Кровь, которую мы жаждем. Часть 2 (ЛП) - Монти Джей - Страница 20

Я беру лист, который распечатал из Интернета, и читаю его содержание.

— Почему Джеймс в этом замешан? Elite — одна из самых прибыльных нефтеинженерных компаний на Западном побережье. Вряд ли ему нужны деньги.

— Жадность — мерзкая чертова штука — таким людям никогда не хватает, — в голосе Алистера звучит горькая ненависть к вкусу богатства собственной семьи. — Гало нужно пространство, чтобы скрывать приходящих и уходящих девушек, верно? Кампус компании Elite занимает три города. Это чертова тонна земли.

Много места, чтобы спрятать транспортные контейнеры, полные пропавших девушек, не вызывая подозрений.

— Итак, Уиттакер предоставляет убежище, чтобы спрятать девочек до того, как их продадут за границу. Фрэнк держал все в тайне из-за денег, Грег был пешкой, а Стивен дергал за ниточки, — я прижимаю пальцы к глазам. — И у нас нет надежного источника, чтобы доказать все это.

— Бинго.

Я расстроенно провожу рукой по влажным волосам. Мир движется без меня, а я остаюсь в этой комнате. Ребята пытаются получить информацию о Гало, а я просмотрел файлы, касающиеся убийств, но все это бесполезно. Ничто из этого не говорит мне, кто такой этот Имитатор.

Моя охота ограничена, и я чувствую себя в этой комнате как зверь в клетке, бесполезным и без цели.

Мы продолжаем собирать кусочки головоломки, которые не подходят друг к другу, и нет никаких указаний, как это исправить. Я с самого начала знал, что ввязываться в это было плохой идеей, что как только мы ввяжемся, все будет кончено. Мы не остановимся, пока все не закончится.

Я бросаю бумаги на заправленную кровать, аккуратно расправляю их, прежде чем взять лежащую рядом книгу.

Я провожу пальцами по обложке, открываю ее, чтобы увидеть беспорядочный почерк Лиры по бокам. Я выяснил, что она увлекается искусством оставления примечаний, и быстро обнаружил, что одалживаю экземпляры ее книг.

«Я была влюблена, впервые в жизни. Я знала, что это безнадежно, но для меня это не имело значения. И дело не в том, что я хочу обладать тобой. Все, чего я хочу, это заслужить тебя. Скажи мне, что делать. Покажи мне, как себя вести. Я сделаю все, что ты скажешь».

Я с ухмылкой смотрю на записку рядом с подчеркнутым отрывком. Это любовь. А чуть ниже ее собственного почерка — мой собственный, красная ручка ярко выделяется на фоне старых страниц.

Нет. Это необоснованная преданность. Его желание любить ее вызвано лишь ее нежеланием любить его. Ты можешь просто сказать, что Себастьян Вальмонт из «Жестоких намерений» твой тип, дорогая. И не нужно копаться в тексте, по которому снят фильм, чтобы доказать это.

Это уже третья книга, в которой мы разговариваем. Без ее ведома, конечно, но что-то в этом заставляет меня чувствовать себя ближе к ее разуму без необходимости находиться рядом с ее телом, просто существуя между страницами ее любимых книг, читая ее мысли, как будто она рядом со мной, объясняя слово за словом, что именно ей нравится в каждой части.

— Тэтчер, ты еще здесь? — голос Алистера отрывает меня от книги.

Я закрываю ее, кладу обратно на кровать, прежде чем ответить.

— Да, о чем ты говорил?

— Я спросил, где во всем этом Коннер Годфри.

Звук его имени заставляет меня отшатнуться.

— В гробу, — я крепче сжимаю телефон.

Мне не нравится, как он смотрит на Лиру. Она добрая и иногда слишком доверчивая; она не видит, как он смотрит. Как он целенаправленно помещает себя в ее пространство. Может, он и дурачит всех остальных своим притворством крутого учителя, но я убиваю мужчин как хобби.

Все, что нужно знать о мужчине, живет в его глазах, и он отчаянно хочет заполучить Лиру Эббот, используя ее доброту против нее, притягивая ее ближе, чтобы добиться гораздо большего, чем просто дружба.

Любой, кто смотрит на нее слишком долго, раздражает меня, но больше всего Коннер.

Потому что она улыбается ему.

Эта глупая улыбка.

Ослепительная и раздражающе счастливая. Как банка, наполненная маленькими жучками — светлячками, которых дети любят ловить летом.

Та, что озаряет ее лицо и освещает любую комнату, в которой она стоит. Ее невозможно не заметить. Как мир не замечает этого, не замечает ее — уму непостижимо. Потому что как только ты это делаешь, ты видишь только ее. Она существует везде.

Я наблюдаю, как она растет с годами вместе с ее лицом, но никогда не ослабевает в своей радости. Лира любит верить, что она — лишь смерть и тьма, но внутри нее живет душа, созданная для того, чтобы любить людей.

Ее улыбка — это проблеск ее любви. Ее привязанность. Ее счастье по отношению к другим.

Это улыбка, которую она ни разу не подарила мне.

— У тебя с ним проблемы?

— У меня проблемы со всеми, кто так близок к Синклером, — легко лгу я, покачивая языком перед зубами.

В мою дверь стучат.

Это что-то новенькое. Полагаю, наша совместная ночь придала ей немного смелости, чтобы подойти ко мне.

— Лира сегодня осталась после разговора с ним на некоторое время. Я видела, как они обнимались перед самым моим уходом. Спроси ее, узнала ли она что-нибудь, — кричит Брайар откуда-то из комнаты.

— Конечно, — моя челюсть подергивается, я смотрю через плечо на закрытую дверь, зная, что она ждет снаружи. — Позвони мне, если найдешь что-нибудь еще.

Я знаю, что мы все говорили о том, что она использует свою дружбу как рычаг, чтобы получить информацию от Годфри, но это не значит, что мне это нравится. Мне также не нравится мысль о том, что она останется с ним наедине дольше, чем на двадцать секунд.

Гнев пульсирует в моих венах. Я рассказал ей, что произойдет, если она позволит Годфри прикоснуться к тому, что принадлежит мне. Как я и говорил ей прошлой ночью, даже если я не могу обладать ею, она принадлежит мне.

Это эгоистично и самый худший вид токсичности, но я не могу заставить себя всего лишь беспокоиться.

Она моя.

Я бросаю телефон на кровать и иду к двери. Надеюсь, она попытается защитить его — это сделает перемалывание его пальцев в моем утреннем смузи гораздо более приятным.

Однако, когда я отворяю дверь и вижу, что она стоит там, весь мой гнев улетучивается, как дым на ветру, как будто его и не было.

Мое ледяное выражение лица размораживается.

Я чувствую, как мои брови дергаются и сходятся вместе, когда я смотрю на ее покрытые инеем щеки. Из-за минусовой температуры на улице ее тело дрожит в теплом доме. Снег все еще посыпан в локоны ее эбеновых волос.

Любимая роза зимы.

Ее губы зажаты между зубами, и она осторожно протягивает руки, предлагая мне тяжелую прямоугольную коробку, и все это в полной тишине, как будто ждет моей реакции, прежде чем заговорить.

— Что это? — слова дрожат в моей голове, но выходят гладко.

— Синтезатор, — она перемещает свой вес, пытаясь удержать его, но ее слабые руки сопротивляются. — Я не могла достать рояль достаточно быстро, и я не была уверена, как я смогу занести его в дом. Поэтому я подумала, что это — лучший выход.

У меня сводит живот, и в груди появляется трепет.

Никто не был так внешне добр ко мне.

Я — человек из кошмаров. Люди крепче прижимают своих детей, когда я прохожу мимо. До Лиры я даже не обнимал никого с теплыми намерениями.

Я не тот человек, который заслуживает сострадания.

Особенно от нее.

Но вот она стоит и дарит его мне, несмотря ни на что. Неважно, какие ужасные вещи я ей говорил или делал — ничто из этого не повлияло на то, как она смотрит на меня, на ее искаженное восприятие того, каким, по ее мнению, я способен быть.

Ее лицо опускается при моем молчании. Возбуждение в ее глазах потускнело достаточно, чтобы я заметил.

— Если тебе не нравится, я могу отправить его обратно. Я сохранила чек, так что ничего страшного. Я просто подумала, что ты захочешь иметь что-то, чтобы скоротать время, так как ты не часто выходишь в свет.

Мое лицо пылает, когда я поднимаю руку, потирая затылок, все еще глядя на коробку, которую она с трудом удерживает. Ее спина горбиться, она снова обхватывает предмет.