Переполох на Буяне - Голотвина Ольга - Страница 14

– Погоди-ка, – прервала его Яга. – Я, кажется, смекнула, что случилось дальше. На провинцию посыпались беды. И спастись удалось лишь благодаря умным советам, которые давала единственная уцелевшая старуха.

– Так ты все-таки слышала эту историю?

– Нет. Но разве трудно догадаться?

– Вот видишь! Старому человеку ума не занимать… О, вот тут мне надо свернуть с тропы. Моя хижина там, за холмом. Пойдем со мной, матушка обрадуется гостье.

– Пошла бы, да домой спешу, – откликнулась Яга, вдруг испытав острую зависть к больной крестьянке, которой сын несет лекарство, добытое в битве с драконами.

– Да, верно, – согласился Ван Дон, бережно поставив женщину на землю. – Тебя, должно быть, ждут дети и внуки – с таким же нетерпеньем, как моя матушка ждет меня.

Яга промолчала.

– Добр-рели, – сообщил ворон, глядя вдаль. – Там наша стр-раница!

Яга остановилась, не сделала шага вперед.

Ворон вопросительно глянул на хозяйку: мол, ты чего?

– Слышь, птаха, – задумчиво сказала Яга, – а может, мне ученицу завести? Выращу могучую чародейку…

– Кр-рря! – потрясенно откликнулся ворон.

Лес, знакомый и родной, приветливо шумел вокруг возвратившейся Бабы-Яги. Не вовремя проснувшийся филин выглянул из дупла и уважительно ухнул. Леший высунулся из-под коряги, махнул рукой и тут же укрылся под шатром старой ели – кто знает злыдню старую, в духе она нынче или нет?

А Яга была счастлива. Она чувствовала, что волшебная сила заполняет ее всю, до кончиков сухих желтых пальцев. Глаза сверкнули кошачьим зеленым огнем. Согнутые плечи распрямились.

– Тыщу не тыщу, – поведала она ворону, – а лет пятьсот я точно сбросила!

– Кр-расавица, – поспешил подольститься к ней ворон.

Раздвинув кусты, Яга вышла на поляну. Избушка, завидев хозяйку, без приказа повернулась к лесу задом, к Яге передом. И от наплыва чувств даже сделала что-то вроде неуклюжего книксена.

Яга ахнула: крылечко, еще недавно подгнившее и хлипкое, белело свежетесанными досками.

Рядом с избушкой стоял царевич с топором в руках.

– Вернулась, бабушка? – обрадовался он. – А я, тебя дожидаючи, крылечко… того… подновил.

Крылечко вышло славное. Но Яга не умела благодарить. Сказала ворчливо:

– Ты ж царевич, по чину ли тебе топором махать?

– Царевич не царевич, а ремесло в руках лишним не будет, – гордо откликнулся парень.

Яга глянула на гостя искоса:

– Позабыла я: что тебе надо-то?

Парень вновь начал рассказ о жар-птице, клевавшей у них в саду золотые яблоки, и о царе-батюшке, заболевшем от желанья заполучить эту птицу.

Светлое лицо, голубые глаза, золотые кудри кольцами… нет, не похож был царевич на смуглого, чернявого, раскосого Ван Дона. Но голос звучал так же мягко. И слово «батюшка» царевич произносил с той же нежностью, с какой Ван Дон говорил о больной матери.

Яга поймала себя на странном ощущении: она улыбалась! Не скалилась ехидно, не ухмылялась хитро – просто улыбалась.

– Жар-птица сидит в клетке у царя Афрана, – сказала она. – Держи клубочек, как раз до дворца доведет.

– Спасибо, бабушка, – радостно поклонился царевич. – Не зря в народе говорят: старая женщина худого не присоветует! Тут неподалеку мой конь пасется, сейчас сыщу его да поскачу жар-птицу добывать…

Яга долго смотрела в ту сторону, где скрылся в подлеске царевич. Встрепенулась лишь тогда, когда слева послышался хруст.

Над кустами возвышалась громадная волчья башка.

– Привет, старая, – баском сказал Серый Волк. – Я тут, в кустах, чуть от хохота не сдох. Коня он пойдет искать! Косточки он найдет…

– Ты съел его коня? – медленно, тяжело спросила Яга.

– Ага, – сыто рыгнул зверь и вылез из кустов. Он и сам-то был в холке чуть ли не с лошадь.

– А раз съел, – так же тяжело и размеренно сказала старуха, – так ступай за ним следом. Служи ему конем и во всяком деле помогай.

В волчьих глазах вспыхнула злоба.

– Ты что, старая, трухлявый мухомор съела? – рыкнул Серый и подобрался для прыжка.

Еще недавно Баба-Яга не стала бы с ним спорить – зачем ей это надо? Им добычу не делить, лес прокормит. А неприятности ей, старой, не нужны, она лучше другим эти неприятности устроит…

Но сейчас у нее за спиной было путешествие сквозь миры – и там она встречала кое-кого поопаснее паршивого волка!

Размахнувшись, Яга врезала хищнику клюкой промеж ушей.

– Шавка ты блохастая! – рявкнула колдунья. – С кем спорить вздумал? Я ж с тебя шкуру спущу и навыворот напялю! А ну живо догоняй царевича! Если не добудет он того, за чем в путь пустился, – ты передо мной ответ будешь держать. – Тут в ее памяти всплыли непонятные, но сильные слова, клубившиеся на страницах чужой книги. – И неча корчить из себя хтонического зверя! Тоже мне Фенрир выискался!

Чужеземные слова добили Серого Волка. Он склонил голову в знак повиновения, а затем беззвучно повернулся и пустился по следу царевича.

Старуха знала, что на этом дело не закончилось. Волк со временем постарается устроить ей пакость. Ну и что? Если есть враги – жить не скучно!

Баба-Яга подняла лицо к небу, подмигнула сама не зная кому – и с удовольствием рассмеялась.

– Какая у меня интересная дипломная тема! – блестя глазами, рассказывала Наташа библиотекарю Зое Павловне. – Образ Бабы-Яги в русских народных сказках! С детства люблю Бабу-Ягу! Она такая… такая разная! В одних сказках – страшная, хоть под одеяло прячься! В других – помогает богатырям, советы им дает, не боится против Кощея Бессмертного идти! Я в дипломе так и напишу: с одной стороны – персонификация первобытного ужаса, хозяйка зверей и мира мертвых, а с другой стороны – воплощение вековой мудрости, образ матриарха племени, вещая старая женщина… Ой, а вот эта картинка мне в детстве больше всех нравилась!

На странице книги, раскрывшейся в руках девушки, была цветная иллюстрация: крепкая старуха, стоя рядом с кудрявым синеглазым царевичем, клюкой в вытянутой руке указывает ему путь.

Показалось Наташе или нет, что Яга ей подмигнула?

Сколько волка ни корми…

А что – королевна? Изобразим и королевну. Главное – ногой за ухом не чесать. Хоть и хочется…

– А и косы-то у невестушки – чистое золото! – ахают мамки-няньки, примеряя мне кокошник с самоцветами.

Дуры. Где они на своем болоте золото видали? Я же чую запах тины. Кощей согнал кикимор наряжать невесту к свадебному пиру.

– Ох, да как же Кощей-батюшка будет супружеский долг исполнять, в его-то годы! – Это мамки-няньки уже шепотом, чтоб невеста не слышала. Но у меня не только нюх, но и слух острый.

Супружеский долг? Вот еще! Ничего мне Кощей не должен. Мои должники вообще на свете не заживаются. Я долги беру натурой – только косточки хрустят.

Эх… я ныне сам в должниках хожу. У Ивана-царевича. За сожранного коня. В наказание.

Дурак я, дурак. Не коня надо было есть, а царевича. А потом уже коня. Нет царевича – нет вопросов. Всем хорошо, все довольны… ну, кто в живых остался.

А я… Ну, что уж теперь. Слово дал… И конец теперь моей свободе. Бегай, как лось, до мокрой шкуры. А прикажут, так прими облик королевны…

В горницу запахи лезут такие, что хоть вой. Быки печеные, лебеди жареные, осетры вареные, икра черная, икра красная, икра какая-то еще… Царевич, гад, не подумал, что я голоден! Весь день их с Еленой Прекрасной на себе тащил, да еще и без седла!

От двери – чей-то почтительный голос:

– Елена-королевна, краса ненаглядная! Изволь на пир пожаловать, гости заждались, жених истомился!

Да! Да!! Кормить меня, кормить!

Вскакиваю на ноги, едва не опрокинув шандал со свечами.

– Постой, раскрасавица! – всполошились мамки-няньки. – Фату златотканую накинь, белое личико скрой…

Угу. Пока я тут буду наряжаться, там все слопают!