Проклятие новичка (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 31

— Что поделать, — вздохнул Денница. — В Аду очень серьёзно относятся к своим служебным обязанностям.

— То есть, это не эвфемизм.

— Мамуля очень высоко ценит труд господина Тота. Она говорит, если бы не эта книга, она давно подалась бы из налоговиков в полицию нравов.

— Чтобы не есть подследственных?

— Да нет, просто там публика гораздо вкуснее.

Я завёл глаза к потолку, глубоко вздохнул и посчитал до пятнадцати.

Неудивительно, что и у Денницы, и у Патриции психика двинутая на всю голову.

Нефилим они или нет, но с такими родителями никаких педофилов не надо.

И только я хотел сказать что-нибудь умное по этому поводу, как-то приободрить Денницу…

Как господин Тот перестал есть.

Перед ним простирался пустой и чистый, как океанская гладь, стол — грязную посуду големы сгрузили на тележки и теперь направлялись мимо нас, к выходу из кабинета.

Великий Дознаватель убрал салфетку, пересадил Гермиону на колени и принялся гладить, как кошку.

Меня кольнула игла ревности.

— Я вник в подробности вашего дела, господа, — неожиданно звучным, разнесшимся по всему кабинету голосом, произнёс господин Тот. — Можете подойти.

Он милостиво кивнул.

Мы с Денницей приблизились. Робко, как верующие к живому божеству.

Я почувствовал, что колени, в принципе, совершенно не против постоять на полу — благо, что ковёр мягкий и пушистый…

Мучительным усилием воли я заставил себя выпрямиться.

Откуда-то из недр обширного пиджака господин Тот извлёк лупу — наподобие тех, которыми пользуются ювелиры. Вставил её в правый глаз, прищурил левый и воззрился на Денницу.

— Не дёргайтесь, молодой человек, — посоветовал Великий Дознаватель. — Вы мешаете мне работать.

Надо сказать здесь, на рабочем месте, господин Тот представлялся совсем другим человеком, нежели дома.

Там, на приёме, я решил, что папа Патриции — эдакий весельчак и жизнелюб, не чуждый хорошей шутки и сам готовый до упаду рассказывать анекдоты.

Сейчас в нём от того весельчака не осталось ничего. Вообще.

Пока я размышлял над этими метаморфозами, господин Тот окончил осмотр Денницы и переключился на меня…

От его взгляда, усиленного ювелирной лупой, сделалось щекотно во всём организме. Чесались даже почки.

О мочевом пузыре я вообще молчу…

Но сжав всё, что осталось от зубов, я терпел. Куда хуже вызвать недовольство этого сурового господина.

Чем-то он напомнил мне отца, Зиновия Золотова.

Тот же цепкий взгляд профессионала, та же скупая манера говорить и жестикулировать… Ничего лишнего.

Тщательно отмеренные эмоции, строго взвешенные чувства…

— Мне всё ясно, — заявил господин Тот, когда я уже решил, что пытку щекоткой нужно заменить на утопление. Как на более гуманную… — На вас, милостивые господа, лежит обоюдное проклятие. Так называемая "восьмёрка". Моё ведомство этим займётся.

Сложив руки на круглом, как дирижабль, животе, он откинулся в кресле и посмотрел на нас так, словно мы были задачкой из учебника.

Он её решил, и больше интересоваться не намерен.

— А… что делать нам? — не представляете, сколько храбрости мне понадобилось для того, чтобы задать это простой вопрос.

Господин Тот испустил тяжелый вздох и посмотрел на Патрицию.

— Это элементарно: изловить преступника и заставить его снять проклятие, — перевела на понятный язык примерная дочь.

— А если преступник находится в другом измерении?

Денница уверял, что господин Тот давно отучился есть детей.

Поэтому я чуток осмелел.

Господин Тот вновь посмотрел на Патрицию. Его брови страдальчески выгнулись домиком — вероятно, от непроходимой тупости тех, с кем приходится иметь дело.

— Это невозможно, — перевела дочь. — Для того, чтобы поддерживать заклятье такой силы, нужно находиться в непосредственной близости от реципиента. Из другого измерения это сделать не получится. Разве что, он является магом чрезвычайной силы. А таких исчезающе мало, и папе даже трудно представить, что кто-то из этих титанов заинтересуется такими ничтожными личностями, как вы.

— Но сколько понадобится времени, чтобы его поймать? — не удержался я. Про "ничтожных личностей" я решил пропустить. Что поделать? У всех своя профдеформация. — Поймите меня правильно: ведь речь идёт от моей жизни.

Взгляд Великого Дознавателя выразил полное презрение к столь несущественной детали. Он даже не стал смотреть на Патрицию. Просто издал губами презрительный звук, а потом взял Гермиону и передал с рук на руки дочери.

Ящерка сыто рыгнула и затянула глаза прозрачной плёнкой.

В этот момент двери открылись. В них показались давешние големы с гружеными тележками. Не обращая внимания на нас, они двинулись к столу и принялись выгружать новые баррикады пирожков, бастионы копчёных окороков и армады других яств, половине из которых я не знал даже названия.

— Ходу-ходу, — наскоро чмокнув папулю в другую щеку, Патриция подтолкнула нас к дверям.

— Но… — отобрав у неё сонную Гермиону, я упёрся. — У меня теперь ещё больше вопросов! Нельзя же…

— Ещё как можно, — Патриция толкала с недевичьей силой. — У папы закончился перерыв. Он должен приступать к непосредственным обязанностям.

— К обязанностям? — я шепотом удивился. — У него в роду, случайно, гремлинов не имеется?

— Поглощая пищу, папуля ДУМАЕТ, — устало пояснила Патриция. Она уже дотолкала нас до дверей, которые предупредительно распахнул и держал перед нами ангелосекретарь. — Процесс пережевывания пищи помогает ему размышлять, — продолжила она. — Таким образом он распутывает самые сложные и хитроумно исполненные преступления.

— Прямо Ниро Вульф какой-то, — буркнул я себе под нос. — Скажи: а он орхидеями случайно не увлекается?

— Папуля выращивает живые камни, — поведала Патриция. — Ты же видел его коллекцию у нас в саду.

— А я думал, это просто садовник у вас ленивый, — повинился я. — Забыл убрать булыжники с клумб…

— Это не булыжники, — ангелосекретарь как раз захлопнул двери в кабинет, и Патриция упала на гостевой стул. — Это живые камни, в которых содержится память тех, кто к ним прикасался. Уникальные, между прочим, растения. Живые камни растут до тех пор, пока их кто-нибудь не потрогает. А как только потрогает — то больше уже и не растут. Зато могут выдать всю подноготную того, кто трогал.

— Как интересно, — вежливо восхитился я. — А всё-таки: что такое эта "восьмёрка"? — я посмотрел на Денницу.

Тот покачал головой.

— Впервые слышу. А с моим опытом это серьёзное заявление.

Патриция закатила глаза.

— "Опыт", — фыркнула она. — Если бы ты не проводил столько времени с молоденькими жрицами, то знал бы, что так называют заклинание с обратной связью.

— Ну во-первых, дорогуша, в число этих "молоденьких жриц" входила и ты… — выйдя из кабинета Великого Дознавателя целым и невредимым, Денница заметно повеселел. — Помнишь, какие мы закатывали оргии в храме?.. В рамках обучающего процесса, разумеется, — поспешно добавил он, уклоняясь от пинка под коленку. — А во-вторых…

— А во-вторых, вам пора уходить, — сердито заметил секретарь Васисуалий. — Рад был тебя повидать, Инферналия, и всё такое, но ты же понимаешь… — он покосился на исполинские двери из дерева Гофер. — Не вы одни жаждете внимания Великого Дознавателя.

— Мы уже уходим, — Патриция поспешно поднялась с гостевого стула и направилась к неприметной двери, устроенной за креслом секретаря.

— А… нам разве?.. — я кивком указал на большие двери.

— Макс, подумай: ты же не хочешь встретиться со СЛЕДУЮЩИМ папиным клиентом? — и она многозначительно пошевелила одной бровью.

Денница уже дёргал ручку двери.

Я поспешно устремился за ними, махнув на прощание Васисуалию.

— Позвони мне как-нибудь, дорогуша, — промурлыкал ангелосекретарь, и сунул мне в руку квадратный клочок бумаги.

Денница прыснул. Патриция закатила глаза.