Я вернусь в твою жизнь (СИ) - Малиновская Маша - Страница 24

Этот кое-кто много чего сломал во мне, но мозги в отношении еды точно поставил на место. Может, и с Настей у него получится.

А тут ещё и ветрянку Настя подхватила. Без высокой температуры мы, слава Богу, как-то обошлись, а вот сыплет её уже третьей волной. И уговорить подсушить прыщики зелёнкой — это ещё хуже, чем уговорить поесть.

И тут как раз по квартире разносится звук домофона.

— А вот и папа! — говорю, ощущая даже некоторое облегчение. Семён уезжал по делам бизнеса на несколько дней, и Настя очень соскучилась. Я же малодушно надеюсь, что именно он и сможет заняться тем, что забросит в неё хотя бы несколько ложек каши.

Настя вытирает слёзы, пока я иду к двери, поправляет платье, а потом спрыгивает со стула и тоже идёт к двери.

— Привет, принцесса! — улыбается Семён и подхватывает её на руки.

— Никакая я не принцесса, — хмурится дочь. — Вся зелёная и толстая.

— Это ещё что за новости? — он удивлённо смотрит на неё, а потом переводит взгляд на меня.

В ответ я пожимаю плечами и в бессилии развожу руки.

— Так, сейчас со всем разберёмся, — говорит делано серьёзно, ставит Настю на пол, снимает куртку и обувь. — А-ну пойдём.

Он берёт дочь за руку и проходит в квартиру. Быстро оценивает обстановку, увидев нетронутую тарелку с кашей в кухне на столе и рядом там же аптечку.

— Василина, у вас есть весы?

Я напрягаюсь. Идея с весами так себе, только заострит её внимание на всём этом. Но мало ли что Семён там придумал. Всё, что касается дочери, вызывает доверие у меня к нему.

— Да, минуту.

Когда я приношу весы, он становится на них сам сначала, а потом предлагает Насте. Та с мученическим видом осторожно взбирается на весы и зажмуривается. Я бы точно прыснула, если бы не этот утренний вынос мозга с кашей.

— Та-ак, — качает он головой, а потом достаёт телефон и кому-то набирает. Мне становится интересно, что же он задумал. Насте тоже.

— Вер, привет, — обращается он по телефону к сестре, а у Насти при имени Веры глазки вспыхивают. Тётка вызывает в ней искреннее обожание. — Слушай, тут Настя взвесилась. Шестнадцать килограмм. Есть боится, говорит, что надо худеть. Да? Ага, понял.

Он отключается и с сожалением смотрит на Настю.

— Извини, принцесса, но первую репетицию придётся перенести.

— Почему? — дочь испуганно смотрит на Семёна, ведь она так ждёт эту самую первую репетицию. Доктор сказал, что очень-очень лёгкое, скорее, чисто номинальное занятие можно провести уже на следующей неделе.

— У тебя недобор. Тётя Вера говорит, что чтобы заниматься серьёзно балетом, нужно полноценно питаться, иначе и пары недель нормальных репетиций не протянешь.

Настя смотрит с сомнением сначала на Семёна, потом на меня, а потом на стол, где всё ещё стоит каша. Вздыхает и идёт к столу, а Семён подмигивает мне и победно смотрит.

Вот как это? Я приводила те же аргументы! Раз пять точно! А он сказал один раз и Настя уже принялась мелькать ложкой.

Он вообще для неё царь и бог. Она обожает отца. Несмотря на занятость, Семён всегда находит минуту хотя бы позвонить ей. Часто приезжает. Они вместе гуляют, ходят в кино, даже просто смотрят мультики.

Иногда я засматриваюсь, насколько ладное у них общение. Со стороны это очень хорошо видно. Один лишь взгляд глаза в глаза чего стоит.

Моя душа радуется, хоть и радость эта приправлена лёгкой грустью. Вселенная распорядилась именно так, но всё ведь могло быть иначе… Совсем иначе, будь у нас обоих больше выдержки, больше желания услышать друг друга.

Но как бы ни было больно вспоминать об ошибках, мы пытаемся строить отношения сейчас, ведь мы — родители. Дочь нуждается в нас. В обоих, как оказалось, хотя я много лет думала иначе.

Никаких судов. Мы вместе переоформили документы и оба посвящаем Насте столько времени сколько можем. Первые встречи были сложными для меня, но я справилась. Неделя за неделей, вот уже третий месяц у Насти двое родителей.

Да, мы не семья. Но мы мама и папа.

— Но мазать зелёнкой не буду! — бубнит Настя, с аппетитом доедая последнюю ложку.

— А почему? — подчёркнуто удивляется Семён.

— Некрасиво же!

— Та-ак, — снова повторяет он, как и в деле с кашей. Берёт ватную палочку и окунает в зелёнку. — А вот мама твоя красивая?

— Ну конечно, — непонимающе говорит Настя и смотрит на меня. — Очень.

— Василина, иди сюда, — кивает Семён и похлопывает по спинке стула с другой стороны от Насти.

Я присаживаюсь, ожидая, что он скажет что-то типа “Вот смотри, твоя мама тоже когда-то болела ветрянкой, была измазана зелёнкой, но осталась такой же красивой”.

— Зеленка совсем не мешает быть красивой, — говорит он, а потом берёт и, к моему ужасу, ставит точку прямо у меня на носу.

— Ты обалдел? — вспыхиваю вся. — Мне же… Мне же…

Нужно на свидание.

Марио прилетел вчера по делам бизнеса, и мы договорились сходить вечером в ресторан. Настя всё-равно должна была остаться у Семёна с ночёвкой.

— А что такого? — невинно вскидывает брови Бамблби. — Дочь, значит, можно измазать всю, а самой нельзя? Вот эти милые точки совсем не портят твою красоту. Верно же, милая?

Он смотрит на Настю, и та кивает, улыбаясь, а потом и вовсе начинает хохотать, когда Семён, воспользовавшись моим шоком, ставит мне ещё одну точку на лбу и одну на подбородке.

— Ах ты! — выхватываю у него ватную палочку и наугад тычу в лицо несколько раз, попадая куда получается.

— А!

— О Боже! — вскрикиваю, когда понимаю, что с немалой силой ткнула ему прямо в глаз. — Прости! Прости, пожалуйста!

Я подбегаю к нему и убираю его руку от лица, пытаясь посмотреть и оценить нанесённый ущерб.

— Дай посмотрю.

— Уйди, женщина, ты нанесла мне увечье, — отмахивается. — Кому я теперь одноглазый нужен буду? Несчастный инвалид.

— Мне, мне нужен! — Настя спрыгивает со своего стула и обнимает Семёна. — Папочка, тебе сильно больно?

Дочь бросает на меня осуждающий взгляд, заставляя и вправду почувствовать себя жутко виноватой.

— А я? — складываю руки на груди, переходя в оборону. — Вот куда я пойду с испачканным лицом?

— Мам, а давайте вы помажете мне все точечки, которые нужно, и мы все останемся у нас смотреть вечером “Хороший динозавр”? Всё равно же вы с папой тоже в точках, ну?

— Я за, — кивает Семён. Кажется, его ужасная, просто нестерпимая боль уже прошла. — Не, ну хочешь — иди, — смотрит на меня с иронией. — Тебе, в общем-то идёт.

Они с Настей смеются, а я качаю головой. Кажется, сегодня придётся написать Марио, что я не смогу прийти на встречу.

30

Какое-то время назад…

Семён

— Забери заявление, — отец складывает руки на столе и смотрит своим свинцовым взглядом. Давит, к земле прижимает, как обычно.

— Какое именно? — поднимаю брови, невозмутимо глядя на него. — О разводе? Претензию на клинику? Заявление в полицию?

— Ты меня понял, — говорит сквозь зубы, будто плюётся.

“Щенок” добавить забыл.

Только, пап, не щенок я тебе больше. Хватит с меня. Устал.

Заебался.

— А ты озвуч. А же тупой, помнишь?

— Зарина — дочь моего парнёра, если ты запамятовал. У меня уже проблемы, он вчера мне звонил. Она там истерит ему, а он мне, ещё и угрожает. А у меня ещё одна сделка с испанцами на носу.

— Ну так то у тебя проблемы, не у меня, — пожимаю плечами.

— Семён, я бы на твоём месте… — откидывается на спинку кресла и прищуривается. Вижу, что желчь из него так и выплёскивается, заляпывая своими ядовитыми каплями всё вокруг.

Неужели за столько лет он так и не понял, что мне лично на него совершенно плевать. В данным момент разница с последними годами лишь в том, что мне не плевать на самого себя. Появились причины, да, не плыть по течению.

После побега Адамовны у меня сгорел предохранитель, и я отпустил руль. Куда несло, туда и несло. По течению. И на дно бы потянуло — да и похер.