История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 2

Толпа перепуганных, воющих от ужаса и боли людей отхлынула от дворца. Да только идти многим из них было некуда. У них не было другого дома, как не было иного способа зарабатывать на жизнь, кроме как служить королю. Тут у многих еще деды служили, они даже родились в этом дворце. И это делало их судьбу еще более страшной. Стать литом – это самая завидная участь, которая могла ждать теперь бывших королевских слуг. А ведь можно было попросту умереть от голода. И они повалили на левый берег Сены, где стояли монастыри. Святые отцы не дадут пропасть. Да и рабочие руки там всегда нужны.

А в этот момент Хуппа получал указания от своей госпожи. Уж он-то никуда от нее делся, преданней собаки не было, чем граф-конюший. Он прекрасно знал, что если королева потеряет власть, то он потеряет голову. Слишком много он позволял себе, пользуясь милостью госпожи. Слишком многих Хуппа обездолил, отнял земли и деньги. Слишком многих в неправедных судах разорил вирами. Некуда ему было бежать, и он преданно поедал взглядом свою повелительницу. Он понимал ее с полуслова.

- Моя дочь сидит в церкви Марии Тулузской, - начала Фредегонда, тщательно подбирая слова. – Ты должен привезти ее сюда.

- Не к жениху? – уточнил на всякий случай Хуппа.

- Приданое разворовали, - поморщилась королева. – Без приданого и отца-короля готы ее не примут. Земли на юге мы теперь гарантированно потеряем, а значит, моя дочь им больше не нужна. Дезидерий, сволочь проклятая, к Гундовальду переметнулся. Ну, я с ним разберусь потом. Сейчас я слишком слаба, голову бы сохранить. Вот еще что, Хуппа, новый брак моей дочери станет для меня крайне опасным.

Королева испытующе взглянула на слугу, понял ли. Он понял. Он всегда понимал свою госпожу с полуслова.

***

Гунтрамн принимал послов своего племянника, брезгливо поглядывая на них исподлобья. Они смели что-то у него требовать. У него! У единственного короля франков. Не считать же королями двух мальчишек, не вошедших в положенный возраст. Каждый из них – лишь игрушка в руках матерей, ненавидящих друг друга, да своры герцогов. А люди, что стояли перед ним, что это были за люди! Предатель на предателе! И как посмели явиться к нему на глаза! Епископ Эгидий, что еще недавно принимал подарки от Хильперика и верно ему служил, теперь требует голову его жены. Гунтрамн Бозон, который приложил руку к смерти двух его племянников… Граф Сигивальд… Да тут просто сброд какой-то!

- Великий король, - умильным голосом сказал епископ Реймса, первый из клириков королевства, - Благодарим Всемогущего Бога за то, что он после многих невзгод вновь восстановил тебя в твоей стране и в королевстве. (2)

- Не тебе благодарить Господа! – резко ответил Гунтрамн. - Не тебе, по чьему коварному совету и вероломству были сожжены в прошлом году мои области, не тебе, который никогда и никому не был верен в своем обещании, чья хитрость повсюду известна, не тебе, являющему себя не святителем, а врагом нашего королевства. (2)

Епископ, хватая воздух ртом, отошел назад. Он краснел и бледнел, но сказать ничего не мог. Его постыдная роль в братоубийственной войне была хорошо известна. Вперед вышел граф Сигивальд.

- Твой племянник Хильдеберт умоляет, чтобы ты приказал возвратить города, принадлежавшие его отцу (2).

- Я уже раньше вам говорил, что они по нашим договорам перешли ко мне, поэтому я не хочу их возвращать (2), - Гунтрамн был готов к этому разговору, и никаких городов, естественно, отдавать не собирался. Не для того он столько лет лавировал между двумя неумными братьями, что сложили головы в этой бессмысленной резне. Так что умолять они его могут, а вот заставить – нет. Был бы жив братец Сигиберт, тот бы уже толпы алеманов гнал на его земли. А эти… Слабаки и ничтожества!

- Твой племянник просит о том, чтобы ты велел выдать преступную Фредегонду, от которой погибли многие короли, с тем чтобы он отомстил за смерть отца, дяди и своих двоюродных братьев (2), - упрямо продолжил граф.

А вот и второй вопрос, который ожидал хитроумный Гунтрамн. До чего же все предсказуемо! Вот еще! Отдать им Фредегонду, означало разрушить тот хрупкий баланс, который он выстраивал долгие годы, стравливая, обещая и непрерывно предавая всех подряд. Не для этого Гунтрамн рушил клятвы, данные на мощах святых, не для этого…. А если выдать королеву, то и младенца Хлотаря потом удавят потихоньку, а земли поделят. Нет уж, Нейстрия должна сохраниться. Иначе снова будет война, но только уже с ним, с Бургундией. Пусть будет кто-то, кого Брунгильда ненавидит еще больше, чем его.

- Выдать ее нельзя, так как у нее есть сын-король. К тому же я не верю, что то, что вы о ней говорите, правда (2), - скучающим голосом произнес он. Вроде бы все острые моменты были обсуждены, но тут вперед выдвинулся Гунтрамн Бозон, и открыл рот, чтобы что-то сказать. Король опередил его.

- А тебе что здесь нужно? Ты недруг нашего королевства. Не тебя ли послали на восток, в Константинополь с посольством, а ты привез сюда этого самозванца, Балломера(3)?

- Мой король, я невиновен! – возмутился герцог. – Клянусь святым Мартином и Девой Марией! Если тут есть кто-то, равный мне, пусть выйдет и прямо об этом скажет. А я потребую Божьего суда. Поединок решит, кто из нас говорит правду.

Гунтрамн поморщился. Выставить против этого здоровяка и забияки ему было некого. Соперник должен быть равным ему по статусу, а найти герцога, который рискнет жизнью ради такого, он не сможет. И король решил увести разговор в сторону.

- Все должны проникнуться только одним желанием: как бы изгнать из нашей страны чужестранца, отец которого управлял мельницей, и уж если говорить правду, то отец его сидел за гребнями и обрабатывал шерсть(2), - сказал Гунтрамн, и осекся. Он сказал глупость, и послы племянника грянули злым смехом.

- Так у него было два отца? – глумливо спросил герцог Бозон. – Не слыхал о таком. Вот ведь ты нелепость какую сказал. Мы прощаемся с тобой король, но так как ты не пожелал возвратить города твоего племянника, то мы знаем, что цел еще топор, который расколол головы твоих братьев. Скоро он, брошенный в тебя, пронзит твой мозг (2).

- Убирайтесь отсюда, - заорал Гунтрамн. – Иначе я не посмотрю, что вы послы! А тебя, Бозон, я казню, если увижу еще раз. Не попадайся мне на глаза. Достойно проводите этих людей! Пусть запомнят навсегда мое гостеприимство!

Знать Австразии, приехавшая на эту встречу и, правда, не забыла этот день никогда.

- Да что б тебя! – не поверил Сигивальд, когда в него прилетела гнилая репа. – Я тебя сейчас зарублю, сволочь голозадая!

Ответом ему стало улюлюканье черни, которую согнали воины Гунтрамна и дали соответствующие указания. Седой сотник приблизился к отряду австразийцев и процедил.

- Если хоть один меч покинет ножны, или если вы хоть курицу по дороге затопчете, ни один из вас из города не выйдет. Лучники только ждут приказа. Вы оскорбили короля, и молитесь, что живы остались.

В послов летели куски навоза, которые вездесущие мальчишки бросали в расфуфыренных всадников. Они были счастливы. Местные голодранцы бросали в знать гнилые яблоки, репу, дохлых кошек и даже особо вонючую грязь, взятую из старых отхожих ям. Восторгу горожан не было предела. Когда еще предоставится такая возможность, безнаказанно поглумиться над толпой герцогов и графов. Да они внукам своим рассказывать об этом будут. В нарядную рясу первосвященника Галлии прилетела коровья лепешка, заботливо собранная каким-то сорванцом. Епископ замахнулся посохом, а тот, заливаясь счастливым смехом, скрылся в улюлюкающей толпе. Сигивальд схватился на рукоять меча, но Бозон положил руку сверху.

- Не стоит, друг. Они только этого и ждут. Ты зарубишь какого-нибудь наглеца, а король прикажет перебить нас всех за нападение на горожан. Он же только этого и ждет.

Видя, что ответа на неимоверную наглость не последовало, чернь совершенно остервенела. Навоз, дохлятина и гнилье полетели с удвоенной силой, и к воротам города самые знатные люди королевства франков доехали в синяках и грязи. Позор был просто немыслимый, и по всей Галлии с купеческими караванами и паломниками понеслась неслыханная новость, обрастающая все новыми подробностями с каждой милей, что проходил тот, кто ее нес.