Торговый дом Гердлстон - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 65

— Говорят, что его тень и сейчас появляется порой и бродит по дому, — сказал Гердлстон, заканчивая свое повествование. — Никто с тех пор не решался обосноваться здесь надолго. Но, я полагаю, что такую лишенную предрассудков молодую особу, как вы, не пожелавшую подчиняться даже воле своего опекуна, не могут напугать подобные детские побасенки.

— Я не верю в привидения, и меня эта история действительно не пугает, — храбро отвечала Кэт. Тем не менее страшный этот рассказ запал ей в душу, и ко всем окружавшим ее страхам с этой минуты прибавился еще один.

Комната опекуна была расположена непосредственно над комнатой Кэт. На второй день своего заключения в аббатстве Кэт поднялась туда; у нее не было других книг, кроме библии, не было ни карандаша, ни бумаги — оставалось только бродить по дому или по саду. Дверь в комнату опекуна была открыта настежь, и когда Кэт проходила мимо, ей бросилось в глаза, что эта комната обставлена элегантно и с комфортом. Точно так же была обставлена и соседняя комната, дверь которой тоже была распахнута. Добротная мебель и дорогие ковры являли резкий контраст с голыми беленными известкой стенами ее каморки. И все это указывало на то, что ее переселение в аббатство не было случайным и внезапным, что старый коммерсант замыслил его давно и заранее обдумал каждую деталь. А ее отказ выйти замуж за Эзру был только предлогом, чтобы осуществить давно задуманный план. Но какова же его цель, к чему в конце концов должно все это привести? Этот вопрос возникал перед Кэт ежечасно, ежеминутно, и всякий раз ответ на него представлялся ей все более мрачным и грозным.

Однако в цепи всех этих загадочных событий имелось одно звено, о котором Кэт не имела ни малейшего представления. Ей никогда и в голову не приходило, что ее личное состояние может представлять какой-либо интерес для фирмы. Она так привыкла слышать, как Эзра и его отец во всех своих беседах бойко и небрежно оперируют миллионными суммами, что не придавала значения своему скромному капиталу и совершенно не понимала, какую роль может он сыграть для фирмы в критическую минуту. И столь же далека была она и от мысли о возможности каких-либо серьезных затруднений для торгового дома Гердлстон, так как с детства привыкла слышать от отца о надежности этого коммерческого предприятия и о его крупных ресурсах. Ни одной секунды не подозревала она о том, что дела торгового дома находятся в крайне плачевном состоянии и что только ее капитал еще мог бы как-то спасти его от полного краха.

А необходимость прибегнуть к этому последнему средству росла с каждым днем и становилась неизбежной. Эзра в Лондоне со всей присущей ему неукротимой энергией и редкой деловой хваткой продолжал вести борьбу. Когда наступал срок выплаты по очередному векселю, он добивался отсрочки у кредиторов, действуя столь искусно, предъявляя столь правдоподобные объяснения, что ему удавалось добиваться своего, не вызывая подозрений. Но день ото дня делать это становилось все труднее: Эзра чувствовал, что он ставит подпорки под насквозь прогнившим сводом, который рано или поздно рухнет и погребет его под обломками. И когда сей молодой человек прибыл в субботу в аббатство, его исхудалое, осунувшееся лицо и беспокойный взгляд без слов говорили о том, через какое горнило испытаний пришлось ему пройти.

Когда он приехал, Кэт уже успела подняться к себе. Но услышав шум подъехавшей двуколки, она догадалась, кого привез этот экипаж, раньше, чем в прихожей раздался басовитый мужской голос. А несколько позже, глянув в окно, она увидела, что Эзра с отцом прогуливаются перед домом по залитой лунным светом лужайке и о чем-то взволнованно беседуют. Вечер был прохладный, и Кэт удивило, почему они не ведут свою беседу в столовой у камина. Примерно около часа продолжали метаться по лужайке их тени, а потом до Кэт долетел стук захлопнувшейся двери, и вскоре она услышала, как отец с сыном прошли мимо ее комнаты и поднялись по лестнице наверх.

Эта беседа, которую ей довелось наблюдать из окна, была немаловажна. Эзра доказывал отцу, что скрывать их банкротство далее уже невозможно и крах неизбежен, если откуда-нибудь срочно не придет помощь.

— Пока, мне кажется, они еще не учуяли, что дело наше швах, — сказал он. — Мортимер и Джонсон довольно нахально требовали уплаты по счету, но я их живо приструнил. Вынул мою чековую книжку и сказал: «Вот что, джентльмены, если вы настаиваете, я немедленно выписываю чек на всю сумму. Но на этом наши с вами деловые отношения прекращаются. Такая солидная фирма, как наша, не желает терпеть неудобства от того, что ее будут тревожить по пустякам». Они сразу забили отбой. Но момент был довольно неприятный: ведь согласись они взять чек, и все бы выплыло наружу, а для нас это было бы равносильно убийству.

При последних словах старик вздрогнул, бросил быстрый взгляд на сына и зябко потер руки, словно на него внезапно повеяло холодом.

— Тебе не кажется, Эзра, — сказал он, хватая сына за локоть, — что ты зря поставил эти слова рядом: «выплыло наружу» и «убийство»… Я помню, как один полицейский агент по имени Пилкингтон, который посещал тот же храм, что и я, на Дэрхем-стрит, сказал мне однажды, что, по его мнению, людей беспрерывно отправляют на тот свет, но только один случай из десяти выплывает наружу. Так что видишь, Эзра, один шанс из десяти. И притом открываются обычно самые грубые, банальные случаи. Если за это дело берется человек с головой, шансов очень мало, что его карты будут раскрыты. Какой холодный сегодня вечер!

— Да, прохладно, — согласился сын. — Но все же о таких вещах лучше говорить вне стен дома. Ну, а у вас тут как идут дела?

— Отлично. Первый день она металась и все хотела пробраться в Бедсворт. Но теперь, мне кажется, уже отказалась от этой пустой затеи. Стивенс, наш сторож, вполне надежный малый.

— Какие вы уже предприняли шаги? — спросил Эзра, зажигая не гаснущую на ветру спичку и закуривая сигару.

— Я постарался, чтобы и в Бедсворте и в Клакстоне все были осведомлены о ее болезни. И теперь всем уже известно, что в аббатстве находится какая-то молодая особа, совсем больная, бедняжка. Кроме того, я распустил слух, что она немного не в себе, почему ее, естественно, и держат в таком уединении. Когда произойдет то, что…

— Христа ради, тише! — вздрогнув, прошипел Эзра. — Это очень страшное дело. Я даже подумать об этом не могу.

— Да, конечно, это печальная необходимость. Но что еще нам остается делать?

— И как вы рассчитываете это совершить? — прошептал Эзра. — Без применения насилия, я надеюсь?

— Все может случиться. Все. Однако у меня другой план, и сначала мы испробуем его. Мне кажется, я вижу один способ, который может все упростить.

— На крайний случай, если другого выхода не будет, у меня есть человек, готовый взяться за любое дело такого сорта.

— Вот как? Кто же это такой?

— Один малый, который умеет бить без промаха, что мне-то уж доподлинно известно. Его зовут Бурт. Это он проломил мне череп в Африке. Потом я встретил его в Лондоне и узнал мгновенно. Он подыхает с голоду, бедняга, и готов на все. Сейчас он в самом подходящем настроении для такого дела. Он целиком у меня в руках и прекрасно это понимает, поэтому я могу приказать ему все, что захочу. По-моему, это дело должно даже доставить ему удовольствие, так как он, в сущности, скорее животное, чем человек!

— Печально, крайне печально! — промолвил Гердлстон. — Да, стоит человеку хоть раз преступить заповедь божью, и он уже ничем не отличается от животного. Где же я найду этого человека?

— Пошлите мне телеграмму. Напишите так: «Присылай врача». Для меня это будет достаточно, а на почте не вызовет никаких подозрений. После этого я приму меры, чтобы он приехал с ближайшим поездом. Вам придется встретить его на станции, потому что он, вероятнее всего, будет пьян.

— Привези его сам, — сказал Гердлстон. — Тебе тоже надо быть здесь.

— По-моему, вы отлично можете обойтись без меня.

— Нет, нет. Мы должны победить или погибнуть вместе.