Это (не) взаимно (СИ) - Вольная Риша - Страница 35

Мой брат. Папочка что-то сильно раскидал свой политический генофонд в своё время.

— Круто, Вась! — безлико отзываюсь я. — Мне, как погляжу, везёт на братьев. Может, и сестра где завалялась?!

— Может.

Я по-прежнему смотрю только в спящее лицо Кирилла и по голосу охранника не могу понять, шутит он или нет, но переспрашивать не решаюсь.

Василиск отходит, не мешая мне медитировать, если можно так назвать моё состояние. Мысли текут в моём замершем от усталости после всех событий теле.

Брат по отцу. Только он явно не хотел дружить с нами, а скорее, стать единственным прямым потомком Тихомирова.

Наследство. Деньги. Власть. Ничего не меняется в этом мире. Человеческая жизнь — это всего лишь расходный материал в этой войне…

Двери палаты открываются и закрываются, слышу приглушённые голоса мужчин, но на меня неожиданно накатывает такая неподъемная апатия к происходящему вокруг, что я просто заползаю на кровать под бок Кира. Даже сейчас, когда он заколдован сонной болезнью, мне легче от того, что он совсем рядом.

Закрываю глаза и отдаю своё сознание во власть дрёмы. Кладу ладонь на грудь моего Соплежуя, где спокойно бьётся его сердце, вдыхаю запах его кожи и совсем немного парфюма, который даже все больничные антисептики не смогли вытравить.

В памяти всплывает моё двадцатилетие. Оно, конечно, стало для меня особенным, но странно, что именно сейчас мой уставший мозг решил подкинуть эти картинки прошлого.

Я и три мужчины за одним столом фешенебельного столичного ресторана. Отец сдержан, ведёт, как обычно, беседы с холодным Аренским, который по планам отца должен стать моим мужем, но миллионер явно не горит ответным желанием. И Кирилл. Маска вежливости на лице для меня с отцом и короткие переглядывания с Богданом.

Так уж вышло у везучей меня, что дата моего рождения пришлась на годовщину смерти их близких. Именно поэтому я любила отмечать свой праздник не с ними, а с друзьями, но круглые даты были по-любому обречены на эту панихиду по усопшим с бокалами шампанского в руках.

Короткие традиционные тосты, смена блюд, и долгожданный конец этого застолья.

Время позднее, все, не сговариваясь, расходимся по своим номерам, что любезно арендовал нам папочка.

— Роксана, я переговорил сегодня с Богданом насчёт вашего совместного будущего, но его ответ неоднозначен.

Отец, придерживая за локоть, тормозит меня перед дверью моего номера. У нас с ним комнаты напротив друг друга, а мальчикам он снял в конце холла, так что они первыми нас покинули, пожелав вежливо спокойной ночи.

— И что?! — поддерживаю беседу, переступая с ноги на ногу.

Меня в принципе бесят эти разговоры, а ещё и ноги устали. Новые туфли оказались сплошной дрянью. А как их хвалили! Столько денег за них отвалила!

— И то, что мой план по устройству твоей жизни начинает трещать по швам, — неожиданно нервно отзывается политик, прикладывая руку к сердцу.

Мне нечего сказать из того, что не вызовет ещё большей агрессии, так что лучше промолчать.

— А всё почему?! — активно продолжает мужчина нервным шёпотом и, выхватывая карту- ключ из моих пальцев, сам открывает двери. — Из-за выходок!

Из-за отца, который подталкивал меня сзади, я запинаюсь об старую пару туфель, что бросила у входа, и чуть ли не влетаю в свой номер.

— Папа! — пытаюсь возмутиться, но он, кажется, решительно настроен промыть мне мозги.

Торопливо прикрывает входную дверь, чтобы исключить ненужные уши.

— Что папа?! Роксана, сколько можно? Тебе уже двадцать, а жизнь не будет бесконечной. Может, пора задуматься о будущем?!

— Ну я и задумалась! Выбрала себе жениха, но блин, кто бы знал, что он посмеет отказаться или задуматься.

Сарказм в моём исполнении всегда бесил Тихомирова, и сегодняшний случай исключением не стал.

— И правильно! Кто захочет невесту, пьющую как сапожник и шатающуюся по ночным клубам. Это я про приводы в полицию вообще молчу.

— Сочувствую Аренскому, но, как говорится, дареному коню…

— Не паясничай, Роксана! — зло перебивает отец, сжимая добела пальцы в кулаки.

Сегодня он действительно не в духе.

— А что я могу?! Томно похлопать ресничками и пошлепать губками? Мол, такая я вот непостоянная…то дикая, то белая и пушистая, практически ручная?

Мне фиолетово на его злость, так как терпеть претензии не собираюсь.

— Ты говорила, что он тебе нравится!?

Говорила. Я бы ещё много чего могла сказать, лишь бы он отстал от меня со своим «Пора подумать о будущем, Роксана».

— Так прояви тогда свою эту признательность! — так и не дождавшись от меня подтверждения, закончил мэр. — Всё теперь зависит только от тебя, девочка!

И, окинув напоследок разочарованностью, покинул мой номер, тихо прикрывая двери.

Гад! От меня!

Да пошёл бы ты!

Что, пойти и трахнуть Аренского, предварительно связав?! Он, конечно, сегодня знатно подвыпил, что Киру пришлось придерживать этот айсберг во время транспортировки в номер, дабы уберечь от осколков и его, и половину холла.

Но мне, девственнице, оседлать такого мужика, да ещё и пьяного — это что-то из раздела «фантастика».

Хотя… и откуда-то взялась эта больная мысль. Подлог.

Я заказала в номер бутылку вина, и, когда на дне осталось буквально пару капель, как в принципе и трезвости моего мозга, план порабощения Аренского Богдана Анатольевича обрёл жизнь.

И самое классное во всей этой затее то, что я решила совместить полезное с приятным.

Оставалось совсем немного — убедить Соплежуя мне помочь. И именно здесь меня постигли первые трудности.

Глава 24

Роксана

Это сейчас воспоминания даже немного смешными кажутся, а тогда …

Я была не в себе… от злости, обид, длящихся миллион лет, жара собственного тела при виде полуголого Кирилла, так ещё и плюсом шло шампанское за столом и бутылка вина во мне, а ещё от его упрямства.

— Кир, ты придурок, а не мой сводный брат! — орала я, желая вытряхнуть трусливую душонку Соплежуя прямо ко мне под ноги.

— Рокс, прекрати этот балаган! Я не пойду на ТАКОЕ! Ты, наверное, совсем рехнулась или последние мозги травкой и алкоголем вытравила!

ТАКОЕ! Ещё и подчеркнул голосом! Сука! То есть трахать всех налево и направо он может, а когда сводная сестра попросила лишить её девственности, то таким монахом заделался, что папа Римский в сторонке валяется. Ещё бы перекрестился!

— А вот тыкать меня в лужицы дерьма, Кирюша, не надо! Если ты думаешь, что меня оскорбляют твои слова, то спешу огорчить. Ни капельки! Зато разозлить меня у тебя точно получится!

Уже получилось, если быть точнее!

— Роксана, тебе пора. Я выпил, устал и сейчас в половину третьего ночи хочу только спать! Выход там! Решай свои проблемы сама! Хочешь Аренского — вперёд, но я помогать не стану.

Отвернулся от меня набок, закрыв глаза. Игнор.

Игнор! Меня! Тихомирову?!

Я тут, значит, пришла к нему вся такая красивая, с предложением принять «дар», стою у его кровати, как попрошайка в переходе, молю его принять, а он что? Спать? Отвернулся?

— Да куда ты, твою мать, денешься? — шиплю себе под нос, так как теперь это стало делом принципа. — Сабуров, да тебе просто слабо. Ты же у нас только девок, готовых на всё, можешь ублажить. Да, сопляк?!

Кирилл дёрнулся всем телом после упоминания мною «запретного» слова. Ещё вперёд я уяснила, что красной тряпкой для сводного брата служит это простое словечко. Мой «Соплежуй» он воспринимал как своё второе имя, да и на другие прозвища не реагировал, а тут всегда сдавался на волю гнева.

— Рокс, не начинай, — сквозь сжатые зубы доносится до меня.

— Ну, естественно, закончить-то ты не сможешь. Так что спи, а я пойду найду более сговорчивого кандидата, — и внутренне морщусь от возможности действительно отправиться на эти поиски.

— Кого? Ну кого ты пойдешь искать глубокой ночью? — орёт Сабуров, подскакивая с постели, словно его за член оса укусила.