Отбор для дракона (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 20

– С удовольствием.

Саймон поднял бокал

– За то, чтобы все барышни на свете провалились в… куда подальше!

– Настолько все плохо? – рассмеялся Генрих.

– Полчаса назад я допрашивал девушку, которая, по ее словам, настолько беззаветно влюблена в императора, что готова отправить на тот свет всех возможных соперниц. И это не иносказание: она приправила крысиным ядом привезенное из дома вино и угостила соседок по комнате. Сама тоже выпила немного, чтобы отвести подозрения.

Как ни странно, Генрих ее понимал. Он тоже стер бы с лица земли любого, кто встанет между ним и Мелани. Порой бывает достаточно одного взгляда, чтобы стало ясно: вот она, та, единственная.

– Надеюсь, бедняжки остались живы?

– Одну спасти не удалось, со второй возятся целители. Виновница… между нами, я бы с ней возиться не стал. Но пришлось спасать ей жизнь для плахи, а потом допрашивать. Преднамеренное убийство – это не шуточки.

– Понимаю. – Граф покачал головой. – И все же я вынужден просить об одолжении. Та девушка, которую я прошу тебя найти, очень мне дорога. И, конечно же, я не останусь…

– Не обижай, – поморщился Саймон. – Что у тебя случилось? Что за девушка?

– Пропала. Вечером отец зашел к ней в комнату и обнаружил открытое окно и ни следа дочери.

Саймон откинулся на спинку стула.

– Любовник. Отцу повезет, если они удосужатся заехать в храм перед тем, как уединиться. Пусть вспоминает, кто из молодых людей крутился подле его дочери. Или приведи его ко мне, сам поговорю, едва ли он делился с тобой такими подробностями.

Генрих скрипнул зубами.

– Отец утверждает, что у его дочери нет ни друзей, ни кавалеров.

Саймон пожал плечами.

– Отцы, как и мужья, всегда узнают последними.

Он был прав, разрази его гром, но Генрих едва удержался, чтобы не шарахнуть кулаком по столу и не высказать приятелю…

А что, собственно, высказать? Если посмотреть правде в глаза – это самая вероятная причина. Что ж, если у Мелани в самом деле есть любовник, он скормит обоих изначальным тварям и плевать на последствия. Да, еще папашу, не сумевшему должным образом воспитать дочь.

– Саймон, я все же хотел бы ее найти.

Дознаватель ответил не сразу:

– Дел у меня по горло, но если для тебя это важно… В чем твой личный интерес? Это дочь кого-то из твоих друзей? Я его или ее знаю?

– Она моя невеста, – признался Генрих. Брови дознавателя взлетели на лоб, и он добавил: – Хотя о помолвке не объявили, Мелани очень мне дорога.

Саймон разом подобрался, точно взявшая след гончая.

– Мелани? Баронесса Асторга?

– Ты ее знаешь? Знаешь, где она?!

– Знаю. А ты знаешь, сколько ей лет?

– Достаточно, чтобы стать женой и матерью.

Дознаватель помолчал, сложил пальцы домиком, в нарушение всех приличий покачался на стуле. Пауза затягивалась, но Генрих умел ждать, и потому Саймон все же заговорил первым:

– Я всегда чтил тебя скорее как отца, чем как просто старшего друга. Но сейчас я скажу, возможно, очень неприятную вещь. Ты помнишь, сколько лет тебе самому?

– Помню, – процедил граф.

Очень, очень много лет. Да в конце концов, какое его дело! Генрих любит эту девушку, любит так, как не способен любить ни один мальчишка. И может дать ей то, что не смогут мальчишки, у которых ветер в голове. Искреннюю заботу. Спокойное тепло семейного очага. Жизнь без тревог и волнений. А она сможет приумножить его силу.

– Прости за грубость, но это мое дело. Жена господина Гайвази младше его на сорок лет. Или что дозволено художнику – не дозволено солдату?

– Жена господина Гайвази – проблемы господина Гайвази, речь о тебе. И о девушке, годящейся тебе во внучки.

– Это касается только меня, ее и ее отца.

– Когда она пропала и что этому предшествовало? – снова помедлив, спросил Саймон.

– Пять дней назад. Мы пришли к соглашению с ее отцом, и он обещал сообщить ей, что помолвка будет объявлена на следующий день.

– К чему такая спешка. Ты… был с ней?

– За кого ты меня принимаешь! – делано возмутился Генрих. – Ее отец решил, что нечего тянуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Слишком уж насели кредиторы. Удивительно, что Элмер сумел оплатить дочери учебу. Впрочем, Генрих и сам не хотел тянуть.

– И то, что она исчезла из дома, узнав о предстоящей помолвке, не навело тебя ни на какие мысли? – настаивал дознаватель.

– У юных барышень ветер в голове. Где она?!

Саймон снова откинулся на стуле. Лицо его стало и вовсе нечитаемым.

– Исключительно из уважения к тебе и нашей дружбе я оставлю этот разговор между нами. Послушай меня. Отступись. Император положил глаз на эту девушку.

Уголь в груди, что ворочался со времени разговора с бароном, превратился в пожар, выжигающий воздух в легких. Проклятье! Какая жалость, что до мальчишки не смогли вовремя дотянуться!

Генрих не сразу сумел вдохнуть. Не сразу подобрал слова.

– Она здесь?

Заинтересовался император или его дракон? Если второе – Мелани нужно немедленно вытаскивать из дворца.

– Да, она здесь. И как любая из участниц императорского отбора покинет дворец, только если не пройдет испытание или по собственной воле. Ни ты, ни ее отец не сможете забрать ее отсюда.

– А ты? Можешь мне помочь?

Голос Саймона, казалось, мог заморозить половину столицы:

– Я выполняю свой долг и не нарушу его.

– Не знал, что твой долг – подкладывать под императора чужих невест.

Дознаватель поднялся.

– Был рад нашей встрече, граф. К сожалению, дела не ждут.

Генрих погасил пламя, прорвавшееся на кончики пальцев. Император! Такой же мальчишка, как и все остальные! Ничего. Еще посмотрим, чья возьмет. Граф Дейнарский всю жизнь был воином и так и не научился отступать.

***

Мелани

Очнулась я на кровати. Соседки по комнате стащили с меня платье, расшнуровали корсет и даже подложили под ноги сумку, чтобы кровь прилила к голове.

Вот уж не думала, что способна падать в обморок. Да я даже нюхательных солей не держала!

– Что случилось? – Делия вцепилась мне в руку так, будто я собиралась улететь и только она могла удержать меня. – Что это за письмо?

– Можете прочитать. – Я поморщилась и затрясла головой, прогоняя остатки дурной слабости. Что на меня нашло? С чего я вдруг упала в обморок, точно какая-то кисейная барышня. Да я в анатомичке не падала!

– Даже если забыть, что заглядывать в чужие письма неправильно, сейчас читать нечего. Едва ты выронила листок из рук, он рассыпался пеплом, – сказала Кассия.

Странно, граф зачаровал обычную любовную записку, словно особо тайное письмо. Не хотел, чтобы я показывала его признания подругам и смеялась? Ох, да какая мне разница!

– Так все же от кого было послание, которое тебя так взволновало? – настаивала она.

– Это от… – Я замялась, не зная, как назвать графа.

Моего жениха? Но он не жених мне и никогда им не будет! Моего поклонника? Но он даже не пытался ухаживать! Проводил у нас вечер за вечером, беседуя с отцом и буравя меня взглядом из-под седых кустистых бровей. Под этим взглядом у меня все валилось из рук, а строчки книг, которые я пыталась читать, чтобы унять беспокойство, расплывались перед глазами. Наверное, я просто, сама не сознавая, чувствовала, что нравлюсь графу, и боялась того, что за этим последует.

Может, он в самом деле благородный и интересный человек, но как я должна была узнать об этом? Граф никак не попытался выразить свои чувства, если они в самом деле есть, вызвать мою симпатию.

Да он вообще не спросил, чего хочу я! Нужен ли мне сейчас муж, хоть какой верный и любящий!

– От одного неприятного кавалера.

Я села. На смену страху пришла злость на графа, который так напугал меня, и на себя саму, свалившуюся в обморок, хотя бояться было совершенно нечего.

Не получит он меня в жены! Из кожи выпрыгну, но… Нет, менять одного нелюбимого мужчину на другого, «будь он хоть трижды императором», как выразился граф, я не стану. Но постараюсь продержаться как можно дольше, рано или поздно ему надоест ждать. А не надоест – оставлю в ломбарде прощальный подарок императора. Да, мне не дадут и десятой доли его истинной ценности, но этого хватит, чтобы скрываться до осени, появляясь лишь на пересдачах. Не станет же граф похищать меня с экзаменов!