Любовь. Измена. Развод (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 25

— Не знаю. Смотря какая сумма.

— Ну если машину твою по закону тоже как совместно нажитое поделят, продавать тебе больше нечего. Ваш с матерью дом почти ничего не стоит. Прости, я слегка навел справки, — снова улыбается. — Ты слишком долго была в отключке. Мне же нужно было чем-то заниматься.

— К чему вы клоните?

— Давай-ка обратно на «ты». А то чувствую себя дедом каким-то. У нас с тобой девять лет разницы, не сорок.

— Вам тридцать семь?

— Угу, — кивает и тянется к тумбочке, на которой стоит минералка. — Где у них стаканы? — крутит головой, пока сворачивает крышку. — Я тогда так, не против? — прислоняет горлышко к губам.

— А вы…то есть ты, не знаешь никакого толкового юриста, чтобы проконсультироваться. Только не тех, что на Илью работают.

— Да я тебя и сам проконсультирую.

Кривлю губы, мол, ну ясно все.

— Ладно, не дуйся. Найдем кого-нибудь. А лучше скажи нашему Илюше, что спишь со мной, он сразу пыл поумерит.

Вздрагиваю и чувствую, что краснею.

Спасибо, за совет. Только вот он и так уже в этом уверен. Я же к кошельку потолще переметнулась.

Эскортница какая-то прям.

— Он же на вас работает.

— Чем вы занимаетесь?

— Инвестициями, — Снегур загадочно улыбаетесь.

— Врете.

— А ты выкаешь, — пожимает плечами.

— Чем ты занимаешься? В городе о тебе не самые приятные слухи ходят. Все боятся.

— Это плохо, — хмыкает. — Плохо, что боятся. Ты, судя по всему, тоже?

— Я еще не определилась.

— Да определилась. Обвиняла же — снова сияет как золотая монета.

— Я извинилась. Мне от тех слов очень паршиво.

— Верю. Поэтому и не обижаюсь. Иногда люди попадают туда, потому что зарабатывая большие деньги, хотят честно работать и не хотят делиться. Иногда, они за это теряют что-то более ценное…

Евгений отворачивается. Пару секунд смотрит в окно, потом на меня.

— Мою жену и дочь убили, а вот я оказался живучим, — понижает голос и смотрит на свои ладони. — Первые три года в тюрьме мне постоянно мерещилась кровь на ладонях. Жена прямо на моих руках умерла, дочь через три часа в больнице, ранение не совместимое с жизнью...

Слушаю его и трясти начинает. Он говорит без эмоций. Будто фильм пересказывает. Но это на первый взгляд. Потому что в глазах у него Армагеддон происходит, и все на своем пути в пепел превращает.

— Потом менты сразу появились, так, случайно. Соседи якобы выстрелы слышали почти сразу, как я в дом зашел. Скрутили, в больницу поехать с дочькой не дали. Я уже у следака на допросе узнал, что она..., — Евгений хмурится. — А дальше все, как обычнно. Мой бизнес, оказывается, стал с криминалом связан. Плюсь двойное убийство... Дали девять лет. Мне было двадцать шесть. Вышел через семь. Ребята мои, с которыми мы тогда партнерами были, добились пересмотра. Не кинули. . Вышел, распечатал офшор, мы много тогда заработали, не на одну сытную жизнь. Приехал подальше от Москвы. Ваш меценат местный — Шумаков, занимательный мужик, долго мы с ним общий язык найти не могли.

Евгений снова улыбается, а я и пошевелится не могу. Все думаю о том, как это отсидеть семь лет за то, чего ты не совершал.

— Прониклась, что ли? Брось, Свет, оно того не стоит. Это я так, для ясности картинки.

— Простите, — всхлипываю и накрываю рот ладонью.

— Ну вот видишь, ты меня уже жалеешь, — смеется. — Ну что теперь любовницей моей будешь? А то утром отказывалась, — склоняет голову набок. — Все есть. Деньги, печальная история. От мужа тебя спасу. Считай герой.

Качаю головой в ужасе от происходящего. Я бы, наверное, никогда в жизни не могла про такое с легкостью говорить. Не могла бы держать лицо и прятать боль.

А такую, как я, прибила бы на месте, нет, сначала бы язык вырвала, а потом только прихлопнула.

— Я не хотела. Правда не хотела, просто Илья…, — прикусываю язык и замолкаю.

Не хочу о нем говорить и вспоминать не хочу. И так всю душу мне вымотал.

— Трепло твой Илья. Но в некоторых ситуациях этот его дар полезен. Не в этой, — сразу поясняет.

В дверь стучат, и в палату заходит медсестра.

— Я капельницу пришла проверить, Евгений Андреевич.

Снегур кивает и выходит в коридор. Вижу, как прикладывает телефон к уху.

Мне снимают капельницу, дают какие-то таблетки и кратко объясняют, что нужно соблюдать режим питания и сна ближайшие дни. Меньше нервничать, естественно, и не забивать на здоровье.

Евгений возвращается в палату минут через десять после того, как уходит медсестра. В руках у него при этом два рожка мороженого с шоколадной крошкой. В детстве оно было моим любимым.

Глава 19

— Ты ешь? Или фигуру блюдешь? У моих архаровцев там детство в одном месте заиграло, подхожу к машине, а они сидят и мороженки жрут, — протягивает мне рожок.

— Спасибо, — распечатываю бумажку и касаюсь кончиком языка холодного лакомства. — Мы в детстве с мамой, когда в Москву ездили, всегда ели рожок с шоколадной крошкой.

— Аналогично, — Женя снова присаживается в кресло.

Повисает пауза.

Болтаю в воздухе ногами, сидя на краю кровати, и чувствую себя рядом с ним девчонкой, ей-богу.

Едим молча, иногда переглядываемся.

Женя смотрит на часы на своем запястье, потом на меня.

— Так, в общем, пошел я. Если что, звони.

— Я с тобой, — подскакиваю, едва удерживаясь от столкновения со Снегуром. — Точнее, — поджимаю губы, — ты же… Вы… Подбросишь меня? Или я такси вызову. Лучше такси. Да, — тянусь к телефону.

— Ты куда собралась-то?

— У меня встреча с юристом сегодня сорвалась, и вообще, я не могу здесь лежать, муж хочет отобрать мой бизнес, сами же сказали. Точнее, сказал.

Уже открываю приложение, а ладонь Евгения накрывает экран моего телефона.

— Так, притормози. Тебе отлежаться надо, а не с шашкой наголо бегать.

— У меня нет на это времени!

— Ошибаешься, — аккуратно забирает у меня из рук смартфон и кладет на тумбочку. — Давай я решу твою проблему. Безвозмездно.

— Просто так не помогают.

— Я же сказал, что ты мне просто понравилась. Этого мало, чтобы я тебе помог?

— И что я буду должна за такое бескорыстие?

— Ничего.

— Ну конечно, — нервно хихикаю, — ты уже предлагаешь мне бабочку на пояснице набить и сказать Антипову, что я с тобой сплю. Дальше переоденешь в спортивный костюм.

Теперь смеемся уже вместе.

— Нельзя тебя в мешки одевать, Света.

— Это почему?

— Такую красоту прятать.

Снегур все еще возвышается надо мной, а я… я улыбаюсь. Как дура. Это же такой комплимент был, да?

— Ладно, — выправляет рубашку из брюк, а когда замечает мой слегка шокированный взгляд, еще и ремень из брюк вытаскивает, улыбка при этом на его лице сиять не перестает. — Неудобно, — кидает ремень на тумбочку. — Раз уж ты остаешься, — кивает на кровать, — я тоже останусь. А то сбежишь еще.

Евгений садится обратно в кресло, и все, что мне остается, это забраться под одеяло и прилипнуть спиной к стене.

— Сколько лет ты замужем?

— Мы вместе десять лет были, с выпускного моего школьного встречаться начали.

— Много.

— Будто целую жизнь.

— Ты его любишь, — выдает за факт.

Факт? А я и парировать не могу. Не знаю, что ответить. Наверное, пару дней назад я думала, что люблю, а теперь? А теперь это неважно, потому что он меня не любит. Точно не любит, и большой вопрос, любил ли когда-то.

— Это не значит, что прощу.

— Иногда прощают и за большее.

— Только не я.

— Идеалистка?

Жму плечами.

— В школе отличницей была?

— Была. Но баллов, чтобы пройти на бюджет туда, куда хотела, все равно не хватило. Пошла на дизайнера, в тот год конкурс мизерный был. Хотя в нашем универе никаких дизайнеров не выпускают. Одно название. Нас экономический факультет за спиной швеями называл. Пэтэушницами. А чем ты занимался, ну, до…

Не договариваю. Как такое вслух-то произнести? До смерти жены и дочери? Нет, не хочу.