Я хочу твоего мужа (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 34

— Я не защищаю твоего мужа, но если ты про те цветы, которые она выставляет на фотографиях — то это не он. Она сама себе их купила.

Недоверчиво разворачиваюсь к нему:

— Уверен?

— Обижаешь. Объект до сих пор под наблюдением, — самодовольно хмыкает Карпов, — за эти дни они ни разу вместе не показывались. Ни у нее, ни в гостиницах. Все ее фотографии – это провокация, представление для тебя.

— Сколько сейчас за особо зверские убийства дают? — цежу сквозь зубы, — ну за такое, чтобы кровь-кишки по стенам, отрубленная голова, осиновый кол в заднем проходе.

— Поверь, Кир, это того не стоит, — Карпов выдает сдержанную ухмылку, — она и так свое получит.

— Спасибо, Саш.

У меня внутри просто бомбит. Эмоции переполняют, голова кругом. Хочется бежать и что-то делать прямо сейчас. Хочется звонить этой сучке и орать в трубку «выкуси!!!», но, конечно, я такого не сделаю. Это недостойно, некрасиво и, вообще, месть то блюдо, которое нужно подавать холодным. Завтра напишу это несчастное заявление, и пусть дальше Мариной занимаются стражи порядка.

Представляю, как у нее морда вытянется, когда за ней пожалуют на работу и выведут под белые рученьки на глазах у всего коллектива. Михалыча только жалко. Он столько времени искал толковую сотрудницу, а досталась вот такая.

Интересно, как поведет себя в этой ситуации Березин? Пожмет плечами и отвернется? Или будет самоотверженно носить ей передачки? В любом случае, если посмеет хоть взглядом высказать свое недовольство моими действиями, то все. Финиш.

Мы и добрались до того рубежа, за которым уже ничего не будет. Счет идет на дни. Вот-вот машина возмездия закрутится, и куда нас вынесет в результате этого кружения — я не берусь даже предполагать.

Еще раз проинструктировав меня, относительного того, куда и к кому завтра обращаться, Карпов уходит. Я нервничаю. Хожу по кабинету взад-вперед, все думаю о чем-то, думаю, анализирую, фантазирую.

По ощущениям — будто на болоте. Под ногами — зыбкая трясина, и не понятно, выберусь я из нее или нет.

А к вечеру становится еще интереснее.

Потому что мне звонит секретарша моего мужа. Я как вижу ее имя на экране, так сердце проваливается в трусы. В прошлый раз после ее звонка мне довелось наблюдать игры в сапера и фигурное разложение чужой груди на плечах у моего мужа. Что ждет в этот раз — страшно подумать.

— Добрый вечер, Зинаида Андреевна.

— Кира Андреевна, — приглушенно произносит она, явно от кого-то прячась, —здравствуйте! У нас скандал.

Я тяжело опускаюсь на стул. Начинается.

— Что стряслось?

— Андрей Михайлович уволил свою помощницу.

Выпрямляюсь.

— В смысле уволил? Почему?

— Нам не говорят подробностей. Но после этого она прибежала в кабинет к вашему мужу и разрыдалась.

Конечно, нашла жилетку, в которую можно поплакаться. Кто бы сомневался.

Скриплю зубами, а ладони сами сжимаются в кулаки. Я даже не могу порадоваться тому, что ее уволили. Злюсь.

— Ну и как? Утешил? — горько усмехаюсь в трубку.

— Кажется нет. Он сегодня злой очень, серьезный. Говорил с ней холодно и жестко. А потом я слышала… — она запинается и добавляет, — совершенно случайно.

Я живо представляю, как она торчит под дверью, прижимаясь к ней ухом.

— Да-да, случайно, я поняла.

Она сдержано кашляет и продолжает:

— Я слышала, как она причитала «Как ты мог?» и «За что?»

Вот это уже интересно. Настолько, что я даже сидеть спокойно не могу и снова вскакиваю на ноги.

— Так и говорила?

— Да, Кира Андреевна. Мне кажется, ваш муж приложил руку к ее увольнению. Спасибо вам!

— Я-то причем тут?

— Кроме вас никто бы не смог повлиять на Алексея Николаевича.

Я не пытаюсь переубедить ее в том, что мое влияние на мужа давно уже скатилось ниже отметки «никакое», благодарю за информацию и отключаюсь.

Мне не верится, что все это происходит на самом деле. Что Березин наконец собрал все свои тестикулы в кулак и действительно сделал что-то ради нас. Не на словах, а на деле.

Может, это все очередная игра? Представление для отвода глаз, специально для того, чтобы я заткнулась и больше не трепала ему нервы?

Морщусь. Моя собственная подозрительность душит меня. Я теперь везде вижу двойное дно и потаенный смысл. И это капец, как выматывает.

Чтобы хоть как-то развеять облака сомнений, звоню Карпову, и он подтверждает, что с сегодня подписан приказ на увольнение Прокиной. Причины — по собственному желанию, но все знают, что под такой формулировкой может скрываться, что угодно.

Мне едва удается дождаться до вечера. И хотя внутри бурлит и переполняет до краев, я прихожу домой со спокойной физиономией, так, будто ничего не произошло, и вообще я не в курсе того, что происходит у Березина на работе.

Он задумчив, раздражен и замкнут. Сразу думаю о том, что он жалеет. О том, что пришлось уступить и способствовать увольнению Мариночки, что некому будет к нему в кабинеты ходить и помогать раскладывать сапер. Не с кем будет смеяться над доверчивой женой.

Остановись, Кир… Не надо. Я осаживаю себя. Никому лучше не станет, если я заведусь.

— Что-то случилось? — спрашиваю у него, когда ужин почти закончился.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Все это время мы сидели на разных концах стола и вяло копались в тарелках. Вроде и вместе, и в то же время бесконечно далеко.

— Я весь день думаю о том, что увидел тебя в компании с другим мужчиной, — внезапно он выдает совсем не то, что я ожидаю услышать, — и мне тошно.

— Почему?

— Потому, что я боюсь тебя потерять. И сегодня до меня дошло, что это уже почти случилось.

— Браво, Березин, — два раза хлопаю в ладоши, — пятерка за сообразительность.

— Кир, я тебя очень прошу, — поднимает на меня потерянный взгляд, — пожалуйста, не надо. Я что хочешь сделаю…

— Опять слова?

Он затыкается, потом качает головой:

— Я убрал Марину, как ты просила. Переговорил с Михалычем, объяснил ситуацию как есть.

— Неужели правду рассказал? — я аж жевать перестаю.

Леша сконфуженно кивает.

Удивил.

— И что Андрей Михайлович?

— Сказал, что я долбоящер. И что ты таких дураков сотню найдешь, если захочешь, — угрюмо отвечает Березин, — но пошел мне навстречу. Ради тебя.

Вроде радоваться надо, а у меня все равно горечь внутри. Почему, когда я просила его остановиться и избавиться от Марины, он бил себя кулаком в грудь и божился, что его мнение не играет никакой роли, что он никак не может повлиять на Михалыча. А тут и рычаги нашлись, и слова нужные.

Он мог все это прекратить прежде, чем мы разбились. Мог спасти нас, устранив потенциальную опасность и сладкий соблазн. Мог сберечь мое сердце. Мог не протаскивать меня по дороге из обмана и предательства. Мог, но не стал. Тогда это было ему не нужно. «Просто» флирт оказался важнее всего, что мы строили, а возможность вкусить запретный плод перевесила клятвы, которые мы друг другу давали.

— Ну что ты молчишь, Кир? — не выдерживает он, когда тишина между нами затягивается.

— Чего ты от меня ждешь? Каких слов?

Березин растерянно замолкает, потом с намеком на обиду выдает:

— Я же все сделал, как ты просила. Убрал Марину, организовал ее увольнение. Все, ее больше нет! И не будет! Она больше не появится рядом и не посмеет к нам сунуться.

Говорит это с таким рвением, будто устранил самого опасного перступника на свете, но он забыл, что враг внутри.

— То есть, ты думаешь, что проблема только в ней? В Марине?

— Ну, а в ком же?

— Может быть, в том, кто уже разрешил постороннему сунуться к нам и от души потоптаться на нашей семье? — спрашиваю, задумчиво крутя в руках полупустую кружку. Чай плещется почти до самых краев, но не переливается. То же самое у меня сейчас внутри. Горечь то затапливает до самого верха, то спадает, обнажая пустое дно.