Это (не) взаимно (СИ) - Вольная Риша - Страница 32

— Соплежуй, если ты стоишь одной ногой в могиле, то это не значит, что теперь тебе можно мною командовать, — бурчу я, а сама вцепляюсь в широкую ладонь своими обеими и с радостью ощущаю, как в ответ сжимаются его пальцы.

Горло сжимает жутким спазмом, так как именно этого я всю ночь ждала, иногда забываясь тяжёлым и коротким сном.

— Не значит. Хочу, чтоб ты осталась, — и он как-то напряжённо выдыхает, открывая наконец-то глаза. — Сними проклятую маску с лица.

В душе снова порываюсь сгонять за врачом, но повинуюсь хоть и слабым, но достаточно уверенно держащим меня мужским пальцам. Стягиваю доставшую и меня маску, от которой уже давно подбородок и нос чешутся.

Кирилл, слегка повернув голову, наверное, с минуту изучает мою мордаху, причём с таким выражением, словно картиной любуется. А я, как назло, сегодня далека от звания «Красотка года» — уже имела удовольствие «полюбоваться» собою в небольшом зеркале над раковиной в маленьком туалете при палате.

Помятая блеклая кожа, потухшие глаза с припухшими веками, искусанные губы, но я вообще не помню, когда я их так, а волосы, которые снова собрала в пучок, используя пальцы вместо расчёски, тоже жуть — лохмы.

— Ты как? — всё также каким-то неестественным и чужим голосом интересуется Сабуров.

Изгибаю дугой бровь, намереваясь возмутиться глупостью вопроса — это он сейчас валяется на реанимационной койке, а не я.

— Роксана, — шепчет он, и подушечки его пальцев касаются края моих перевязанных запястий. — Болит?

Не сейчас. Да и это не страшно.

— Нет, Соплежуй. Я в норме. Почти. А вот некоторые что-то совсем рассыпаются. Как бы мне не пришлось совок и метёлку с собою таскать, дабы заметать этот песок.

— Язва, — слегка изгибая губы в ухмылку, Кирилл тянет меня за руку к себе. — Иди сюда, я тогда сам проверю… здорова ли ты.

— Соплежуй, ты придурок, которых ещё поискать. Ты хоть сам знаешь об этом? Или, может, догадываешься? — продолжаю свои издевательства над больным, но сама осторожно заползаю к нему на постель.

Хочу обнять, проглотить и больше не бояться.

— Знаю. Ещё какой придурок! — даже нахально заявляет мне этот калека, обхватывая мои плечи, чтобы притянуть к своей большой мужской груди с синяками.

Я с радостью укладываюсь, только внимательно слежу, чтобы от него ничего из медицинской аппаратуры не открепилось. А когда под моих ухом раздаётся равномерный и сильный ритм сердца, то испытываю несравненное удовлетворение.

И покой.

Мужские пальцы приятно греют плечи даже через одежду и шершавый одноразовый халат, превратившийся после бессонной ночи в мятый и бесформенный комок. Хочется его выбросить, но боюсь. Поэтому просто жмусь ещё ближе к Сабурову, набираясь так необходимых мне сил.

— Прости меня! — сдавленно где-то в районе моей макушки шепчут его губы — Прости. Я придурок и идиот. И кажется, кругом не прав!

От извинения первого и неожиданного меня скручивает напряжение, что и звука выдавить не могу.

— Я совсем свихнулся с тобой, — тихо и хрипло продолжает Сабуров резать меня без ножа. — Творю глупости, а ты только поощряешь меня ещё на большие. Не могу остановиться. Не могу уйти. И не могу без тебя.

От последних его слов словно взрыв вселенной и образование новой звезды внутри одной маленькой меня, что кажется, неосторожный взмах ресниц, и я разлечусь на фрагменты.

Пальцы немного дрожат, наверное, всё ещё от действия проклятого аэрозоля, но тяну их вверх, к его лицу. На ощупь нахожу колючую от щетины щёку и скольжу к губам, прижимаясь к ним, горячим и родным.

— И я не могу. Не могу остановиться. Да только мир вокруг нас, Кир, он дурной. И я дурная. На всю голову. И другой не стану.

Мои слова словно камень в спокойные воды, и я чувствую по ускорившемуся ритму сердца под моим ухом и глубине дыхания, как на меня идёт волна. Снесёт и раздробит прибоем об скалы.

— Я же уже сказал, что смирился.

— А я нет.

Ожидаю, что рассердится и вспылит, как обычно, но он только усмехается, от чего его грудь пронзает кашель.

Разбираю неясное «воды» и несусь к кулеру, что стоит в углу палаты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Только много не пей, а то меня твои врачи прикончат за самоуправство.

Кирилл, сделав пару маленьких глотков, кивает в знак благодарности, и тогда убираю стаканчик от его рта.

— Мне показалось, что ты их раньше прикончишь?

Вид у Сабуров, конечно, болезненный, но чувство юмора и сарказм успели вернуться. На всякий случай убираю воду из рук, пристраивая её на прикроватную тумбочку.

— А то! Этот упырь пришёл ко мне «с добрым утром», когда ты тут без сознания сколько часов валяешься, — снова завожусь я, вспоминая недалёкую встречу с врачом.

Взгляд Кира мягче не становится, намекая, что тему мне не сменить не удастся.

— Соплежуй, давай потом всё остальное обсудим. Ты дохлый как кошак в подворотне и кашляешь при том, когда много болтаешь.

— Кошак? — сердито морщит лоб, но я же вижу по глазам, что играет и не более. — Пума, по тебе реально ремень горючими слезами плачет.

От нашей любимой и такой родной перепалки становится сразу легче на душе, как домой из дальних стран вернулась.

— Рискни, и швы разойдутся, — не теряюсь, достойно отвечая наглецу.

Но Кирилл уже перехватывает мои холодные пальцы и тянет обратно на кровать, хотя я и так стою впритык с ней.

— Рискну, наверное. Ещё раз заштопают, — будто сам с собой рассуждает он, пытаясь вернуть моё тело в прежнее до приступа кашля положение.

Да только я упрямлюсь, хотя и хочется самой, но боюсь навредить больному.

— Кир, прекрати! Ты только умирал недавно, так что, будь любезен, прекрати эту вакханалию.

— Не преувеличивай, Рокс. Я живее живых!

Мы оба упрямые, а потому застываем посередине нашего начинающегося спора. Он держит меня за плечи, а я в него осторожно упираюсь ладошками, не позволяя меня уложить. Взгляды цепляются, и меня, как обычно, клинит от этого голубого очарования. Чтобы разорвать это помутнение рассудка, чуть опускаю голову, и тогда передо мной появляются его губы. Вкус и мягкость которых я помню, но до одури хочется проверить правильность своих воспоминаний.

Кир сильнее давит на мои плечи, стискивая их, руки предательски подгибаются, сокращая расстояние между нашими лицами до минимума.

— Мы всегда думали, что у нас только вражда взаимная. Так давай поищем новые грани этой взаимности?! — шепчет прямо в мои губы, обдавая рот горячим дыханием.

И снова глаза в глаза, нет времени на обдумывания ответа на его вопрос. Будущий поцелуй я буквально чувствую на кончике своего языка, на коже губ и томлением в груди и внизу живота. Эта бесконтрольная реакция моего тела на этого мужчину — неподдающийся мне метаморфоз с ранних лет.

Он зависает в миллиметре от моего рта в ожидании ответа.

Глава 22

Кирилл

Я умер, воскрес и снова умер, попав в рай.

Она, живая и привычно дерзкая, рядом со мной, в моих руках, что заставляет моё сердце биться раза в три быстрее, разгоняя застывшую кровь по венам.

Мне нужен только один правильный ответ из этого пухлого ротика, и я утолю свою звериную жажду сполна. Терпение… и только оно мне сейчас в помощь.

— Ладно. Поищем, — решается девчонка, пронизывая меня взглядом, наполненным доверием.

Ох! Вашу … теперь самое главное- это не лохануться по пути и не растерять его по глупости.

Выпускаю свои тайные желания на волю, впиваясь в сладкую мягкость женских губ. А в голове только единственная мысль о том, что она Моя, которая охрененно бьёт по мозгам. К сожалению, у меня только половина здорового тела, но если бы весь был как огурчик, то я бы уже срывал с Роксаны одежду, желая удостовериться в реальности происходящего, а заодно оставить пометки на её теле для других.

На мою жадность она отвечает своей, и тихий стон прямо в мой рот взрывает гормоны, что я едва помню, что ранен и прооперирован. А ещё до чертей собачьих бесит эта целофанка под моими пальцами, именуемая халатом, которая лишает возможности соприкоснуться с бархатной кожей.