Место Силы 4. Андромеда (СИ) - Криптонов Василий - Страница 9

Учитель подождал, пока стихнет гул. Это произошло довольно быстро, а вот ментомы продолжали гореть ещё долго. Студенты бодрились и боялись, смеялись и гневались. Кому-то казалась оскорбительной даже сама мысль о том, что он может сделаться стаффом.

— Невелика беда, — сказал учитель. — У стаффов есть существенное преимущество перед плохими созидателями. Они существуют.

Стало ещё тише. Ментомы меняли цвета.

— Может, зря я сюда вернулась… — произнесла Нилли.

Я лишь молча толкнула её локтем. Это означало и «замолчи, не мешай слушать лекцию», и «прекрати нести чушь, у тебя всё получится».

— Вам предстоит невероятно ответственная и опасная работа. Если вы добавите к ней ещё и внутренние опасности — вам не устоять. Потому предупреждаю вторично: отнеситесь серьёзно к моим лекциям и к грядущему экзамену. А теперь запомните, запишите и постоянно повторяйте самый главный тезис, на котором и будет выстроен наш курс: созданные вами миры — не настоящие. Это ваша фантазия, это ваши многочисленные отражения и преломления. Но они — не настоящие. Точка.

Учитель взмахнул рукой, будто отрезая все возможные иные мнения по данному вопросу.

Я кивнула.

Вспомнила мир своих пауков.

Я отчётливо понимала, что он — не настоящий. По сути дела, он вообще мало чем отличался от фантазии, управляемого сновидения. Если бы тот безымянный медик не сказал мне, что у меня внутри живёт мир, я бы даже и не думала о нём так.

Подобный ход мыслей казался мне совершенно естественным, я не понимала, зачем посвящать этой ерунде целый курс лекций.

И вдруг поднялся Виллар.

— Чем же они отличаются от настоящих? — раздался его голос, не уступающий силой голосу учителя.

Учителю пришлось прервать вращение платформы, чтобы установить зрительный контакт с Вилларом.

— Лекционная форма подачи материала не предполагает диалога, Виллар, — сказал он. — Сядь на место.

— Очень удобно. — Виллар сложил на груди руки. — Единственный курс, который вызывает сомнения у каждого разумного существа умнее бактерии, не предполагает вопросов. Как же мы должны что-то понимать, если имеем дело лишь с блоками информации, закрытой для анализа?

У каждого разумного существа умнее бактерии? То есть, я — умом в лучшем случае равна бактерии?!

Возмущения, закипевшего у меня в душе, никто не сумел бы скрыть. Но я привыкла подавлять и более сильные бури. Для внешнего мира у меня оставалась белая ментома.

— Тебе нужно было внимательней меня слушать, Виллар. — Учитель был совершенно спокоен. — Мой предмет не следует анализировать. Научная деятельность — не ваша стезя, иначе бы вы не оказались здесь, вы бы учились в другом месте, на другой ближней станции. То, что я вам даю, вы должны запомнить. Выучить наизусть. И — применять, не задумываясь.

— Для этого мы и обрели разум в ходе эволюции, я правильно понимаю? Чтобы брать, что дают, и применять, не вдумываясь? Может быть, нам вообще повесить в каюты экраны, которые будут целыми днями талдычить одно и то же, чтобы задавить даже намёк на способность самостоятельно мыслить?

— Если вам это поможет выучить мой предмет — дерзайте. В основе вашей будущей работы должен быть стальной стержень, который не сломается ни при каких обстоятельствах. Я здесь, чтобы дать вам этот стержень. Если вы не готовы его воспринять, вам будет лучше в стаффах.

Я поражалась тому, как учитель спокойно уходит от агрессивных выпадов Виллара. Как удерживается от перепалки и говорит как бы одновременно со всеми. Он вызывал у меня уважение, а Виллар — лишь презрение.

Выскочка, которому не терпится показать себя. Совершенно незрелый ребёнок. Невыносимый… виртуоз.

— В основе научной дисциплины должно лежать нечто принципиально познаваемое и подлежащее анализу, — говорил Виллар; он утратил-таки самообладание, и ментомы злости, досады, раздражения повалили валом. — В противном случае, сколько бы мы ни навертели поверх логических построений, алогичное начало сведёт всё к нулю. Это — не наука!

— Это — не наука, — согласился учитель. — Это — техника безопасности, следование которой поможет вам сохранить разум и жизнь.

— Чем же создаваемые нами миры отличаются от настоящих? От нашего полудохлого мира? — выкрикнул Виллар.

Учитель впервые показал ментому. Добродушной насмешки, принятой внутри своей пятёрки:

— Тем, что они — не настоящие, Виллар. Сядь, пожалуйста. Сорвав лекцию, ты не добьёшься ничего, кроме очередного взыскания.

11. Семя Мира

После перепалки с учителем Виллар замолчал. Не просто физически — казалось, он замолчал где-то глубоко внутри себя.

Я поняла это, потому что сама часто так закрывалась, пряча мысли и чувствадаже от себя, выставляя на поверхность лишь белую ментому, создающую иллюзию, будто мир — простая и весёлая штуковина, находиться в которой — одно удовольствие.

Пожалуй, я могла бы ему посочувствовать и даже постараться понять, но мне этого совершенно не хотелось. Виллар — высокомерный, незрелый. И он совершенно не задумывается о чувствах других. Он оскорбляет просто так, по́ходя, даже сам этого не замечая.

Так чего же ради я должна уделять время и силы его чувствам?

В глубине души я опасалась, что он подойдёт ко мне после лекции, чтобы укрепить знакомство. Мы с ним и вправду едва не столкнулись в коридоре-туннеле, но он не обратил на меня внимания, обогнул, как колонну в парке.

Внешне я не являла ничего, кроме белой ментомы. Внутренне — вся скривилась.

Говорят, есть чувство — идущее от Музыки — когда собирается правильная пятёрка. Но Виллар будил в душе нечто прямо противоположное. Глядя на него, я понимала, что с ним в одной пятёрке мы не окажемся никогда.

Он создан, чтобы командовать, и не сумеет подчиниться никому другому, а я ни за что не отдам себя под начало такому, как он.

— Не слушай Виллара, — сказала Нилли. — Что творится у него в башке — по-моему, даже он сам не знает.

— Я слушаю всех, кого слышу, — сказала я. — Но не всему даю ход в глубину своих мыслей.

— Зрелый подход. Сейчас у нас Сотворение. Тебе должно понравиться. На первом занятии у всех просто башню рвёт.

Я хотела спросить, откуда она знает, потом вспомнила, что Нилли проходила уже всё это, до тех пор, пока не утратила способность слышать Музыку.

В основном лекции проходили в одном зале, но ряд специфических предметов требовал оборудования. В частности — Сотворение.

Мы вошли в очередное гигантское помещение, опять заставившее меня мысленно поразиться размерам станции, оценить которые в полной мере, похоже, было мне попросту не по силам. Зато становилось понятно, зачем нужно такое количество стаффов. Скорее всего, я видела ещё далеко не всех. Наверное, где-то далеко-далеко есть ещё одна казарма, а может, даже не одна.

Станция размером с город?..

Почему нет? Вся энергия земли направлена в первую очередь сюда, в Безграничье.

Здесь не было амфитеатра. Просто функциональные столы и стулья, стоящие на разных уровнях, чтобы сидящим на дальних рядах было хорошо видно стоящего в самом низу преподавателя.

Сотворение вела женщина, которая, в отличие от прочих обитателей станции, носила не комбинезон, а ритуальное платье. Белое, гладкое и сдержанно блестящее в рассеянном свете.

Я вздрогнула, когда она поприветствовала нас белой ментомой.

— Вот поэтому ты многих чуток подбешиваешь, — шепнула мне на ухо Нилли.

Мы с ней, разумеется, сели рядом.

— Почему? — спросила я почти беззвучно.

— Ведёшь себя, как она.

— А она…

— Жрица, хранительница.

Холодок по коже.

На земле монастыри хранителей были в каждом городе. Однако жрецов обычно никто не видел, да и вход внутрь был закрыт для непосвящённых. Всё, что мы о них знали — хранители денно и нощно заняты мудрым и праведным распределением энергии.

Ну и, конечно же, легенды. Об отважных смельчаках, что из любопытства проникали в монастырь, и потом их останки находили изуродованными на окраинах. О тех, кто оскорблял хранителей худым словом, и утром не просыпался, превратившись в иссушенную мумию…