и Серго спускались все ниже, и море шумело совсем под ногами.

— …Я снова увидел мелькающий огонек. «Смотри, Георгий! Ты видишь?» — «Вижу». — «Это Виталий». «Где вы? Где вы? Я пришел. Отвечайте», — сигналил Виталий. «Скорей, Георгий, скорей!» Но тут все загрохотало и все осветилось: берег, море и катер. Мы упали и остались лежать, а прожектора продолжали обшаривать берег…

Так и не удалось им в ту ночь добраться до катера. Русьев ушел. Он не знал, что его друзья были близко, почти в нескольких метрах! А теперь они снова карабкались наверх, в грот, обдирая руки и прижимаясь к скале всякий раз, когда их нащупывал луч прожектора.

— …Я понял, что морем нам не уйти. У нас нет фонаря и, мы не можем ответить Русьеву, если он снова придет за нами. Фашисты настороже и катер к берегу не подпустят. Они заподозрят, что кто-то прячется в скалах. Надо уходить, и как можно скорее. Куда? В горы. Там мы найдем партизан, и они помогут нам выйти к морю…

Было холодно. Пошел снег. Они были голодны. Они ели корешки, которые находил Серго. Они шли день, другой, третий… Серго повторял: «Мы, Георгий, еще повоюем!» Лес становился все гуще, снег все сыпал и сыпал, и вдруг из-за дерева вышла девушка в полушубке. Так попали они в отряд партизана-севастопольца «дяди Кости».

— …Дядя Костя был тоже моряк. Из Севастополя он ушел одним из последних, взорвав свою батарею. Та девушка, что нас повстречала, оказалась врачом и принялась лечить Георгию руку. Когда я сказал, что мы хотим выйти к морю и добраться до своих катеров, дядя Костя покачал головой: «Провести-то вас к морю можно, а толку что? Фашисты кишмя кишат по всему побережью. Пропадете ни за понюх табаку… Подлечитесь, и тут для вас найдется работа…»

О том, какая это была работа, Серго рассказал очень скупо. Но, наверное, можно было бы написать толстую книгу.

В Керчи были гитлеровцы, а на другом берегу пролива, на Чушке, — наши. Фашисты каждый день стреляли через пролив, а поезда подвозили им в Керчь снаряды. И вот четырем партизанам (среди них был отец и Серго) поручили взорвать такой поезд. Они вышли из леса. Шли открытой степью. Дошли до железнодорожного полотна. Когда вдали задымил паровоз, они заложили под рельс взрывчатку. Едва они отползли, произошел взрыв, и они увидели, как свалился под откос паровоз и как полезли друг на друга вагоны. Начался пожар, стали рваться снаряды и бомбы. Теперь надо было поскорее добраться до леса. Они бежали изо всех сил. Когда рассвело, они зарылись в забытый стог сена. Гитлеровцы, двигаясь цепью, обыскивали степь. Это называлось «прочесом». Кто-то подал команду — ив стог вонзились штыки. Отцу прокололи плечо, а Серго — ногу. Застони они — и они бы пропали. Но они только закусили губы до крови. И гитлеровцы пошли дальше. До вечера партизаны сидели в сене, а вечером добрались до леса.

Один раз отцу поручили связаться с подпольщиками в городе, и он, переодевшись в немецкую форму, ездил в Симферополь, занятый фашистами.

Каждый шаг мог ему стоить жизни.

А однажды они с Серго даже выкрали немецкого коменданта!..

Вот какая у них была работа! Это как раз тогда, когда я жил на корабле, и Русьев ходил за ними, и фашисты встречали его таким огнем, что можно было подумать — они ждали эскадру. Русьев решил, что отца и Серго нет в живых, и доложил капитану первого ранга. И тогда капитан первого ранга отдал мне письмо, а старший офицер разрешил другим офицерам занять за столом места отца и Серго Гурамишвили. Товарищи считали их погибшими. Но они были живы! Они истребляли врага. Недаром они, уходя, поклялись: «Пока сердце бьется в груди и в жилах течет кровь, мы будем беспощадно уничтожать фашистов».

Дядя Костя был ими доволен. Но они тосковали по своим катерам. Дядя Костя успокаивал их: «Скоро, скоро вернемся мы в Севастополь!»

Партизан в лесу становилось все больше. Теперь они смело выходили из леса, окружали и уничтожали фашистские гарнизоны. Много раз гитлеровское радио сообщало, что лес «прочесан» и партизан в Крыму больше не существует. А на другой же день взлетал на воздух новый поезд со снарядами, или взрывался новый мост под штабной машиной, или партизаны окружали деревню, в которой стоял вражеский гарнизон.

— …Но вот, — продолжал Серго, — пришел тот счастливый день, когда наши орудия загремели на перешейке, а корабли подошли к крымским берегам. «Действовать!» — приказал начальник партизанского района. «Есть действовать!» — повторил приказ дядя Костя. Мы должны были выйти к морю и отбить у фашистов советских людей, которых они уводили…

Да, гитлеровцы пригнали в Крым много советских людей с Кубани и теперь гнали их к морю. Куда, зачем? Надо было спешить!.. Куда бы, в какое село ни входил отряд, его встречали пустые дома и виселицы. И везде были расклеены листовки: «Командующий немецкими войсками в Крыму скорее повесит сто тысяч русских, чем даст освободить их».

Чтобы добраться до моря, отряду надо было пройти через горы. Снег слепил глаза. Повсюду догорали дома, сторожки, лежали мертвые люди. Здесь прошли гитлеровцы к морю…

Как было страшно то, что рассказывал Серго! Он наткнулся на старого деда, лежавшего в снегу на повороте дороги. «Что с тобой, дед?» — «Умираю. Торопитесь, сынки! Повели всех к морю». — «Не уйдут от нас, диду, даем тебе черноморскую клятву!» — сказал дядя Костя.

Дорога круто шла вниз. Лес редел. Несло холодом из ущелий. Из-за туч выглянуло солнце. Вдруг скалы раздвинулись — и партизаны увидели море.

— …Три буксира дымили у пирсов. Автоматчики загоняли на баржи женщин и ребятишек, отбирая у них мешки, узелки и кошелки и сбрасывая все в кучу. «Напрямик!» — приказал дядя Костя и спрыгнул с обрыва в колючий кустарник. Мы свалились им на головы, как лавина с гор. Гитлеровцы отступили под прикрытие барж, рассчитав, что мы, опасаясь задеть детей и женщин, стрелять не станем… Они очутились по пояс в воде. «Живьем бери гадов!» — закричал дядя Костя. Он поднялся во весь рост, за ним — другие… И тогда один фашист дал очередь по барже. Там находились женщины, дети… Умирать буду, этого не забуду. Стрелять в беззащитных! Пули жужжали вокруг, как шмели, но ни одна не задела дядю Костю. Он схватил стрелявшего в женщин гитлеровца, вдавил его в воду, выволок на песок…

Партизаны врукопашную били фашистов. Они не могли стрелять, а гитлеровцы стреляли из автоматов! По барже стали стрелять фашистские буксиры. «Сходи с баржи!» — скомандовал дядя Костя. Люди прыгали в воду.

— «Наши!» — вдруг закричал дядя Костя. «Наши? Где наши? Откуда?..» В бухту влетел серый катер. Торпедный катер, наш, понимаете? «Ура черноморцам!» Открыл пулеметный огонь! Я кинулся на пирс. «Здравствуй, чертушка Русьев!»

— Усыновитель? — спросил я быстро.

— Почему «усыновитель»?

— Да ведь он усыновил Фрола.

— Ну да, Виталий, конечно!.. «Куда держишь курс?» — спросили его мы с Георгием. «На Севастополь!» — ответил Виталий. «Бери нас с собой!» Он доставил нас в базу, мы получили катера и пошли освобождать Севастополь…

Я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, но когда пришел в кубрик, старался не обнаруживать перед всеми своего счастья. Я понимал, что, если буду слишком проявлять свою радость, это будет больно Фролу, Вове, Ивану Забегалову — ведь их отцы никогда не найдутся!

— Ты полетишь на самолете? — спросил Юра. — Счастливец!

А Фрол сначала сказал, что самолеты часто разбиваются и он предпочитает ходить на корабле или на катере, но тотчас добавил, что хотел меня попугать: он не видел ни одного угробившегося самолета, кроме тех фашистских, которых подбили наши, и сам бы с удовольствием полетел со мной повидать Русьева.