Няня для телохранителя (СИ) - Вольная Риша - Страница 39

— Кстати, а как твои цветочки?

Выдыхаю, вновь вспоминая глупый утренний разговор с Ванилькой.

— Хорошо. Дома. Пекут булочки.

— О! Надо бы к вам вечерком в гости заскочить. Хочу проверить пригодность Вероники на кухне, а то ещё будет мой начальник безопасности худым и голодным.

— Лев Николаевич, нам всем известно, что от скуки без вашего крылатого выводка вы на стены готовы лезть, так что будем рады скрасить ваш досуг.

— Боже, Яровой, ты такой противный! Бедная Ника, как только она тебя терпит?!

Вот и я том же… насколько Земляникина терпеливая особа.

Оставил последний вопрос графа без ответа и просто сухо попрощался. До вечера.

Время шло, беспокойство росло, как и количество журналистов. Адвокат Лены, стоя на первых ступеньках крыльца для судебных заседаний, уже вещал на публику, вроде бы, призывая суд к справедливости, ибо нельзя забрать ребёнка у родной матери.

Ко мне тоже пару раз подходили несколько представителей СМИ, но то ли мой каменный фейс их пугал, то ли моя группа поддержки в виде трёх моих парней, но все быстро ретировались обратно к ступеням.

Она не придёт.

Эта мысль приходит так внезапно, что колени немеют. Но я знаю, где она может быть.

Бросаюсь к тачке, на ходу набирая охрану дома.

— Да, шеф.

— Где Лика и её няня?

— На территории.

Спокойно выдыхаю. Туда Лену ни одна тварь не пропустит, но всё равно забиваю на суд и еду домой. Мне надо увидеть девчонок и успокоиться.

Уже когда до дома остаётся пара километров, снова набираю охрану.

— А где сейчас Лика с Ники?

— Они около часа назад ушли в лесной домик.

— Одни? — и пока почти вечность в одну секунду жду ответ, впервые в жизни хочу ошибиться.

— Да. Они на территории, поэтому Вероника Андреевна сказала не мешаться им под ногами во время готовки. Шеф, а что случилось?

Не отвечая, скидываю звонок. Резко сворачиваю на тайную объездную дорогу вокруг моей территории. На память приходит, что Лена, сука, про неё тоже в курсе. Отправлять парней на проверку будет намного дольше, а сам я быстро доберусь. Надо набрать Ванильку.

Не успеваю нажать контакт «Ванилька», как она сама мне звонит. Вдыхаю полной грудью, собираясь поругать девушку, но вместо её голоса слышу истерический крик Лики.

— Лена, перестань, пожалуйста, не надо нас с Никой убивать! Я с тобой никуда не пойду! Никогда!

А потом уже глуше раздражённый голос её матери.

— Лика, прекрати истерику. Ты, кроме меня, всё равно больше никому не нужна!

Сука! Дрянь! Я её сейчас сам убью! Задушу нахрен голыми руками.

Лёгкие рвёт на части, так как выдохнуть не получается, и я буквально чувствую телом, как звенят мои нервы.

В телефоне и дальше крики, но теперь слышно очень плохо, видимо, Лика спрятала телефон в карман. Среди их перепалки я не слышу голоса Ники, и это напрягает ещё больше.

Выпрыгиваю из машины буквально на ходу, перепрыгиваю через заросли, скрывающие мой домик, и спотыкаюсь, когда слышу выстрел.

НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Больше, кроме звона в ушах, ничего не слышу и не чувствую. Внутри меня огромная чёрная дыра, и, если сейчас моих девочек не станет, я застрелюсь и сам. Сначала искупаюсь в крови этой сучки, а потом отправлюсь вслед за моей семьёй.

Уже на пороге выхватываю из наплечной кобуры пистолет и залетаю в дом.

Тишина пугает как никогда, но ближе к кухне я слышу тихий плач.

Как можно тише крадусь через дверной проём, собираясь сразу пристрелить суку.

На первый взгляд кухня пустая, но уже через секунду вижу валяющуюся на полу Лену, рядом с ней женская сумочка. Судорожные всхлипы раздаются из-под стола, длинная скатерть которого прячет рыдающего.

— Лика, девочка моя, — дрожащим голосом зову дочь, а сам медленно подхожу к жене.

Склоняюсь над телом, проверяя пульс. Жива, но без сознания. На одной стороне головы вижу свежую продольную гематому приличного размера.

Лена пока безобидна, я с ней потом разберусь, а пока подхожу к столу, где всхлипы стали только сильнее.

Поднимаю край скатерти как можно медленнее.

— Лика, Принцесса моя!

— Папочка!

Мне на шею с безумным взглядом кидается дочка. Глажу и стискиваю в объятиях мою крошку, заодно пытаюсь осмотреть, есть ли ранения. Она вся присыпана мукой, но без единой царапины. Только испуганные глаза на пол-лица и мокрые от слёз щёки.

— Ты ранена?

— Нет, пап. Ники …

Острие ножа, что, казалось, уже насквозь пришпилило моё сердце, вошло ещё глубже. Голос пропадает.

— Где она, Лика? — выдавливаю из себя, зная, что уже почти умер.

— Я здесь, Зар.

Вместе с дочерью оборачиваюсь на её голос позади нас со стороны входа в кухню. Как я прошёл мимо неё?!

Ванилька тяжело дышит, напряжённо сжимая губы, превращая их в одну белую полоску. В одной руке она держит длинную скалку, а в другой моток верёвки. На правом плече голубой рубашки расплывается кровавое пятно.

Я не могу говорить. Только смотрю на неё, пытаясь заставить собственное тело прекратить умирать.

— Я тут твою бывшую немного помяла. Ты уж прости. Вот за верёвкой пошла, чтобы связать, и услышала, что кто-то крадётся. Решила притаиться немного и подождать. Вдруг у неё напарник.

Её голос дрожит, но взгляд такой решительный и кровожадный, что, если бы вместо меня пришёл кто-то другой, она бы всех своей скалкой уложила.

— Ванилька, ты …

— Захар, она, конечно, её мать, и ты мне не рассказывал вашей печальной истории развода до конца, но Лика была против ехать вместе с ней. И хотя я только нянька, но всё равно не разрешила.

И поднимает руку со скалкой, наглядно демонстрируя, как именно оказала протест этой ненормальной.

— Ванилька, ты охрененное чудо! Ты выйдешь за меня замуж?

— Захар, нельзя в присутствии ребёнка выражаться, что за привычка… — и замолкает, с недоверием оглядывая меня, а потом Лику. — Что ты сейчас спросил?

— Ники, папа предлагает стать тебе нашей мамой, — утирая нос ладошкой, гундосит дочь, даже прекращая сжимать в тисках своих ручек мою шею. — Ты его прости, он всегда так … как снег на голову. Никакой романтики, потому что сказки с нами не смотрит.

И да, я понимаю, что дебил, даже без нотации собственного ребёнка, но стало страшно, что я снова ляпну не то, как сегодня утром, а потом услышу выстрел. И моя жизнь разделилась на до и после.

— Вероника? — напоминаю, что жду ответа.

— Яровой, ты реально псих. Иди ты нафиг со своим предложением. Лучше вон с бывшей разберись, — нервно кричит Земляникина и кидает в сторону Лены моток бечёвки. — А то шляются тут всякие, стреляют, обзывают. Всё! Ванилопа, пошли отсюда. Нам домой пора, а то у папы твоего реально крыша протекла.

— Ванилька, тебе надо к врачу, — пытаюсь поймать её взгляд, но она отворачивается и только гневно дёргает рукой, подзывая мою дочь.

— О, Захар Панталонович, тут мы и без ваших соплей управимся.

— Я вызову своего личного врача.

— Да хоть санавицию. Мне всё равно. Я хочу домой. Лика, карамелька моя, пойдём. Папа тут будет порядки наводить, а я скалку с собой возьму. На всякий случай.

Дочка отлепляется и смотрит на меня вопросительно, ожидая разрешения уйти. Киваю, так как Вероника Андреевна права как никогда. Объем работы у меня охренительно большой.

Лика чуть улыбается и снова меня обнимает.

— Папуль, ты не переживай. Я её уговорю. Она останется с нами.

И в конце так ласково гладит по плечу, что аж в горле ком встал. Дожился! Дочь меня успокаивает и обещает устроить личную жизнь.

Целует мою щёку и торопится к преисполненной гневом Веронике.

— Ванилька, ты только никуда не уходи, пожалуйста. Тебе нужен врач, отдых и

— И психолог, а лучше два психотерапевта. С тобой, Яровой, лучше сразу на антидепрессанты и бронежилет на десерт.

Подхватывает полотенце со стула возле себя и засовывает под рубашку, где ранено плечо. Морщит нос, но, едва я делаю к ней первый шаг, чтобы помочь, выкидывает руку перед собой.