Красные ворота - Кондратьев Вячеслав Леонидович - Страница 78

— То, что нужно для меня, нужно и для народа. Я не отделяю себя от него.

— И в этом ты уверен? — спросила Валерия.

— Конечно… Кстати, а ты-то, Валерия, чего знаешь о народе? Я-то бедовал с ним вместе — и на фронте и в плену. У меня-то связь с ним кровная, в буквальном смысле этого слова, одно хлебово хлебали, одной кровушкой умывались… — Марк поднялся со стула.

Поднялась и Валерия, сделав несколько шагов к вешалке. Марк опередил ее и подал пальто.

— Мне все ясно, Марк. Ты остался таким же, думающим только о себе. Представь себе, мне даже тебя жалко. Тебе, видимо, нравится ходить в непризнанных гениях. Что ж, только подумай, жизнь-то всего одна.

— Именно об этом я и думаю, — быстро сказал Марк, накидывая на нее пальто. — Привет твоему уважаемому папаше.

— Ты продолжаешь думать, что все из-за отца? Нет, Марк, у нас просто разные взгляды на жизнь.

Надел пальто и Юрий. Увидев, что разговор Марка с Валерией окончен, он подошел к Марку:

— Зря ты не показал остальные работы. Может, чего-нибудь и выбрали бы для выставки. Слушай, перепиши ты эту вещь без фокусов, и она пойдет. Ну зачем тебе эти сломанные формы? Напиши, как все пишут, как принято, в конце концов! Ведь лбом стену не прошибешь! Или что-нибудь новое, что тебе стоит? Какой-то сюжетик легонький — и на выставку. А то забудут тебя совсем, надо же появляться хоть изредка, напоминать о себе. Ты смотри, ребята-то наши, однокурсники, карьеру делают… Ты не морщись, ничего в том зазорного нет. Надо вперед двигаться и искусство наше вперед двигать. Ты же засохнешь в мастерской своей. Как писателю читатель нужен, так и нам — зритель. Ну и критика тоже нужна. Пора, пора, Маркуша, вылезать из берлоги на свет божий. Вылезай, прошу, даже молю. Права же Валерия, зачем в непризнанных гениях обитаться, когда ты со своим талантом можешь в первые ряды выйти. Ну, напиши что-нибудь этакое, ну чтоб без сучка и задоринки выставком прошло…

Марк молча, с усмешечкой выслушал Юрия, потом недвусмысленно подошел к двери.

— Пойдем, Юрий… По-моему, мы сказали достаточно. — Валерия открыла дверь и выплыла из мастерской.

Уже в двери Юрий еще раз посоветовал Марку подумать серьезно и долго тряс на прощанье ему руку. Проводив гостей, Марк вернулся, подошел к Коншину, положил руку на плечо:

— Вот так-то, Алексей, а ты — «никогда мне ваши плечи не обнимать». Детство это все, детство…

Коншин не очень понял, к чему сказал это Марк, как и то, почему он оставил его в мастерской, когда пришли эти люди. Поймет потом, и нескоро.

К «той» женщине надо было ехать с Казанского вокзала. Встретиться договорились на пригородных платформах. Нина, разумеется, опоздала, она просто органически не могла приходить вовремя, в назначенные часы, и Игорь терпеливо расхаживал по платформе, пропустив одну электричку, а потом и другую… Наконец-то она появилась в легоньком пальтишке и без беретика. Третью электричку пришлось долго ждать. Нина была рассеянна и неразговорчива. Ходили по перрону, перекидываясь изредка ничего не значащими словами, о главном говорить не могли. Игорь был напряжен и угнетен неотвязной мыслью, что они собираются делать что-то гадкое и противоестественное. Он понимал, что хотя аборт и разрешит все проблемы, но вряд ли после этого ему станет легко и просто. Совсем нет, а поэтому он решил по дороге еще раз попытаться уговорить ее отказаться. Еще до прихода электрички начинал он издалека свои уговоры, но Нина раздраженно передергивала плечиками, либо перебивая Игоря какой-то ерундистикой, либо просто отходила от него в сторону. Народу тем временем на платформе прибавлялось, и, когда подошла электричка, началась свалка у дверей, а Игорю с его палкой и поврежденным позвоночником было немыслимо соваться в нее, а потому, когда они влезли в вагон, все места были заняты и им пришлось стоять в тамбуре. С одной стороны, хорошо, можно поговорить, но с другой — Игорю, уже уставшему в ожидании Нины, стоять всю дорогу будет тяжко.

— Нина, ты должна знать, что я против этого, — начал он, когда поезд тронулся.

— Ты всего боишься, Игорь. Мне это противно.

— Я не боюсь. Я принципиально против этого.

— Зачем же ты едешь со мной?

— Я поехал, чтоб отговорить тебя.

— Поздно меня отговаривать, — тряхнула она головой. — Вот уж никогда, никогда не думала, что ты струсишь. Если бы ты видел свою физиономию в тот момент. И ты сразу для меня стал куда-то уходить и сделался маленьким, маленьким… Не человеком, а каким-то человечком. Ладно бы не распространялся на эту тему, не твердил мне о семье, о долге и прочем…

— Нинуша, я признался, что действительно растерялся, ведь это было неожиданно. Я не готов был. Понимаешь, не готов? Но сейчас-то я все обдумал и все решил, но ты не захотела меня даже выслушать.

— И не буду, — упрямо заявила она, опять тряхнув головой, откидывая со лба челку. — И хватит об этом.

В Краскове, где они слезли, Нина раскрыла свою сумочку, поковырялась в ней, охнула:

— Я забыла бумажку с адресом. Ну, не дуреха?

— Значит, судьба, — обрадовался Игорь, облегченно вздохнув. — Поехали обратно.

— Погоди, не могла же я… — она начала шарить по карманам и наконец нашла замусоленную, мятую бумажку, где был нацарапан адрес. — Это по левой стороне. Пошли.

— Нинуша, ну в последний раз давай подумаем. Не надо идти.

— И не ходи, я пойду одна.

Делать было нечего, и Игорь поплелся за ней. Они долго ходили по каким-то просекам, называемым улицами, и еле-еле нашли дачу под номером тринадцать. Разумеется, Игорь не был суеверным, но эта цифра была последним шансом. Может, подействует на Нину?

— Чертова дюжина, Нинуша… Тебя это не пугает?

— Нет, — ответила она, но неправду. Цифра тринадцать как-то неприятно подействовала на нее.

Сразу вспомнились страшные рассказы подруг о трагических случаях, о заражении крови и прочих страшностях, вполне возможных. Она и до этого боялась, а сейчас ей просто стало не по себе. Но все же она решительно нажала на кнопку звонка около глухой калитки и стала ждать, уже заранее страшась увидеть «бабку», какую-нибудь старую каргу, похожую на ведьму. Но калитку открыла не бабка, а женщина лет сорока, правда, не очень симпатичная, с острыми бегающими глазками.

— Я от Марии Петровны, — пролепетала Нина робко.

— Понятно… Проходи, девочка… А это кто? А, понимаю, виновник торжества. Ему бы не надо было приезжать.

— Мы только… предварительно… договориться… — сказала Нина.

— Ладно, пусть тогда молодой человек подождет здесь, а вы проходите.

Нина прошла вслед за хозяйкой, которая провела ее на терраску, усадила в плетеное кресло и быстро расспросила: на каком месяце, в первый ли раз, ну и что она должна после этого сразу уйти.

— Но если я не смогу?

— Сможете, милая. Оставить вас мне нельзя. Ну и, разумеется, об этом никому. И вашему… кавалеру скажите, что мы не договорились, что вы раздумали. Это мои условия. Должны понимать, что я рискую. Когда сможете приехать?

— А вы… вы врач? — робко спросила Нина.

— Я акушерка. Можете не беспокоиться, все будет в порядке. Не забудьте захватить деньги, а то некоторые… забывают, а я деньги беру вперед. Так когда?

— Когда вы скажете.

— Приезжайте завтра вечером, к шести часам.

— Хорошо, приеду, — пробормотала Нина, но не очень уверенно — женщина доверия не вызвала и была ей неприятна.

— Хорошо, жду. Но не опаздывать, девочка.

Когда Нина вышла, Игорь сидел на скамеечке, что была напротив, и дымил.

— Ну что? — поднялся он и пошел к ней навстречу. — Что? — спросил взволнованно.

— Договорились на завтра. В шесть вечера.

Нине стало страшно. На какой-то миг захотелось ей уткнуться Игорю в грудь и разреветься, но она сдержалась, хотя слезы и подступали к глазам.

— Не надо, Нинуша, не надо, — он взял ее руки в свои, сжал, а потом начал целовать. — Не надо. Все будет у нас хорошо. Ведь сейчас все зависит от тебя. Ну, прости мне минутную слабость и растерянность.