Я вернусь в твою жизнь (СИ) - Малиновская Маша - Страница 32

Ну и конечно же отсылаем фотки папе едва ли не с каждых десяти шагов.

На следующий день после завтрака у нас небольшая прогулка, а к десяти тридцати бассейн. Настя ждёт не дождётся занятия. Аж вприпрыжку бежит.

Знакомимся с инструктором, и они уходят на детскую дорожку, предлагая мне пока поплавать на свободных.

Когда я вообще в последний раз была в бассейне? Уже и не помню. Наверное, ещё когда в Волгограде жила до поездки в Москву и то несколько раз всего. У меня в принципе со спортом не очень-то сложилось. Наверное, это нужно исправлять.

Осторожно опускаюсь в воду, выдыхая. Не то что Настя, та плюхнулась, забрызгав тренера. Мне их видно, интересно наблюдать.

Плаваю я плохо, потому беру пенное бревно, опираюсь подмышками и неспешно начинаю плавать.

— Ты слишком напрягаешь шею, — слышу негромкое рядом и тихий всплеск.

Я слишком ушла в свои мысли, и даже не обратила внимания, кто плывёт рядом. А это… Семён.

— О! А ты тут откуда взялся?

— Нарисовался, — улыбается. — Ваши с Настей фотки любого заставят забить на работу и примчаться.

— Как ты вообще в бизнесе держишься с такой-то порывистостью, — хихикаю.

— Твоими молитвами, Адамовна.

— Настя будет безумно рада.

— А ты?

Вопрос почему-то застаёт врасплох. Как и само появление Семёна — рядом, в воде, почти обнажённого.

Это запускает реакцию. Я не жду её, не желаю, но она не подконтрольна сознанию.

У Семёна, видимо, тактика такая — осторожно просверлить в моей броне малюсенькие дырочки. Тихо и незаметно, почти неощутимо. А потом жахнуть кувалдой, чтобы всё осыпалось.

Вот как сейчас, когда он прямо перед мной выпрыгивает из воды и садится на борт бассейна, и как раз прямо перед моим взглядом оказывается его идеальный загорелый пресс в каплях воды, идеальные бёдра, мускулистые плечи.

Кажется, поездка в санаторий будет нескучной.

38

— Готова? Пузырь!

Пузырь — это у Семёна с Настей такой боевой клич, который должен стать сигналом вдохнуть воздух и задержать его.

Он подкидывает её и бросает рядом в воду, а я лежу на пляже на шезлонге и пытаюсь не нервничать по этому поводу. Говорю себе, что Семён взрослый, он её отец и не идиот. Поэтому у меня нет причин беспокоиться и пресекать их игры.

Хотя, если понаблюдать, как они дурачатся, то можно засомневаться во взрослости Семёна. Он плещется и хохочет не меньше, чем Настя. Да так заразительно, что я сижу и улыбаюсь.

— Ма-ам! Иди к нам! — пищит Настя. — Тут весело-о-о!

— Ага, я вижу, — посмеиваюсь негромко.

Но мне и так хорошо. Я чувствую себя спокойной и расслабленной. Нежусь в тени у моря, спрятавшись за большими солнцезащитными очками и шляпой с широкими полями. Которую, кстати, Семён не забыл оборжать.

— Давай, Адамовна, хватит прятаться, — поддерживает он дочь. — Мы не кусаемся!

Ага, не кусаетесь. Только брызгаетесь, обливаетесь и хохочете.

Тяну освежающий напиток с апельсиновым соком и плавно выдыхаю. Призывы присоединиться не прекращаются. Не угомоняться же.

Хотя… почему бы и нет?

Снимаю шляпу и очки и иду к воде.

— Ура! — кричат в унисон. — Мама идёт!

— Ох! — вскрикиваю, как только, стоило мне ступить в воду по колено, на меня несутся столпы солёных брызг. Буквально шипят на разгорячённой коже. — Ах вы! — задыхаюсь от возмущения и смеха.

И тут же принимаю правила игры. Двое против одного — нечестно, а значит, я могу не стесняться и не осторожничать.

Крик, шум, брызги, соль везде — в глазах, в ушах, в носу, на языке. Настоящая какофония веселья.

Кажется, я так не хохотала много лет. Да, наверное, и никогда! От души, по полной, без оглядки. С радостью в сердце за счастливый смех дочери, за её улыбку, за искры в глазах.

— Е-е-е! — Празднуют они победу, когда я сдаюсь, подняв вверх ладони.

Мы возвращаемся на пляж, я набрасываю полотенце Насте на плечи. Семён раскидывает руки, потягивая мышцы после такой активной нагрузки.

Взгляд сам липнет к его телу, как приворожённый. Невозможно оторваться.

И он замечает это!

В глазах проскакивает усмешка, читаю её по взгляду. Лёгкое, почти незаметное движение бровью так и демонстрирует его надменное “хочешь?”

Будто за руку на горячем поймал.

Да так оно и есть, чего уж.

Демонстративно отворачиваюсь и включаюсь в активный разговор с Настей. Она сейчас чрезвычайно возбуждена, взахлёб говорит. По факту пересказывает всё то, что я сама наблюдала последний час и в чём участие принимала, но для неё это способ выплеснуть эмоции, ещё раз их прожить и осознать.

— И я ужасно голодная! Когда там обед? — завершает он свою эмоциональную речь.

— Я тоже дико голоден, — соглашается Семён. — Можно было бы и в кафе зайти, но ужин в пансионате через сорок минут. Пока дойдём, пока в душ.

Мы собираем вещи и идём к корпусу санатория. После такого эндорфинового всплеска я почему-то не решаюсь посмотреть Семёну в глаза. Это чувство сложно объяснить. Оно странное.

Наши отношения вообще странные. Мы ведём себя как семья. Но при этом мы не семья. Но сексом занимались. И нам было хорошо.

Я запуталась.

Не пойму, что я чувствую. Кроме того, я не позволяю себе понять. Потому что сложно. Потому что страшно. Потому что пять лет собирать себя по кусочкам было очень тяжко и больно, а когда мы вновь увиделись, снова были моменты, когда я будто наотмашь по лицу получала. Такие были ощущения.

И мне страшно решиться. Выбрать. Я хочу спокойной жизни, размеренной. Хочу любить и растить дочь, а не латать своё сердце. Хочу простых и понятных отношений.

Но сможет ли мне дать такие Семён? Пока не получалось.

Слишком ярко с ним всё. Ослепляюще. Слишком острые эмоции.

А мне хочется завернуться в плед и прижаться к теплу. Выдохнуть. Расслабиться.

Получится ли так с ним?

Ужинаем в столовой санатория мы, конечно же, вместе. Настя вся просто цветёт. Она уже даже загореть успела — личико чуть потемнело. Кожа у неё, похоже, в отца, потому что я вся краснею, стоит солнечным лучам коснуться моей незащищённой кожи. Без толстого слоя мощного солнцезащитного крема мне в солнечную погоду не выйти, иначе к вечеру настоящее барбекю.

После ужина я ухожу в номер, мне нужно закончить перевод заказчику, а Настя с Семёном идут гулять по прилегающей территории. Там и детские площадки есть, и беседки. Только прошу их мороженым не объедаться.

В девять Настя выключается, как лампочка. Устала, эмоций и впечатлений уйма. Уснула буквально за пару минут.

Я ещё какое-то время глажу её по волосам, а потом прикрываю лёгким одеялом. Принимаю душ, наливаю чай и, накинув лёгкий халат до самого пола, приятно струящийся тонкой тканью по ногам, иду на балкон. Хочется увидеть ночное море и немного утихомирить мысли.

Воздух обалденный. Это просто непередаваемо. Жаркий днём, воздух немного остыл, а с моря лёгкий ветер несёт свежесть. Я глубоко вдыхаю и опираюсь локтями на перила.

— Прикинь, у наших номеров совместный балкон, — слышу негромкий голос.

Вздрагиваю от неожиданности, но совершенно, почему-то, не удивляюсь.

— И как же так вышло? — поворачиваюсь к нему.

Семён стоит у перил напротив своих окон. Он погасил в номере свет, поэтому я и не увидела его сразу.

— Случайность, — пожимает плечами с совершенно невинным видом, а потом протягивает мне бокал с шампанским.

В руках у него второй. Значит, ждал.

Конечно, ждал.

Я принимаю бокал, рассматриваю Семёна. Он сейчас такой безмятежный, расслабленный, смотрит вдаль на море. Такой спокойный и уютный. Лёгкий.

В расстёгнутой тонкой рубашке и свободных брюках, с мокрыми волосами, окружённый тонким, едва ощутимым ароматом свежести геля для душа, он выглядит… привлекательным. Сексуальным. Магнетичным. Манящим.

Желанным.

Но мне вдруг хочется иного.

— Расскажи мне о себе, — делаю к нему несколько шагов и опираюсь локтями на перила рядом. — Как ты жил эти годы?