Я хочу твоего мужа (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 28

И Березин это понимает. Растерянно смотрит на меня, не зная, что делать дальше. Он сознает, что это самый, что ни на есть настоящий экзамен для нашей семейной жизни, и что он к нему ни черта не готов.

Я только бровью дергаю, дескать, что молчишь, любимый. Дерзай, все в твоих руках.

— Я ждала твоего звонка, — в ее голосе мягкий упрек. Без ворчания и претензий, как у ревнивой жены, а нежный и печальный. Мол свет без тебя не мил, Алёшенька.

— Я был очень занят, — Березин немногословен. Он отчаянно старается не сболтнуть лишнего, и мне крайне любопытно, что из этого выйдет. Понятно, что ничего хорошего, просто интересно насколько будет пробито дно.

— Я сегодня приходила к тебе на работе, а твоя грымза сказала, что тебя не было…

Грымза…

Я только горько хмыкаю, когда Леша не поправляет Мариночку после такой реплики о Зинаиде Степановне, которая в миллион раз более полезна, порядочна и компетентна. Интересно, а в мой адрес такое тоже прилетало, и он так же молчал?

Противно. Но снова загоняю все эмоции глубоко под броню, не оставляя для него ни одной зацепки.

— Разъезды и работа дома.

— Я понимаю, — разочаровано и грустно тянет она, — Ты бы позвонил. Я бы приехала, помогла.

Сука…

Выдыхаю.

Конченая…

Снова выдыхаю, борясь с желанием заорать, что убью ее на хрен! Мало того что к моему мужу лезет, так еще и в мой дом пробраться хочет?!

Тише, Кира. Стоп.

Приходится напомнить себе, что сама хотела послушать, провести разведку боем. Теперь поздно отступать, надо глотать до конца, как бы не тошнило.

Моей выдержки даже хватает на холодную улыбку, хотя внутри просто бомбит.

Сука!!!

— Спасибо, но я справляюсь, — Березин трет шею и делает неуклюжую попытку соскочить, — Мне сейчас не очень удобно.

— Погоди секундочку… пожалуйста, — ее голос меняется. Становится томным, чуть ниже и с придыханием.

Муж тут же напрягается. Я прямо чувствую, как он гудит от напряжения. У меня самой двести двадцать по жилам пробивает. Кладу ногу на ногу, плотно сжимая бедра, чтобы не дрожали.

Похоже, сейчас начнется самое интересное.

— Я скучаю. А ты?

— Марин, — он дергается так, будто каждое ее слово — это оплеуха, — давай не…

— Все время думаю о нас. Вспоминаю…

Он вскидывает на меня затравленный взгляд и качает головой, как болванчик.

— Не о чем вспоминать, — сипит, — ничего не было.

Снова скотина врет? Я уже ничему не удивлюсь.

— Я чуть с ума не сошла, когда ты ушел, — вздыхает так горько, будто у нее случилась самая большая трагедия в жизни, — У меня в крови такой огонь полыхал, думала сгорю дотла… До сих пор полыхает… Хочу тебя.

А я хочу сдохнуть. Мне так больно слушать все это, что не могу дышать.

Березин смотрит на меня, как кролик на удава. Молчит. А дрянь на другом конце трубки продолжает:

— Я так мечтала о том моменте, когда мы наконец останемся наедине. Столько раз представляла, как это будет. И не получилось.

Сама того не подозревая, подтверждает, что не успели дойти до главного.

Только мне почему-то легче не становится. Какая разница, переступили они финальную черту или нет, если всю остальную дистанцию с успехом преодолели? Не знаю. Меня так штормит, что мозг не успевает обрабатывать информацию и выдавать реакции.

— Я думала ты вернешься…

— Было не до этого.

— Я понимаю, — горько соглашается Марина, — машину без окна не оставишь.

Ни слова обо мне, будто я невидимка, незначительная помеха на пути, которая даже не достойна того, чтобы быть обозначенной. И это при том, что она прекрасно видела наши разборки.

— Прости, я наверное отвлекаю тебя, — в голосе сплошная покорность и смирение. Прямо девочка-заинька, — но я так скучаю. Сегодня всю ночь не спала, все надеялась, что позвонишь, приедешь.

Леша мычит что-то невразумительное, а она продолжает:

— Знаешь, что я делала? Я лежала одна в постели. Изнемогала. Вспоминала, как ты вчера целовал меня. Руки твои сильные вспоминала, до сих пор чувствую их на своем теле…

Березина всего перекручивает.

— Марина! — не выдерживает и тянет лапы к мобильному.

Я вскидываю палец, запрещая ему прикасаться к телефону. Хочу услышать все, каждое ее слово, которое она с таким упоением льет в уши пока еще моего мужа.

Взглядом показываю, что если он посмеет оборвать этот прелестный разговор, то все, конец.

Леша белый, как поганка, убирает руки от трубки. На скулах играют желваки, кадык нервно дергается, а эта тварь, не догадываясь, что происходит на другом конце провода, продолжает:

— Хочешь расскажу, что я потом делала? Ласкала себя! Представляла, будто нам никто не помешал, и мы дошли до конца. Я гладила себя ТАМ, — голосом выделяет слово, — представляя, что это делаешь ты, что это твои пальцы доводят меня до пика. И шептала твое имя. Ты чувствовал это? Я знаю, что чувствовал. Не мог не чувствовать...

— Ненавижу, — беззвучно произношу одними губами, глядя мужу в глаза.

С меня хватит. Плевать, было у них что-то или нет. Успели- не успели. Гори оно все синим пламенем.

Я поднимаюсь из-за стола и хочу уйти, но Леша бросается наперерез, хватает меня за руку так, словно от этого зависит его жизнь.

— На хрен иди, — все так же бесшумно. У меня просто нет сил сказать это в слух.

Я пытаюсь скинуть с себя его лапы, оттолкнуть, но Леша с неожиданной силой и упорством зажимает меня у стены. Надо бы вмазать ему со всей дури кленом в пах, но я торможу, у меня реально проблемы с восприятием, и звон в ушах перекрывает все остальное.

Я вижу, как надрывно бьется жилка на мужском виске. Кажется, у мужа стучат зубы, или у меня. Я не знаю. Все смешалось и разобрать просто невозможно.

— Когда мы увидимся? – из трубки снова доносится блевотный Маринин голос. Мне так мерзко, что спазмом скручивает кишки.

Дергаюсь, но Березин все равно не отпускает. Несмотря на все мое сопротивление, продолжает зажимать у стены, цепляясь за меня так, будто я единственная соломинка, способная удержать его на плаву.

Не отрывая от меня вздрюченного пылающего взгляда, твердо произносит:

— Никогда.

Это так неожиданно, что Марина теряется:

— Леш?

Я тоже теряюсь. Настолько, что перестаю вырываться, дышать и вообще понимать, что происходит.

— Не звони мне больше. Не пиши.

— Ты чего? — ошарашенно выдает она. Вся ее наигранная нежность и томность пропадают, остается только острое, практически осязаемое недоумение, а Леша продолжает бомбить:

— Это все было ошибкой.

Все это время он смотрит на меня, не закрывается. В его глазах угрюмая решимость.

— В смысле? — на смену недоумению приходит что-то другое, очень похожее на истеричную претензию.

— Ты прости. Я увлекся, заигрался, забылся.

— Ты чего, Леша? Все же хорошо было.

— Ничего хорошего, просто помутнение с моей стороны. Только и всего.

Секундная пауза, потом яростное шипение

— Это она заставляет тебя так говорить? Я знаю, что она сейчас рядом с тобой!

— Это только мои слова и моя вина.

— Какая вина? Ты что, ее собственность? Щенок, которого можно держать на поводке?

— Нет. Просто я выбираю Киру, потому что люблю.

Почему меня не плющит от радости после таких слов? Наверное, потому что ни черта им не верю.

Прокина понимает, что претензиями ей ничего не добиться, и всхлипывает:

— За что ты так со мной? Что я плохого сделала.

— Ничего.

С этим я бы поспорила, но не могу говорить. Слова потеряла.

— Это я накосячил. Мне и исправлять.

— Леша!

— До свидания, Марин.

И сам сбрасывает звонок, не слушая, что она еще там пищит.

Меня потряхивает. Его потряхивает. Всю нашу семейную жизнь потряхивает. Причем так люто, что нет сил стоять на ногах.

Плюхаюсь на стул и утыкаюсь лицом в ладони.

— Кира…

— Леш, не надо.

Я не готова его слушать. Не могу, не хочу. Это все выше моих сил.