Бедовый месяц (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 71

Клементина была страшно недовольна!

— Предательница! — заявила она, помахав письмом перед носом Рендела, когда тот преспокойно читал свежий «Вестник» и вообще никого не трогал. — Она переметнулась на темную сторону!

— Вишенка, уверен, что твоя приятельница взяла Лидию в заложники, — хмыкнул дядька и расправил газетные листы. — Хочет обменять на Терезу.

— Мы с ней не приятельницы!

— А в бридж играли весьма энергично, — подколол Рендел.

Клементина недовольно фыркнула и снова перечитала послание от младшей сестры, словно пыталась между строк отыскать призыв о помощи.

Почтовая шкатулка крякнула.

— Твой муж? — оживилась Клементина.

— Стряпчий, — поправила я, вскрывая письмо.

Филипп, и впрямь, ведь день хранил нервирующее молчание. Негодяй!

Законник нашелся по объявлению в утреннем «Вестнике». Колонка оказалась самой крупной на полосе, бросалась в глаза и сразу вызывала доверие. Печать, правда, мне пришлось поставить старую, на имя Терезы Вудсток. Новую для леди Торн сделать не успели.

С раздражающим оптимизмом стряпчий ответил, что с радостью поможет освободиться от мужа и предлагал ознакомиться с расценками. Запрошенный гонорар, мягко говоря, заставил брови поползти на лоб. Сразу стало ясно, отчего объявление у этого мошенника в законе самое крупное среди прочих. С такими ценами на разводы можно покупать целые газетные полосы и обводить их фигурными рамочками!

— Дешевле нанять бандитов и стать вдовой, чем разведенной женщиной, — тихо прокомментировала Клементина, впечатлившись суммой.

Я недовольно на нее покосилась.

— Ты права! Нечего брать грех на душу из-за изменника. Я столько не молюсь! — передумала она причинять добро единственной племяннице. — Обратимся к местному стряпчему. Они с Ренделом давно знакомы.

Мы зачем-то посмотрели на дядьку.

— Уверены? — не поднимая взгляда от газеты, уточнил тот.

— Ужасная идея, — согласилась я.

Не то чтобы его приятель — профан в семейном праве, но он болтун, каких свет не видывал, и понятия не имеет, что такое тайна клиента. Не успеешь выйти из конторы после консультации, как весь город начнет обсуждать развод новоявленной леди Торн. Они помолвку в энтильском храме полгода обсасывают, а тут новость минимум лет на десять незатухающих сплетен.

— У меня еще остались деньги от наследства, — принялась я рассуждать. — На стряпчего должно хватить. В газете несколько объявлений. Напишу и в другие конторы.

— Половину на свадьбу, половину на развод, — фыркнула тетушка. — Да твои родители с небес проклянут меня пожизненной изжогой!

Она вышла, а я, страшно расстроенная, отправилась на кухню заваривать крепкий чай. С успокоительной настойкой. С Филиппом невозможно развестись без помощи божественного средства, способного за минуту распутать комок нервов и превратить их в стальные канаты. Но пока засыпала заварку в чайник, поняла, что средство прекрасно и само по себе. Без чая. Хлопнула рюмку и заела энтильскими орешками.

Спокойная, как табуретка, и соображающая уже не лучше этой самой табуретки, я отправилась успокаивать Клементину. Не настойкой, а добрым словом. Постучала в ее спальню, осторожно приоткрыла дверь и остолбенела на пороге.

От расстройства тетушка устроила погром! Постель была перевернута. Многочисленные подушки и одеяло валились на полу. В воздухе летал пух и кружили разноцветные перья, а Клементина, срывая злость, ожесточенно колотила ладонями по испорченной перине.

— Клементина, не громи комнату! — вскрикнула я и звонко чихнула от пуха.

— Чего? — Она обернулась в мою сторону. В волосах торчали перья.

— В чем провинилась кровать?

— Да ни в чем она не провинилась, — отмахнулась тетка. — Я же говорила, что у меня сто крон зашито в перине. На законника попроще хватит.

От изумления у меня поползли на лоб брови. Помнится, тетушка действительно что-то такое упоминала перед отлетом в Эрминские горы. Но кто воспринимает всерьез слова паникующей леди в летах?

— Так вот теперь не могу найти! — всплеснула она руками, заставив плавающий в воздухе пух завернуться белой метелью, и вдруг замерла. — Я же их в подушку зашила!

Мы вместе посмотрели на пяток одинаковых подушек в бордовых бархатных чехлах. Они были обречены, но пострадали напрасно. Сто крон отыскались под вторым дном в шкатулке с долговыми расписками.

Хорошо, что я действительно владела заклятиями бытовой магии, потому как с невообразимым перьевым хаосом, воцарившемся в комнате тетушки и стремящимся вырваться наружу, могла справиться только магия. Собственно, за уборкой меня и застал неожиданный стук дверного молотка, тревожным набатом разлетевшегося по всему дому.

На сумасшедшую секунду я решила, что приехал Филипп. От волнения невольно потеряла контроль над заклятием, и последняя подушка фонтаном выплюнула перья к потолку, словно внутри взорвалась шутиха. В воздухе снова заплавал пух, а я с замирающим сердцем прислушалась к разговору из холла.

— Господин… — в голосе Клементины слышалось разочарование, словно она тоже ждала моего мужа, а имя визитера съело расстояние. — Возьмите метелочку, отряхните снег.

Послышалось невнятное мужское бормотание. Я решила, что уборка от меня никуда не убежит, и перья из спальни тоже не сделают ноги, поэтому быстро спустилась вниз. Зажимая под мышкой секретарский портфель, Вилсон отряхивал метелкой заснеженные брюки. Дорожку мы так и не почистили, и пробираться к двери по-прежнему приходилось по сугробам.

— Леди Торн, добрый день! — страшно обрадовался он и тут же зачастил, не давая с ним толком поздороваться: — Я по поручению господина Торна. Он велел отвезти вам это.

Не сходя со своего места, Вилсон суетливо сунул метелку в пустую подставку для зонтиков и вытащил из недр портфеля отделанную речным перламутром квадратную шкатулку с золотым гербом Торнов на крышке.

— Ваша печать. Я только сегодня утром ее забрал от артефактора, — пояснил секретарь. — Господин Торн приказал немедленно отвезти.

— В Энтил?

— Вы же сейчас здесь, — приветливо улыбнулся Вилсон.

— Логично.

В задумчивости я приняла шкатулку. В этой печати мне виделся открытый вызов. Филипп словно пытался проверить, насколько взбрыкнувшей жене хватит упрямства довести дело до конца, но был уверен, что не хватит. Совсем скоро супруга, хорошенько саму себя воспитав побегом, с опущенной головой вернется, чтобы потом всю жизнь изображать безмолвную, по гроб жизни благодарную и очень удобную женщину.

— Господин Торн сказал, что вам предстоит заполнять много официальных бумаг и печать крайне необходима, — пояснил Вилсон, видимо, заметив мой задумчивый взгляд, и кашлянул в кулак от неловкости. — Я, наверное, поехал обратно? Скажу, что печать доставлена…

Он мялся на пороге. Отправлять человека, минимум протрясшегося три часа в карете, было бесчеловечно. Полагаю, Филипп на это и рассчитывал, когда отправлял парламентера, да и мне хотелось узнать, что именно собирался передать мне муж. Не печать же, право слово.

— Выпейте чаю прежде, чем отправляться обратно, — предложила я мужниному парламентеру. — Вы наверняка утомились.

— С самого утра света белого не видел, — охотно подтвердил Вилсон.

Невольно я глянула в окно. Из-за низких снежных облаков свет на улице казался белесым.

От еды, несмотря на страшное смущение, секретарь тоже не отказался. Заправившись, чем бог послал, вернее, Клементина от нервов наготовила, разомлел, подобрел и утерял добрую долю нервного напряжения.

— Господин Торн никогда не отличался простым характером, — вздохнул он, собирая кончиком пальца в ложку крошки от пирога, — но вчера приехал как-то по-особенному злющий. Честное слово, он похож на этого страшного зверя, которого с собой притащил.

— Филипп не сдал леймара в королевский питомник? — удивилась я.

— Лучше бы сдал, — покачал головой Вилсон. — Он же терпеть не может всех этих домашних зверюшек.