Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Красные ворота - Кондратьев Вячеслав Леонидович - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Иваново вообще город женский, ну а в войну мужчин почти совсем не стало, потому и пользовались раненые особым вниманием ивановских девиц, которые даже в дни карантинов прорывались в госпитальный зал на первом этаже, где почти каждый день крутили фильмы, а после них танцы под надрывные довоенные танго.

С палатой Володьке повезло — на четверых. Военфельдшер Костик, как его все звали, уже прошел комиссию, получил ограничение второй степени и готовился к выписке. У него было обмундирование, которое он прятал под матрацем. Костик каждый вечер отправлялся в «пикировку» и иногда даже не ночевал в палате. Появлялся утром в довольно помятом виде, самодовольно ухмыляясь и почему-то шепотом выдавал свои восторги.

— Ну, ребя, какая девочка была! Парадоксально! — он закатывал глаза и прищелкивал пальцами.

Володька усмехнулся, так как не раз видел его «девочек» и ничего такого уж особенного, а тем более «парадоксального» в них не находил. После завтрака Костик заваливался спать, просыпая порой обед и поднимаясь только на ужин. После кино и танцев исчезал.

Однажды после очередной танцульки он вернулся в палату, держась за живот.

— Ой, умора! Ой, не могу! Понимаете, ребя, танцую с одной, полненькая такая, пышненькая, ну я в давке незаметно руку с ее талии спускаю все ниже и ниже и вдруг чувствую, не то, слишком уж мягко что-то… Так знаете… Подушечку она себе сзади приспособила! Не умора, а? Это, значит, чтоб соблазнительной быть. Еле сдержался, чтобы прямо там, в зале, смехом не грохнуть. Ой, не могу! — он бросился на койку и захохотал.

— Хватит ржать! — прикрикнул Володька. — Неужто не понимаешь?

— Чего понимать-то? Смешно же прямо до колик… Позавчера у одной буфера подложные заметил. Во, как они нашего брата оболванить хотят. Они, эти ивановские, ушлые, знают, чем взять.

Володьке же, когда он иной раз оставался на танцы, было жалко этих не очень-то хорошо одетых девчонок, усталых, полуголодных, худеньких и бледных, несмотря на губную помаду и румяна, которые после тяжелой и утомительной работы все же рвались в госпиталь в надежде кого-то встретить, может быть, полюбить, так как знали, окончится война, и в городе мужчин будет еще меньше, чем было, а пример нескольких счастливиц, вышедших замуж за госпитальных ребят, обнадеживал остальных — а вдруг?..

— Голодают же девчонки, эх ты… — Володька махнул рукой.

— Он просто кобель, — презрительно сказал армянин Артем, занимавший койку напротив Володьки.

— Погодите, вот после операции боли у вас пройдут, тоже хвост задерете… А потом чего мне? Девка моя под немцами была. Пишу, пишу, ответа нет. Может, и не жива. Короче, не ждет меня никто. А на фронте не знаю, как вам, а мне не обламывалось. Я в санвзводе был, на передовой все время. Так что сейчас за всю войну отыгрываюсь, — с чувством своей правоты ответил Костик.

За несколько дней до Нового года появилась у них в палате гостья. Смело вошла, остановилась, улыбнулась и стала их поочередно разглядывать веселыми глазами.

Ребята смутились… Кто-то не успел еще побриться, кто-то лежал под одеялом. Даже Костик растерялся, вылупил глаза и не сразу щелкнул пальцами.

— Ну, кто из вас Канаев? Погодите, не отвечайте, попробую угадать, — сказала она, еще раз оглядев всех, и затем решительно направилась к Володьке. — Угадала?

— Да-а… — недоуменно пробормотал Володька.

— Тогда здравствуйте, — она протянула руку. — Я Клава.

— Парадоксально! — брякнул Костик.

— Вы меня не знаете, но, может, помните, иногда к вашей бабушке приезжала ее гимназическая подруга из Иванова Ольга Федоровна?

— Помню.

— Я ее дочь.

Володька пожал ей руку, а она скользнула взглядом по пустому рукаву его пижамы.

— Вас выпускают в город? — спросила Клава.

— Вообще-то нет, но можно выбраться… через забор. Только у нас одно обмундирование на всех… вот у него, — кивнул Володька на Костика.

— Ох, какие вы бедненькие, — засмеялась она.

— Володя, — великодушно выступил Костик, — если нужно, моя одежда в твоем распоряжении. Сапоги у меня, правда, сороковой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не подойдет, — огорчился Володька.

— Жаль… Мама очень хотела, чтобы вы навестили нас. Наш дом на этой же улице, совсем недалеко. Кроме того, мальчики, я могу вам устроить билеты в театр. На оперетту хотите?

— Хотим-то хотим, но не можем, — улыбнулся Артем.

— Я могу, если только два билетика, — вытянулся Костик. — Гвардии лейтенант медицинской службы Васин, а по-простому Костик.

И Клава сказала, что устроит ему два билетика, потом спросила:

— Мальчики, а как Новый год собираетесь справлять?

— Да никак, — отозвался Володька. — Попросим няню купить на базаре водочки, ну и справим как-нибудь.

— А можно, я приду к вам? Принесу патефон, пластинки… огурчиков своих на закуску. Можно?

— Наверно, надо получить разрешение, — неуверенно сказал Володька.

— Это я беру на себя, — заявил Костик. — Мария Павловна мне не откажет. Во-первых, коллеги как-никак, а потом женщина, — он был очень уверен в своих мужских чарах.

— Вот и договорились. Я еще забегу к вам до праздника. Хорошо, мальчики?

Все, конечно, заулыбались и стали благодарить. Она простилась с ними за руку и упорхнула, оставив запах духов и смятение в мужских госпитальных сердцах.

— Ну, Володимер, не теряйся. Это бог тебе послал. Перебивать, уж так и быть, не буду. Сам знаешь, от своих отбою нет, — и Костик начал напевать дурацкую песенку, каждый куплет которой оканчивался «кверху попой». Изводил он их этой песенкой с самого своего появления в палате. Поначалу было смешно, но потом надоело до чертиков.

— Кончай трепаться! У тебя одно на уме, — возмутился Володька.

— Правильно, — согласился Костик. — Только одно! А о чем мне сейчас думать? Как жить на гражданке буду? Что-то не хочется об этом, привык часом жить… — он на минуту задумался. — И, знаете, ребята, не скоро это у нас пройдет — часом-то жить…

Старшина Николай, четвертый их сосед, занимавший офицерскую должность и потому попавший в эту палату, сказал задумчиво:

— А жить-то надо будет… На войне, конечно, тяжело было и страшно, но ведь на всем готовом: сапоги прохудились — держи новые… У меня специальности никакой, десятилетка и армия. Учиться дальше не выйдет, родители старенькие, на их хлеба переходить совесть не позволит. Иногда представишь, и не по себе становится. Отвыкли мы, ребята, от нормальной жизни… У тебя, Володька, тоже специальности никакой?

— Да… — вздохнул Володька.

Ему тоже садиться на материнскую шею нельзя, да и не прожить им вдвоем на ее зарплату.

— У меня, ребята, с этим делом проще… Заберусь в какое-нибудь селенье заведующим медпунктом, погуляю годик, а там женюсь на какой-нибудь Марфушке с домом и огородом… И буду в тишине поживать, — мечтательно произнес Костик.

— Ребята, если не устроитесь — валяйте ко мне в Армению. Всех устрою, всех переженю. Слово даю, — Артем обвел палату добрыми глазами. — Правда, ребята… Сдружились мы тут, словно родными стали. Приму всех, место найдется.

— Может, махну и к тебе, — сказал Николай. — Стариков своих навещу, покажусь живым и махну. Климат у вас мягкий, одежи зимней не нужно.

— И ты, Володя, подумай, — повернулся к нему Артем.

— Подумаю…

~~~

Неподалеку от поворота Солянки на площадь Ногина шумела пивная — «деревяшка», выплескивая гомон на улицу. Володька глянул через стекло — народу тьма. После встречи с Деевым хотелось промочить горло. Он постоял немного, облизывая пересохшие губы, но не зашел — кружка пива стоила двадцать два рубля шестьдесят копеек, — а направился к Спасоглинищевскому переулку, чтобы выйти к Маросейке, оттуда к Мясницкой, а там и до родной Сретенки рукой подать…

У Сретенских ворот он вошел в троллейбус и… увидел Майку!

Она сидела впереди, но он и со спины узнал ее. На ней было легкое платье без рукавов, и, судя по круглым открытым плечам, она пополнела еще больше.

Нет, у него не екнуло сердце, не участилось дыхание, но что-то все же произошло — ярко вспомнились мучительные сны на Дальнем Востоке, желание увидеть ее во время отпуска, танцы на школьных вечерах…