Колумбарий - Подольский Александр - Страница 26

Ехали молча, отключили даже магнитолу. Чтобы лучше слышать преследующий их вой. Мельник посадил Олю на колени, Баха разместился ближе к коробке передач. Саня задвинул окошко на перегородке, отделяя от кабины замерзающий салон. На часах было ровно три утра.

Двадцать пять градусов мороза. Казалось, асфальт закончился минут сорок назад, и теперь машину трясло, точно механического быка в парке аттракционов. Баха бездумно таращился в пустоту за лобовым стеклом. Глядя на него, Мельник вспоминал, как читал про казахских кочевников, которым природа подарила узкий разрез глаз, чтобы укрываться от суровых степных ветров. Теперь же словно кто-то хотел продемонстрировать недружелюбность здешних краев к квартету чужаков. В другой раз Мельник был бы рад елозящей на коленках Оле, но сейчас девушка раздражала. Ноги затекли так, что он переставал их чувствовать. Оля не выпускала из рук мобильник, на экране которого то и дело проклевывались полоски сигнала. Вертела его сначала по часовой стрелке, затем против. И заново. Мельник даже подсчитал количество вращений – в каждую сторону выходило по двадцать три раза. Как будто звонок из этой глуши им чем-нибудь поможет…

Мертвец догнал их примерно через час. Рухнул на крышу с таким грохотом, будто на этот раз его скинули из космоса.

– Сука! Сука! Мать твою! – орал Саня, буксуя в снежной колее, едва не завалив машину.

– Что ему надо?! – заплакала Оля.

– М-м-может, он злится, п-п-потому что мы привезли труп сюда. П-п-похоже, это его владения.

– И что, с собой его теперь забирать?

Саня снял очки, протер их подрагивающими руками, нацепил обратно и открыл дверь.

– Нет уж, – произнес он, – это говно я в машину не положу.

– А если…

– Ниче не если! – заверещал Саня. – Не будет этого долбоежика дохлого у меня в машине! Точка! Срать на него. И на снег этот грязный срать. Пролетим Иргиз, дальше попроще станет. А там, глядишь, и посветлеет. Плюс заправки, цивилизация.

Саня хлопнул дверью и растворился во вьюге. Сзади заскрежетали створки, бахнула об пол канистра. Когда все вылезли под недружелюбное небо, вокруг трупа уже растекалась лужа бензина, по черному снегу ползли ручейки.

– Нам самим х-х-хватит?

– Хватит. С запасом, – сказал Саня, бросая на тело зажженный коробок с остатками спичек.

Пламя накинулось на предложенную еду, заурчало, завыло. Ветер подхватил заунывный мотив и утащил его в небо, где бесновались черные тучи. В воздухе потянуло теплом и мертвечиной.

– Может, хоть теперь этого говнюка не поднимут. Крыша и так уже черт знает на что похожа.

Хлопнула дверца – это Оля спряталась в кабине. Саня сплюнул на чадящий в снегу факел и убрал канистру. Потом показал небу средний палец и нервно заржал. Мельник сидел у трупа и грел руки, наблюдая, как огонь поглощает незнакомца. В реве ветра все время мерещились какие-то слова. Метео… Нужно было убираться с открытой местности. Мельник дернул Баху за рукав и пошел к машине, но друг не сдвинулся с места. Он глядел в отступающую темноту.

– Не с-с-слышишь? Ш-шаги…

– Чего?

Мельник ничего не слышал. Разве что ветер. Словно живой, говорящий. И черный снег. Но у Бахи был очень хороший слух. Потому что Мельник ничего не услышал, даже когда увидел. Отсветы пламени над землей выхватывали из тьмы ноги. Голые бледные стопы медленно пробирались сквозь снег, и из чернильного тумана появлялись высушенные фигуры. Костлявые, молчаливые, с обмороженными лицами.

Парни забрались в кабину, чуть не задавив Олю.

– Эй!

– Вы че, поссать на брудершафт там решили?

В задок уазика что-то ударило. Рассыпалось стекло.

– Саня, гони.

– Че там такое?!

– Гони, придурок!

Машина заворчала. Фары высветили частокол обнаженных мертвецов впереди. Те стояли и смотрели глазами-льдинками в пустоту. Рядом кружили черные перья снега. Когда створки задней двери застонали под тяжелыми ударами, Саня нажал на газ. Бум. Бледные лица уходили под «морду» уазика. Бум. Машина плясала на костях. Бум. В стальных щелях кабины злобно рычал ветер. Уазик расчистил дорогу и стал набирать скорость. Но в зеркалах все еще можно было разглядеть десятки преследователей. Потому что среди них шагал покрытый огнем человек, а ветер раздувал пламя и разбрасывал искры над головами вязнущих в снегу мертвецов. Они шли за машиной.

Дорога в районе Иргиза была просто кошмарной, но машина справлялась. Хотя скорость заметно упала. Все понимали, что в намеченный срок до Оренбурга они не доберутся.

– И что нам теперь делать? – тихо спросила Оля.

– Ехать. Че ж еще. Эти манекены нас никогда не догонят, срать на них.

– Если только их кое-кто не подбросит, – хмыкнул Мельник. – Кстати, у нас бензин на нуле почти.

– Да знаю я, знаю… – поморщился Саня. – Зальемся.

Уазик остановился у едва различимой развилки. Снежное крошево, будто исполинский рой насекомых, пожирало темноту. Казалось, машину окружил бледный водоворот.

– Я постараюсь быстро, – начал Саня. – Мотор не глушите.

Его тень унеслась к задку уазика сквозь седую рябь. Заскрипели створки задней двери. Мельник посмотрел в наружное зеркало, но пурга смыла все изображения.

Саня не возвращался. Прошло уже минут десять. Баха вздохнул и посмотрел на Мельника. Они одновременно вылезли с разных сторон «буханки» и подошли к задней двери. Пустая канистра вмерзала в лед, колеса уже на треть ушли под снег. Никаких следов.

– Саня! – заорал Мельник, чувствуя, как звук уносится в чернильную бесконечность. – Са-а-ань!

Он поднял голову, и на секунду ему показалось, что снежные крупицы сложились в лицо. Ветер растащил уродливую морду на запчасти, стоило лишь моргнуть.

Оля ничего не спросила, только снова тихонько заплакала. За руль сел Мельник. Потратив минут пять на то, чтобы выбраться из леденеющей вокруг колес каши, он понял: без своего Шумахера машина далеко не уедет.

Часы показывали десять минут шестого, а термометр замерз на отметке «-30», когда уазик окончательно застрял. Баха вернулся в кабину живой и невредимый, растирая варежками лицо.

– Прип-плыли, – порадовал он. – Похоже, н-н-наст провалился. Придется копать.

– Я никуда не пойду, – сказала Оля, пряча косу под капюшон куртки и превращаясь в эскимоса.

– Может, тебя тогда вообще высадить? – огрызнулся Мельник.

– Давайте просто тут дождемся утра. Кто-нибудь приедет же наверняка. А эти… отстали, наверное. Сколько времени прошло.

– Ну-ну, отстали… И кто-нибудь обязательно приедет, да. На лимузине. Пойми ты уже наконец. По этой дороге зимой почти никто не ездит. Разве что экстремалы да отморозки.

– И дебилы, – добавила Оля. – Которые маршрут этот составляли.

– Сюда проехали, значит, обратно проедем. Хватит ныть.

Ветер едва не сдирал кожу. Забирался под куртку и проходил по всему телу ледяным языком. Лицо затвердевало за какие-то минуты, говорить было невозможно. На ресницах вырастали настоящие сосульки. Копали втроем, поглядывая в колыхающуюся рядом темноту. Ошметок штыковой лопаты они так и не нашли. Оле досталась доломанная саперка, а парни раскидывали снег открученными номерами. Каждые десять-пятнадцать минут копатели заваливались в кабину погреться, вернуть пальцам чувствительность и дохлебать остатки чая и коньяка. Внутри из последних сил кряхтела печка.

Спустя час работы «буханка» так и лежала на пузе. Сцепления с дорогой не было. Больше всего Мельник боялся застрять тут, когда кончится бензин. В памяти все еще стояли запертые в снежном плену грузовики между Иргизом и Аральском. Их водители утеплили кабины и на полном серьезе ждали весны, покупая продукты и топливо у редких проезжающих.

К восьми утра они почти выбрались из ямы. Вернее, утро наступило где-то там, за линией мрака. Вокруг по-прежнему жила темнота.

– Я их не чувствую. – Оля подошла к Мельнику, стянула варежки и показала замерзшие ладони. Пальцы едва ли не почернели.

– Твою мать… Иди в машину, тут ерунда осталась. Сами доразгребем.