Великая огнестрельная революция - Пенской Виталий Викторович - Страница 76

Познакомившись поближе с основными принципами голландской военной школы, М.В. Скопин-Шуйский не мог не оценить ее сильных сторон. В самом деле, сложно было противостоять польско-литовским гусарским хоругвям, их неудержимому натиску. Русская поместная конница, как было отмечено выше, уклонявшаяся от ближнего боя, и не пыталась противостоять полякам. Трудно приходилось стрельцам и казакам, если они не успевали окопаться или укрепить каким-либо иным способом свои позиции.

Вместе с тем Скопину-Шуйскому были хорошо известны и сильные стороны русского войска – его неприхотливость, непритязательность, умение подчиняться и способность выносить все тяготы войны. Ставка на пехоту, оснащенную огнестрельным оружием и длинными пиками, и на широкое использование полевой фортификации как нельзя больше соответствовала тому опыту, который мог приобрести во время своих походов Скопин-Шуйский. Обученная по-новому русская пехота могла рассчитывать на успех в боях с отрядами на службе самозванца. Не последнюю роль сыграли также и соображения временного и экономического характера – хорошего пехотинца можно было подготовить значительно быстрее и дешевле, чем всадника. Одним словом, опираясь на помощь иностранных военных инструкторов, прежде всего опытного ветерана Христиера Зомме694, Скопин-Шуйский приступил к обучению прибывающих с северорусских земель ратных людей премудростям голландской тактики. Ю. Видекинд сообщал, что новобранцев, получивших оружие западноевропейского образца, Зомме «…заставлял делать упражнения по бельгийскому способу; учил в походе и в строю соблюдать ряды на установленных равных расстояниях (т. е. поддерживать равнение. – П.В.), направлять, как должно, копья, действовать мечом, стрелять и беречься выстрелом; показывал, как надо подводить орудие и всходить на вал».

Прекрасно понимая, что никакое обучение в лагере не даст необходимой для успеха в реальном бою уверенности в себе, в своих силах и в своих товарищах, Зомме время от времени обкатывал новобранцев в мелких стычках с неприятелем, стараясь вселить в них уверенность в собственных силах: «…Вместе с тем он время от времени тревожил соседний вражеский лагерь легкими стычками»695.

Обучив своих людей, Скопин-Шуйский перешел к активным действиям. Воспользовавшись советами Зомме и де ла Гарди и привычкой русских ратных людей к лопате, кирке и топору, молодой русский воевода применил стандартный для голландской военной школы прием. Он стал стеснять неприятеля системой полевых укреплений-острожков, располагая их на дорогах и перекрывая пути доступа в лагерь неприятеля помощи и припасов. Новая тактика была опробована прежде всего на войске Сапеги, которое продолжало осаждать Троице-Сергиев монастырь.

Перемена в тактике русских была сразу отмечена поляками. Так, Н. Мархоцкий писал, что «…подойдя к Калязину, мы увидели, что московское войско переправляется на другую сторону Волги. Москвитяне действовали хитро (выделено нами. – П.В.), заранее поставив на той стороне городок, к которому и переправлялись. Встав в городке, они далеко к нам не выходили, а разместили свое войско между городком и выставленным перед ним частоколом…»696. Однако, судя по всему, поначалу польские военачальники не придали этому большого значения, а когда догадались об истинном смысле действий русского войска, было уже слишком поздно. Как отмечал тот же Мархоцкий, «…Скопин поставил Сапегу в столь трудное положение, что тот вынужден был отступить от Троицы к Дмитрову…».

Сам ротмистр не расшифровал, каким образом Скопин поставил Сапегу в тяжелое положение, но об этом свидетельствуют другие польские авторы того времени. Гетман Жолкевский, рассказывая о поражении Сапеги под Троицей, вспоминал, что «…Скопин очень теснил наших построением укреплений, отрезывая им привоз съестных припасов и в особенности тем, кои с Сапегою стояли под Троицею. Они несколько раз покушались под Калязиным монастырем и при Александровской слободе, но, прикрываемый укреплениями, Скопин отражал их, избегая сражения, и стеснял их теми укреплениями (Жолкевский в данном случае использовал термин grodek, который можно буквально перевести как «острожек». – П.В.), которые были за подобие отдельных укреплений или замков, каковой хитрости научил москвитян Шум (выделено нами. – П.В.) Ибо в поле наши им были страшны; но за этими укреплениями, с которыми наши не знали что делать (выделено нами. – П.В.), москвитяне были совершенно безопасны; делая безпрестанно из них вылазки на фуражиров, не давали нашим ни куда выходить…»697.

Поляки, делая ставку на полевое сражение, оказались не готовы действовать в условиях, которые им навязал Скопин-Шуйский. В дневнике о действиях гетмана Ружинского против наемников и русских, автором которого считается хорунжий Будило, говорилось: «…Гетман пошел на них с ним из-под Троицы к Александровской слободе, прибыл 12 ноября и стал наступать на русских и немцев, надеясь, что они дадут битву; но они по-прежнему стояли за палисадником и рогатками. Так как был холод и трудно было осадить их в том месте, то наши, ничего не сделав, а позанявшись лишь почти неделю передовою конною перестрелкой, должны были отойти назад…»698.

Действуя не торопясь, основательно, князь медленно, шаг за шагом оттеснял противника. Умело применяя голландский военный опыт к российским условиям, М.В. Скопин-Шуйский сумел сделать то, чего не смогли до этого сделать другие воеводы Василия Шуйского, посылаемые им против войска самозванца – разбить войско Лжедмитрия II и снять блокаду с Москвы. И хотя вскоре после снятия блокады с Москвы юный князь умер, тем не менее накопленный им опыт использования голландской военной системы в русских условиях не пропал даром. В сражении под Клушином брат Василия Шуйского, князь Дмитрий Шуйский, поставленный командовать русской армией, поначалу не без успеха использовал элементы новой тактики – и строительство полевых укреплений, и использование пехотой длинных пик. Хотя само сражение под Клушином и было проиграно русскими, тем не менее они не могли не обратить внимания на то, что наемная пехота сумела одна, не прикрытая ни с флангов, ни с тыла, продержаться на поле боя несколько часов. Острожки и окопы широко использовались русскими стрелками в ходе боев 1-го и 2-го ополчения в Москве. В апреле 1611 г. ярославцы, готовясь принять участие в походе 1-го ополчения, в своей отписке сообщали, что они «…наряду изготовили со всеми пушечными запасы пять пищалей полковых и пять волконей скорострелных, да пешим на долгие торчи сделали две тысячи копей железных (выделено нами. – П.В.), а иные делают, потому, что преж сего в полкех от того конным была защита…»699. Об использовании ратниками 1-го ополчения длинных копий «немецкого образца» говорят и польские источники700.

Таким образом, в годы Смуты русские ознакомились и не без успеха на протяжении по меньшей мере двух-трех лет пытались использовать основные принципы голландской военной школы. Почему же эта реформа не получила своего дальнейшего продолжения? На наш взгляд, неудаче попытки перенимания западноевропейского опыта в начале XVII в. способствовали невозможность экономически обеспечить дальнейшее осуществление реформы в разоренной многолетней Смутой России и консервативная политика правительства Михаила Федоровича, нацеленная на восстановление традиционных, привычных форм жизни как общества, так и государства. Столкновение с европейцами и более близкое знакомство с ними усилило ксенофобские настроения в русском обществе, нежелание сотрудничать с ними, в том числе и в военной области. Кроме того, голландская школа была еще несовершенна и не могла дать решающего преимущества (! – выделено нами. – П.В.) над прежней.

В общем, как отмечал один из первых исследователей истории русской армии в 1-й половине XVII в. И.Л. Беляев, правительство Михаила Федоровича «…не стало изменять главных и коренных положений и условий тогдашнего войска; но оставило ему прежний основной состав…»701. Однако при всем при том опыт Смуты не был забыт. Когда правительство Михаила Федоровича стало готовиться к Смоленской войне, оно обратилось к нему.