Няня для телохранителя (СИ) - Вольная Риша - Страница 28

Голос совсем холодный и бесцветный, что завыть хочется. Дура я!

— Зар, прекрати. Ты сам просил, чтобы я с тобой поговорила.

— Ну, ты и поговорила.

Продвигаюсь по дивану, пока моё бедро не касается его.

— Ты меня разозлил, я вспылила и нарочно сказала совсем не то.

— То есть это сплошное враньё!?

О боже!

— Нет. Это первоначальная причина того, почему я промолчала насчёт беременности, а потом и насчёт отцовства. Тем более ты тогда у меня не спросил, а сам решил, что ребёнок от Райданова, именно поэтому тот меня бросил. Я не стала опровергать, ещё не зная, как поступить дальше. В остальное время я порывалась несколько раз признаться, но история с мамой Лики меня действительно тормозила. Чтобы ты ни думал, я люблю своего малыша и не хочу, чтобы его у меня забрали. Даже его отец.

Яровой молчит, а меня начинает потряхивать. Этот стресс и температура, скорее всего, именно из-за него. Я последнюю неделю плохо сплю, мало ем и постоянно дёргаюсь, а сегодня нервотрёпка с самого утра.

В висках начинает давить, в горле тошнотворный комок, спорить дальше сил просто нет. Откидываюсь на спинку дивана, прижимаясь горячим лбом к плечу и руке мужчины. Он прохладнее меня на порядок, что волшебно приятно в данную минуту.

— У тебя снова жар, — мгновенно отзывается он.

— Немного. Это от нервов. Не только я тебе мозги запутала, ты в моих тоже славно покопался.

Мне хорошо, что не хочется шевелиться, поэтому, когда Панталонович начинает движение на подъём, возвращаю на место, хватаясь обеими ладошками за бицепс и трицепс.

— Не уходи. Давай так… — вдыхаю его запах и молю меня послушать.

— Тебе надо измерить температуру, выпить лекарство и лечь в постель, — заученно бубнит Захар, на что я машу рукой.

— Всё потом, а сейчас давай просто вот так посидим. Не будь врединой, Панталонович.

Он ещё раз порывается встать, но мои ногти, впившиеся в голую кожу его руки, снова вернули мужчину на место. Прикрыла тяжёлые веки, расслабляясь всем телом.

— И я тебя не боюсь, но убить готова, когда начинаешь орать и строить морду лопатой.

Он хмыкает. Вместо ответа разворачивается ко мне, устраивая мою полыхающую головушку к себе на грудь. Широкие ладони аккуратно оглаживают мои плечи, скользят по рукам, вызывая моментальный отклик в, казалось, совсем больном теле. Подаюсь вперёд, ещё сильнее вжимаясь в мужское тело. Его руки переходят на спину, чуткие пальцы слегка разминают напряжённые мышцы шеи, плеч и бегут вниз вдоль позвоночника.

Дыхание срывается, мурашки по коже и между ног горячо и влажно, что я официально снова в пожаре собственных желаний.

Обнимаю мужскую талию, пытаясь успокоить всплеск гормонов, но пальцы, мне неведомые, уже скользят под край футболки. Горячая кожа пресса обжигает подушечки, а сжатый выдох в мою макушку добавляет азарта. Захар снова на взводе, но теперь уже по другому поводу, и это мне нравится.

Трусь щекой об его грудь, упираюсь носом, не скрывая, как жадно вдыхаю его запах. Меня кроет так, что я уже забываю про головную боль, а жар в теле теперь имеет совсем другую причину.

— Боже, Ванилька, прекрати, — хрипит в мои волосы на макушке, но сам жадно сжимает моё бедро. — Иначе мне придется стать тем самым сексуальным пожарным для твоего изнывающего тела.

В его угрозе звучит что-то знакомое, может, из какого-то фильма, а потом… чёрт!

— Ой, только не говори, что я сегодня этот бред вслух несла? — стону и желаю спрятаться от стыда под его футболкой.

— Ты мне его прямо в ухо шептала. Если бы не твоя подруга на заднем фоне, то, боюсь, вместо иголки в попу я бы тебе кое-что другое вогнал.

От этих мини-пошлостей низ живота прожигает острым желанием, что я забываю спросить про его интерес к Машке.

— Яровой, я ненавижу больницы и тем более уколы, так что ты мне теперь должен моральную компенсацию.

— То есть другими словами я верхом на твоём голом теле с ананасом внутри тебя? — уточняет паршивец, демонстрируя отличную память на мои бредни в пору лихорадки.

Никакого такта и воспитания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да. Думаешь, справишься? — и так от души прикусываю его грудь через футболку.

Он дёргается как от удара током, но снова пытается продолжить разговор.

— А как же расставить все точки в нашем вопросе?

— После того, как ты поставишь одну очень жирную точку после выше озвученного, я физически не смогу никуда бежать. Вот тогда и оторвешься на славу.

— Ванилька, а где здесь подвох? Ведь сейчас ты забиваешь гол в свои же ворота.

— Панталонович, не смей указывать женщине, когда она решила слить игру и подыграть сопернику.

И снова кусаю, так как больше не желаю слушать про футбол.

— Ну, я пытался, — сдаётся агрессор, закидывая моё тело поверх своего. — Пошли в спальню. Буду отрабатывать пенальти, а после ты ответишь на каждый мой вопрос.

— Да пожалуйста, — простонала я, то ли умоляя заткнуться и поцеловать меня, то ли соглашаясь на скорый допрос с пристрастием.

Не хочу сейчас думать, анализировать, хочу только любить! Ой!

Захар

От убийства мелкую заразу спасло лишь её больное состояние. Когда после моего единственного вопроса вскрылась правда, я едва ли контролировал собственное тело.

— Как Вероника умудрилась забеременеть от этого гандона?

— Никак, — хмуро отозвалась Маша, обтирая лоб девушки влажной тряпкой. — Райданов не отец.

— А кто?

— Хмм, — мнётся девушка, явно не желая отвечать. — Не думаю, что это красиво.

— Мария, я срать хотел на все эти ваши красиво и правильно. Кто отец ребёнка?

Сорокина строго шикает на меня и машет рукой на дверь, намекая на выход. Я против, но бледная кожа и лихорадочный румянец на щеках Ванильки просто кричат о высокой температуре и необходимости скорой помощи.

— Хорошо. Поговорим потом, — намекаю на обязательное продолжение разговора. — Я вызову своего врача.

— Нет. Вероника меня потом пристрелит.

— Встанешь за моей спиной.

— Она и тебя пристрелит.

— Пусть рискнёт.

Не желая слушать дальше, выхожу из комнаты и набираю номер лечащего врача. Кириллов занят, но выдаёт список необходимого. Укол жаропонижающего я и сам могу вполне поставить.

Пока бегаю в аптеку возле их дома, сопоставляю известную мне информацию по Земляникиной. И вывод, кажется, только один. В её жизни два месяца назад было только два мужчины- нынешней бывший и я. Если он не отец, это значит…

Но как?

Я всегда предохраняюсь! В ту ночь тоже помню, как доставал презервативы из лежащих на полу джинс. Стоп!

Матерюсь так, что бабуля на лавочке возле подъезда подскакивает с громким криком и крестится, глядя волком на меня.

Грёбанный алкоголь стёр половину информации, оставляя только голые эмоции той ночи. Я помню, как впервые увидел её ровную спину, напряжённые плечи и нервный поворот шеи перед тем, как она опустошила очередной бокал с коктейлем. Девчонке было хреново, и в тот момент это нас сроднило.

Плохо помню, что ей говорил, так как пикапер из меня тот ещё. Хотелось дотронуться до неё, и этот запах ванили, когда приблизился, сбивал все мысли прямиком в штаны.

Я не помню, когда в последний раз так неистово хотел женщину. Притом, что ни хрена о ней не знал. Даже имени. Поэтому, когда мои жадные лапы коснулись её голого тела, мозг отключился, видимо, как и принципы защиты. Наш самый первый раз на бильярдном столе был незащищённым по всем параметрам. Кроме отсутствия презерватива и моего мозга, после её громкого и сладкого оргазма я потерял и душу. Тоже где-то внутри неё.

Осталось теперь присвоить все части себе обратно, но как побороть страх?!

Пугал факт сокрытия правды в лице Вероники.

Женщины — коварные существа, а ещё очень расчётливые. Если Земляникина неспроста оказалась на пороге моего дома, то есть огромный риск, что рассказы обеих её подружек просто фейк. И в реальности они меня нашли и специально отправили Веронику, чтобы с помощью будущего ребёнка манипулировать мною и моими финансами.