Патрициана. Книга третья (СИ) - Птица Регина - Страница 12

— Играю. Тебе не нравится игра?

Норен покачал головой.

— Я не люблю игры. Они бывают слишком жестоки. Игры — куда хуже боли.

Велена взяла его лицо в ладони и, притянув к себе, нежно поцеловала.

— Тогда прости, — сказала она серьёзно. — Я слушаю.

— Я не хочу говорить, — взгляд Норена воткнулся в одну точку где-то в темноте, — лучше… — он медленно перевёл взгляд на Велену. — Лучше дай мне забыть. Если можно. Играй, если хочешь. Только чтобы не было мыслей.

Переложив руки на талию крылатого, Велена встала. Потянула его следом и подтолкнула к кровати. Заставила опуститься на неё спиной. Норен не сопротивлялся. Он лежал, раскинув в стороны руки, похожий на белую подбитую птицу, рухнувшую на землю, и молча смотрел на патрициану ожидая продолжения.

Велена сбросила на пол тунику и склонилась над крылатым. Замерла, когда между их лицами оставалась пара дюймов.

— Как ты хочешь? — спросила она.

Норен покачал головой.

— Не спрашивай. Не оставляй мне выбора. Я не хочу ни о чём просить.

Велена снова встала, помогла Норену освободиться от одежды. Рука её после этого осталась лежать на бедре Норена, а сама она опустилась рядом на простыню, опершись одним локтем о кровать.

Пальцы Велены медленно двинулись вдоль внутренней стороны бедра крылатого, невесомо касаясь тонкой кожи. Она заметила, что шрамы на теле любовника почти исчезли, оставив после себя лишь тонкие белые линии.

Пальцы энтари коснулись мягкого члена и очертили круг по паху крылатого, не касаясь самых чувствительных мест. Велена видела, как тяжело дышит убийца, как мелко подёргивается его плоть.

Она наклонилась ближе к подрагивающему члену и провела губами от основания к головке, а затем взяла в рот самую верхушку и ещё раз очертила её контуры, теперь уже языком. Пощекотала маленькую щёлочку и выпустила тело, ожидавшее ласки.

«А так с тобой делали?» — хотела спросить она, но вовремя сдержалась и вернулась к прерванному занятию.

Норен не двигался, но неровное дыхание и тихие всхлипы выдавали его желание.Велена продолжила путешествовать губами вдоль понемногу напрягающейся плоти.

ГЛАВА 6. Игры

Норен не знал, сколько ещё они лежали так, не двигаясь. За окном медленно угасал солнечный свет, а вставать по-прежнему не хотелось.

— Почему ты не любишь игры? — спросила энтари через какое-то время, когда комната уже погрузилась во мрак. Руки её по-прежнему рассеянно путешествовали по расслабленному телу убийцы.

Норен со свистом выдохнул.

— Это обязательно рассказывать?

— Да, мне это нужно.

Норен поймал странствующую по его телу кисть и сплёл свои пальцы с пальцами энтари, крепко сжимая горячую ладонь.

— Тогда я должен рассказать то, что ты не хочешь слышать, а я говорить. То, что никак не сблизит нас, Велена.

Рука патрицианы замерла, затем, высвободившись, легко погладила сжавшиеся теперь в кулак пальцы крылатого.

— Хорошо, — сказала она ровно, — расскажи мне о ней.

Но убийца молчал. Велена лишь чувствовала, как резко сжимаются и разжимаются его пальцы, впиваясь в ладонь.

— Как ты поняла, — сказал он, в конце концов, холодно и отстранённо, — я её заинтересовал, — Норен сделал ещё одну паузу, а затем продолжил, уже не прерываясь.

***

— Меня отделили от остальных рабов. Как я узнал потом — половину готовили для оргии в честь очередной победы. Другую — отправили прислуживать на кухне, на конюшне… в общем там, где их изуродованные лица не мозолили глаза энтари.

Позже она много раз говорила, что мне повезло, что я обязан ей и должен благодарить. И… самое страшное… Впрочем, об этом потом.

Чем я приглянулся ей? Не имею представления. Среди нас были те, кто гораздо красивее. Но эта энтари сделала выбор — и никто не желал её злить.

Меня отвели к стене и усадили там, заставляя дождаться окончания смотра. Затем двое мускулистых эфиопов подняли меня за локти и потащили к другому выходу из зала, где мы находились. Меня провели чередой ослепительных комнат и вывели в парк. Солнце, которого я не видел много недель, ударило в глаза, и я вмиг ослеп, а они всё вели и вели меня. Затем был толчок в спину. Я почувствовал, что падаю, и понял, что оказался в воде — со связанными руками, лишённый сил и не видящий ничего вокруг. Я барахтался как котёнок, зачем-то пытаясь выбраться наружу, хотя умереть там было бы гораздо проще. И всё же мне не удалось ни то, ни другое. Мои плечи снова сжали сильные руки и вытащили на воздух — оказалось, меня всего лишь пытались отмыть.

Затем потащили дальше, зрение медленно возвращалось, но видеть по-настоящему я стал только тогда, когда меня завели уже в другое помещение, и, бросив на пол, оставили в одиночестве блаженного полумрака.

Голова по-прежнему кружилась так, что я боялся подняться в полный рост. Привычный голод мучил желудок. Руки казались такими слабыми, что будто бы не принадлежали мне. Это всё оправдания, как ты понимаешь. Оправдания тому, что я не убил его сразу.

Я разглядывал место, в котором оказался, но никак не мог расставить всё по местам, увидеть пути для побега, оружие… Голова работала с трудом. Там была огромная роскошная постель, какой я никогда не видел, множество бесполезных столиков и комодов… и на всех стенах — зеркала. Большие и маленькие, в изысканных рамах из золота и красного дерева.

Когда она показалась на пороге, я всё ещё сидел на полу, не решаясь что-либо делать. Я даже не заметил момента, когда дверь открылась.

Её рука легла мне на затылок, я дёрнулся, вырываясь — но от этого стало только хуже. Теперь её ладонь обхватила моё горло, и она слабо приподняла меня, прижимая к комоду, но всё ещё не давая встать — моё лицо оказалось где-то на уровне её живота, подбородок — вздёрнут вверх. Сам я смотрел на картину, равной которой не видел, быть может, даже до войны. Каскад золотых волос, ниспадающий на тонкий бархат голубого камзола. Такие же голубые, яркие как небо глаза с золотыми ресницами.

— Игрушка, — сказала она медленно и отпустила моё горло, отчего я тут же осел на пол. — А я про тебя и забыла, — голос её походил на перезвон колокольчиков или даже льдинок зимой. — Скажи-ка, ты умеешь развлекать?

Я молчал. Как молчал все эти годы. Хотя эта энтари не походила ни на одного из тех, кого я видел раньше. Ненавидеть её было трудно, потому что от одного её присутствия тело обволакивала волна спокойствия.

Высокий сапог, такой же изящный, как и его владелеца, ткнулся мне в грудь.

— Проверим, — предложила она, легко улыбнувшись, — ну-ка, почисть.

Норен усмехнулся.

— Велена, я думаю, ты догадываешься, что я сделал, — продолжил он. — Я рванул этот чёртов сапог на себя изо всех оставшихся сил. Энтари, похоже, не ожидала такого поворота. Она поскользнулась и завалилась на спину, а я, не думая, бросился на неё, вырвал короткий клинок из ножен у её бедра и рванулся ещё дальше вперёд.

Металл уже почти касался её шеи, когда я остановился, будто руку мою удерживали на месте. Вот только меня никто не держал. Разве что удивлённый взгляд голубых глаз.

Клинок медленно выскользнул из моих рук.

Я ждал наказания. Но наказания… не было. Уверенные руки спокойно отбросили меня в сторону. Энтари встала и отряхнула камзол.

Я всё ещё лежал на полу. На грудь мне опустился всё тот же сапог.

— Всё будет просто, — сказала она. — Ты научишься мне подчиняться. Ты будешь чистить мою обувь языком, на коленях ожидать моего возвращения. И вот ещё что, — она развела в стороны полы камзола, — с моим братом ты уже познакомился, — она огладила большим пальцем пустующие ножны, — теперь познакомься с моей сестрой.

Она сняла с пояса плеть с рукоятью, переплетённой шёлком, и, присев — весь вес её тела теперь давил на мою грудь — поднесла её к моему лицу.

— Она может быть ласковой. Может быть жестокой. Но тебе придётся её полюбить.

***

Норен замолчал. Они с патрицианой лежали рядом, но не соприкасались сейчас даже кончиками пальцев. Велена тоже молчала и не шевелилась.