Тайна Кристин Фоллс - Бэнвилл Джон - Страница 41

— Квирк, я должна что-то тебе сказать. Речь пойдет о Фиби, только с чего начать, я ума не приложу. — Сара подняла переплетенные руки и встряхнула ими, словно собиралась бросить кости, заранее зная, что выпадет не то. — Квирк, она не моя дочь, и не Мэла тоже. — Квирк был неподвижным, как камень, на котором она сидела. Сара медленно и потрясенно покачала головой. — Она твоя дочь, твоя и Делии. Ты думал, что ребенок умер, а он выжил. Делия умерла, а Фиби выжила. Судья, то есть Гаррет, в ту ночь позвонил нам в Бостон и сообщил о смерти Делии. Я ушам своим не могла поверить! Он попросил нас с Мэлом присмотреть за малышкой, временно, пока ты, как он выразился, в себя не пришел. Вскоре из Дублина приехала монахиня и привезла Фиби. — Сара огляделась по сторонам, словно мечтая сбежать — нырнуть в какой-нибудь тоннель или нору в рыхлом CHeiy. — Напрасно я ее присвоила, но я считала, так лучше. Ты ведь пил, не просыхая из-за того, что Делия оказалась не такой, как ты ожидал, и вот она умерла. Умерла, оставив тебе грудную малышку. — Окаменевший Квирк отвернулся, сделал несколько шагов по рыхлому снегу и уставился вниз на замерзшую долину. Ворона на столбе наклонила голову, подняла крыло и хрипло каркнула, то ли с мольбой, то ли с печальным неодобрением. — Мне хотелось иметь частичку тебя, — вздохнув, сказала Сара широкой ссутуленной спине Квирка. — Маленькую частичку… Понимаю, с моей стороны это ужасно. — Она засмеялась, словно удивленная собой и своим признанием. — Все эти годы… — Сара встала и, прижав руки к бокам, стиснула кулаки. — Прости, Квирк! — произнесла она нарочито громко: ей чудилось, что разреженный горный воздух глушит слова, что застывший над долиной Квирк ее не слышит. Квирк не обернулся: в черном, как вороново крыло, пальто, он стоял спиной к ней, понуро наклонив голову. — Прости меня! — повторила Сара, на сей раз обращаясь к себе самой.

Часть III

Глава 25

Энди Стаффорду казалось, он на суде. Они с Клэр сидели на стульях с жесткой спинкой перед большим дубовым столом, за которым восседала сестра Стефания. За ее спиной стоял рыжий священник Харкинс, который однажды «случайно заглянул» к ним, а на самом деле приезжал шпионить. Другая монахиня — ее имени Энди не помнил, но, увидев на шее стетоскоп, решил, что это доктор — стояла у окна и точно любовалась погожим зимним днем: на ее лице играло отраженное снегом солнце. Снова и снова Энди рассказывал, как все произошло — у ребенка случился какой-то приступ, он встряхнул ее — он едва не сказал «его», но вовремя спохватился — за плечи, чтобы помочь, но девочка взяла и умерла. Мол, это чудовищное недоразумение, самый настоящий несчастный случай. Да, он был пьян, тут и отрицать бесполезно, вероятно это — одна из причин трагедии. Если трагическую случайность можно поставить кому-то в вину, то он признает себя виновным. Даже сидя, как и они с Клэр, сестра Стефания казалась самой высокой в кабинете.

— Вам обоим нужно поскорее забыть ту ночь, — со вздохом проговорила она. — Маленькую Кристин призвал к себе Господь, и сейчас она на небесах.

Монахиня со стетоскопом отвернулась от окна и взглянула на Клэр, но та не отреагировала. С тех пор, как их усадили за дубовый стол, Клэр не шевельнулась и не сказала ни слова. Мертвенно бледная, она положила руки на колени и сжалась в комочек, словно замерзла Клэр смотрела в одну точку и хмурилась от натуги — неужели узор на ковре разглядывала?

— Энди, сейчас ваша главная задача — помочь Клэр, — продолжала сестра Стефания. — Трагедия ваша общая, но она пострадала больше, понимаете?

Энди энергично закивал: да, да, он настроен серьезно, полон решимости исправлять свои ошибки и помогать жене.

— Да, сестра, понимаю. Я прекрасно понимаю, только… — Энди судорожно поднял подбородок и очертил пальцем внутренний контур воротника рубашки. На сегодняшнюю встречу он надел рубашку, темные брюки и пиджак спортивного кроя в светло-коричневую клетку, даже галстук повязал, чтобы произвести хорошее впечатление.

Сестра Стефания не сводила с него глаз, блестящих и немигающих, точно замороженных.

— Только? — переспросила она.

Энди с шумом втянул воздух и снова поднял подбородок.

— Вы не говорили с мистером Кроуфордом по поводу моей работы? Ну, то есть по поводу новой работы поближе к дому?

Сестра Стефания оглянулась на Харкинса — тот вскинул брови, но промолчал.

— Мистер Кроуфорд очень болен, — ответила монахиня. — Смертельно болен.

— Очень жаль, — проговорил Энди чересчур равнодушно, как самому ему показалось, замялся, но быстро взял себя в руки и бросился в атаку. — Наверное, вам сейчас трудно, ну, из-за болезни мистера Кроуфорда и других неприятностей. — Энди взглянул на Харкинса, потом снова на монахиню. — Без него небось как без рук! А вообще странно, что о такой большой организации, как ваша, ни разу не написали в газетах.

— В газетах не пишут об очень многих вещах, — после небольшой паузы проговорил Харкинс тягучим занудным голосом. — Порой даже о серьезнейших происшествиях не сообщают.

Только Энди его не слушал.

— Мне нужно морально поддерживать Клэр, — начал он, обращаясь исключительно к сестре Стефании, — значит, никаких дальних перегонов и сверхурочных исключены. Никаких поездок на Великие озера и в Канаду.

Монахиня снова взглянула на Харкинса, и он снова молча поднял брови.

— Хорошо, мы подумаем, как вам помочь, — проговорила она, повернувшись к Энди.

— Самое главное, ни о чем не рассказывать посторонним. У нас в приюте Пресвятой Девы Марии свои порядки, порой непонятные простым обывателям.

— Ясно, — кивнул Энди, и позволил себе ухмыльнуться, — все ясно.

Сестра Стефания встала так резко, что черная ряса с шумом заколыхалась.

— Вот и отлично, — проговорила она. — Будем постоянно держать связь. Энди, хочу прояснить один момент: и ваша, и наша первоочередная задача сейчас — забота о благополучии Клэр.

— Естественно, я только «за», — с нарочитой небрежностью проговорил Энди, чтобы немного осадить этих святош. Он встал и повернулся к Клэр: — Пойдем, милая, нам пора.

Клэр не шевельнулась — она по-прежнему изучала узор на ковре. Сестра Ансельм шагнула к ней и осторожно коснулась ее плеча.

— Клэр, ты как, ничего?

Клэр с явным трудом оторвала взгляд от ковра, пытаясь сосредоточиться, посмотрела на монахиню и медленно кивнула.

— С ней все в порядке! — рявкнул Энди. Вопреки его стараниям, прозвучало грубо, почти угрожающе. — Я позабочусь о ней, правда, милая? — он схватил Клэр за локоть и рывком поднял. На миг показалось, что она упадет, но Энди не позволил — положил руку на плечо и повернул к двери. Сестра Стефания вышла из-за стола, чтобы их проводить. Секундой позже они втроем скрылись в коридоре.

— У девушки явные проблемы, — тихо сказала сестра Ансельм.

— Думаете, она… — с тревогой в голосе начал отец Харкинс, но не договорил.

— Нет, — в голосе сестры Ансельм звенело раздражение, — я думаю, она близка к нервному срыву, очень-очень близка.

Вернулась сестра Стефания.

— Боже милостивый, ну и ситуация! устало проговорила она и повернулась к Харкинсу: — Архиепископ уже…

— Да, я позвонил в его канцелярию, — перебил священник. — Представитель его милости побеседует с высоким комиссаром. — Вмешательство полиции совершенно не в наших интересах.

Сестра Ансельм презрительно фыркнула. Сестра Стефания устремила на нее полный тревоги взгляд.

— Что вы сказали, сестра?

Вместо ответа сестра Ансельм демонстративно вышла из кабинета. Харкинс и сестра Стефания молча переглянулись: ну что тут скажешь?

Ступеньки крыльца обледенели, и чтобы Клэр не поскользнулась, Энди придерживал ее за плечи. После той роковой ночи она замкнулась в себе, и Энди не представлял, что с ней делать. Клэр целыми днями просиживала в трансе или смотрела по телевизору детские программы и мультфильмы про Багса Банни. А как она смеялась — раскатисто, хрипло, наверное, именно так хохочут ее немецкие родственники. Бессонными ночами Клэр лежала рядом с ним, и Энди чувствовал, как в ее голове крутится одна и та же мысль, от которой ей никак не удается избавиться. На вопросы Клэр отвечала односложно или вообще молчала. Однажды ночью, когда Энди вернулся из Буффало, дом стоял прогруженный во мрак и тишину. Клэр он застал в детской: она сидела у окна, прижав к груди розовое одеяльце. Энди начал кричать, даже не потому что разозлился, а потому что испугался: озаренная голубоватым снежным сиянием, Клэр напоминала призрака. Энди орал, а она едва повернулась к нему, сосредоточенно насупив брови, словно услышала зов издалека.