Если буду нужен, я здесь (СИ) - Резник Юлия - Страница 51

– Я тоже… В смысле, я тоже много молюсь сейчас… – пальчики Лалы ложатся на дверную ручку, ненавязчиво так намекая, что наш разговор окончен. А я не могу… Мне нужно оставить за собой последнее слово.

– Все же хорошо, что мы разным богам молимся. Может, хоть кто-то из них услышит наши молитвы.

Дверь открывается и закрывается с легким щелчком. Она всхлипнула, или мне просто послышалось? Сука, ну вот как с этим справиться?

ГЛАВА 32

ГЛАВА 32

Мой сын – моё солнце, my son is my sun

«Сам всё знаю» – Каспийский груз, Гансэллло

Назар

Два месяца оголтелой работы. Работы в принципе, и над собой. Бизнес, переговоры, качалка. Чтобы вернувшись в отель, просто упасть мордой в подушку и вырубиться до следующего дня, который пройдет ровно так же, как и предыдущий. Разнятся только наши разговоры с Лалой. Точней, переписки.

«Закажи что-нибудь нормальное к этому тосту с авокадо. Тебе нужно нормально питаться».

Вообще сториз Лалы посвящена весне. Она сделала снимок окна, в котором можно рассмотреть ветку дерева с набухшими на нем почками и кусочек подсвеченного солнцем неба. А ее столик с накрытым на нем завтраком просто случайно попал в кадр.

«Спасибо, папочка. Я учту». Смайлик.

Смайлик – это же хорошо? Наверное. Я с ней как по минному полю хожу. Боюсь что-то не то ляпнуть. В каждом ее слове, в каждой букве, в гребаных смайликах ищу какие-то знаки. А вдруг простила? А вдруг мы еще сможем быть вместе? А вдруг, а вдруг…

Лала до сих пор не объявила о нашем расставании. И это о многом говорит, как мне кажется. Нет, родные и друзья, конечно, догадываются, что между нами пробежала черная кошка, недаром же я третий месяц колешу между Дубаем, Саудовской Аравией и Оманом, но никто и близко не догадывается, насколько все серьезно. Разве что Афина, в квартире которой Лала живет. Но и она нам подыгрывает.

А потом, мы ведь с лялькой общаемся. Не скажу, что мне достаточно нашей переписки, но лучше уж так. Если поначалу было ощущение, что я пишу в никуда, то со временем Лала включилась. Я знаю, что она просматривает мои сториз. Собственно, я и пилю их по десять штук в день для нее одной. Чтобы казаться ближе. И пишу ей, пишу... Из банального – «доброе утро» и «спокойной ночи». Из важного – «я тебя люблю». В промежутках – рассказываю о своих новых идеях или (гораздо чаще) о том, как по ней скучаю. А еще я ее отчитываю. Осторожно, чтобы не пережестить, но в то же время чтобы она не успела отвыкнуть от моего контроля. Ругаю за то, что похудела, осунулась и плохо питается. За то, что надела пальто не по погоде или опоздала к психологу, которого она, слава богу, все-таки стала посещать.

А иногда (я понимаю, как это странно) я пишу ей из нашего будущего. Эти письма начинаются примерно так: «Год спустя, как ты меня простила, мы…», а дальше я просто отпускаю фантазию и описываю нашу жизнь так, словно мои мечты и есть наша с ней реальность. Да-да. Будто дневник веду…

Так, собственно, и выживаю. Без наркоты и других допингов. В этом смысле мое бегство сюда более чем оправдано. В Саудовской Аравии такое законодательство, что дури здесь не найти.

Выхожу из душа, обматываю бедра полотенцем и замираю напротив зеркала. Загорел я – просто жесть. Глаза на фоне черной морды кажутся совсем светлыми. Это не мои слова, если что. Я не настолько Нарцисс. Это Лала отметила. Я в ответ спросил, нравлюсь ли ей таким. Мой вопрос лялька оставила без ответа. Тогда я попросил ее прислать селфи. Мол, непорядок, ты меня видишь, а я тебя нет. Думал, и тут мне ничего не обломится. А она взяла и прислала фото. Темные волосы, испуганные глаза, закушенные губы…

Девочка моя. Моя лялька.

Моя же?

Удивительно, но чем дольше мы с ней находимся порознь, тем сильней я ее своей ощущаю.

Пришла пора возвращаться. Я больше не справляюсь один. Вот только как ей сказать об этом?

Кондиционер работает на максимуме. Я ежусь. Прибавляю градусов на встроенной панели климат-контроля. Беру телефон. А там не отвеченный от Лалы. Руки начинают дрожать. Хотя для этого, на первый взгляд, нет ни одной причины. Если бы что-то случилось, она наверняка бы мне перезвонила, правда?

Жму на дозвон. Коротких три гудка и…

– Привет.

– Привет, лялька. Ты мне звонила.

Глубокомысленное наблюдение, ага. Но я так дьявольски волнуюсь! Я ее голоса больше двух месяцев вот так не слышал. Только в сториз, если она считала нужным что-то прокомментировать. Было это от силы несколько раз.

– Да… Да.

– Что-то случилось?

– Нет… То есть да. Нам нужно поговорить.

Сердце делает кульбит в груди и ухает в пятки. Во рту моментально пересыхает. Я нащупываю за спиной край кровати и медленно опускаюсь. Ну, мало ли, что Лала мне сейчас скажет. Луше загодя подготовиться. Ведь нет гарантий, что это к чертям меня не уронит.

– Давай поговорим, – сиплю я.

– Это лучше сделать при личной встрече. Ты не мог бы приехать?

– Лала, ты плачешь?

– Нет. Конечно же, нет. Все нормально. Не волнуйся. Но ты не мог бы приехать? Поскорее желательно. Я надолго тебя не задержу.

Она правда думает, что сможет меня обмануть? Да я, блядь, на ее слезы реагирую, как собака-ищейка – на запрещенные к провозу вещества. И что, скажите, пожалуйста, означает это «Я надолго тебя не задержу»?! А если я хочу задержаться?!

– Конечно. Я сейчас посмотрю билеты. Так у тебя точно все в порядке? Может, мне позвонить родителям или…

– Со мной все хорошо. Это только нас с тобой касается, Назар.

– Ясно. Тогда я отключаюсь, да? Ну, чтобы прилететь быстрее?

– Ладно.

– Если что – звони. Я буду на связи.

– Лучше бы такой необходимости не возникло, – голос ляльки скатывается в какой-то совсем уж неживой, надтреснутый шепот. Да что за херня с ней происходит?!

– Я на связи, Лала, – повторяю настойчивей и все-таки обрываю вызов. Пять минут уходит на то, чтобы найти билет на ближайший рейс. Еще десять, чтобы покидать в чемодан свое барахло и созвониться с помощником. Ему придется порешать вопросы, которые мне самому некогда закрыть. Например, отдать ключи от виллы и вернуть в прокат мою тачку. Возвращаться в ближайшее время я не планирую. Хватит с меня жары.

Успеваю впритык к рейсу. В самолете есть вайфай. И это немного ослабляет натяжение в нервах.

«Я в самолете. Часов через шесть буду у тебя».

Прочитано. Нет ответа…

«Ты в порядке?»

«Да».

Ни на секунду я ей не верю.

«Если бы что-то было не так, ты бы не стала мне врать, правда?»

«Со мной все хорошо. Не волнуйся».

Я слышал это миллион раз. Ладно. Поверю. Чтобы просто не свихнуться. Я уже в самолете, и что бы ни случилось теперь, быстрее он не полетит.

«Сейчас даже стыдно, что так тебя торопила», – прилетает вдогонку.

Может, и впрямь все нормально? Выясним.

«Выдыхай. Я в любом случае планировал возвращение. Просто не знал, как тебе об этом сказать».

Закрываю глаза, откидываюсь в кресле. Впервые за хрен его знает сколько лет лечу в экономе. Впрочем, у саудитов даже эконом вполне себе ничего. Уснуть бы, чтобы время пролетело незаметно, но не дает волнение. А еще как будто чей-то взгляд. Открываю глаза и понимаю, что на меня и впрямь пялится из впереди стоящего кресла мелкий пацан. Подмигиваю. Малыш, смущаясь, прячет личико у матери на плече. Я снова закрываю глаза в надежде, что парень не станет голосить на весь салон, как это частенько бывает. Хватит уже того, что мой сосед справа храпит. Если искать какие-то знаки и в этом, ничего хорошего мне не светит.

Дорога чертовски выматывает. Дома на удивление чисто. Наверное, недавно была домработница. О том, чтобы дать себе пару часов поспать, даже речи нет. Принимаю по-быстрому душ, одеваюсь.

Я правда увижу ее… Мое ожиданье закончилось.

«За тобой заехать?»

«Приезжай и поднимайся».

Ничего себе. Ну, ладно. Кто я такой, чтобы разбрасываться такими щедрыми предложениями? Думал, управлюсь за полчаса, но так топил, что за двадцать минут доехал. О том, что забыл прихватить подарки, вспоминаю, уже заходя в парадную. Чертыхаюсь, но делать нечего. Мое нетерпение слишком сильно, чтобы возвращаться. А вот цветы, наверное, надо купить. Тем более что цветочный буквально через дорогу.