Исцеление Вечностью (СИ) - Санин Евгений Георгиевич - Страница 14

— И, надеюсь, сумел убедить тебя?

— Нет, — отрицательно покачал головой Альбин.

— Нет?! — изумился Клодий.

— Если бы наша жизнь заканчивалась смертью, то во многом ты действительно был бы прав, — слегка поклонившись, сказал ему Альбин. — Тогда действительно, главное в жизни было бы то, что ты назвал самым дорогим и приятным, и можно было бы преследовать только собственные интересы, нисколько не заботясь о других. Расталкивать всех, идти по головам, предавать, убивать, грабить! Лишь бы только счастливо прожить здесь! Но видишь ли…

Альбин тоже был неплохим ритором. Он старательно выдержал паузу и, глядя прямо в глаза собеседнику, сказал:

— Все дело в том, что человек создан не для каких-то нескольких жалких десятилетий, а — для вечной блаженной жизни. Вот к ней-то и призывает идти Иисус Христос! И более того, Своей проповедью, крестной смертью, Своим воскрешением из мертвых сделал всё для тех, кто уверует в Него и последует за Ним до конца! Даровал — Вечность!

— М-да… — выслушав Альбина, задумчиво сказал Клодий. — Лет сто или двести назад мои предки не стали бы и слушать тебя, так как римляне вообще не верили в бессмертие человеческих душ. Но времена поменялись. Влияние эллинов и восточных народов проникло в глубины наших грубых сердец. И лично я умом допускаю, что после смерти есть жизнь. Да и страшно было бы жить без такой веры. Хотя, честно говоря, серый унылый аид, с бесцельно бродящими по нему тенями, никогда не вызывал во мне особого восторга. Но все же лучше это, чем вообще ничего. А ты… — Клодий впервые с интересом посмотрел на Альбина, — вроде бы, предлагаешь что-то иное?

— Не я, а Христос! — с несвойственным для него жаром воскликнул тот. — И не просто предлагает, но и ведет нас туда!

Клодий резко наклонился вперед и, едва не опрокидывая кувшин, с досадой ударил кулаком по столу.

— Не понимаю — откуда у тебя эта убежденность! Ведь раньше ты не был христианином?

— Не был! — подтвердил Альбин.

— А почему вдруг стал?

— У Бога не бывает ничего «вдруг»!

Поправив Клодия, Альбин немного помолчал, собираясь с мыслями, и в свою очередь спросил:

— Помнишь, два года назад ты отправил меня по одному очень важному и опасному делу на Кипр?

— Да! И ты блестяще выполнил его, — похвалил Клодий. — Сам я не рискнул ввязываться в такое опасное предприятие. Но ты удвоил мое богатство и вернулся в Рим с целым состоянием! Другой на твоем месте исчез бы и обосновался где-нибудь на окраине римского мира богатейшим человеком!

— Честно говоря, была и у меня такая мысль. И как знать, где был бы я сейчас, может, и правда, жил бы себе припеваючи в Иберии или Британии, если бы не встреча с одним человеком…

— Христианином? — ревниво уточнил Клодий.

— Да. Он лечил меня после ранения, которое я получил из-за твоих денег, и обратил меня ко Христу. О! Его вера могла растопить любое сердце! Даже такое, как твое!

— Это еще почему?

— Потому что его крестил сам апостол Варнава…

— Как! Тот самый разбойник, которого иудеи упросили Пилата отпустить вместо Христа?!

Альбин улыбнулся: судя по всему, Клодий действительно слушал священную книгу, которую читал ему Грифон. Но, видно, вполуха…

— Нет, ты говоришь о разбойнике Варавве. А это апостол Варнава, — поправил он своего начальника, — который родился на Кипре в семье богатых иудеев, получил блестящее образование у самого Гамалиила и был одним из ученейших и умнейших людей нашего времени. Увидев Христа и услышав Его проповедь, увидев многочисленные чудеса, творимые Им, он, в отличие от большинства своих соплеменников, уверовал в Христа, как в Мессию. И Господь избрал его в число семидесяти своих учеников. После Вознесения Христа апостол Варнава продал свое имение на Кипре и отдал все вырученные деньги апостолам. Он поручился за обратившегося ко Христу после того, как гнал христиан, Савла, ставшего потом известным, как апостол Павел, вместе с ним и сам обошел множество стран, крестил огромное число людей, в том числе и у себя на родине. И там же, в городе Саламин, был побит камнями за эту проповедь…

— Да, знай я, к чему это приведет, то ни за что не послал бы тебя тогда на Кипр. Лучше было бы потерять несколько миллионов сестерциев, чем тебя!

— Ты хочешь сказать, что уже сделал вывод, и мы расстанемся с тобой в первом порту? — с искренним сожалением уточнил Альбин.

Клодий хмуро посмотрел на него и, с несвойственной для него уклончивостью, ответил:

— Не знаю. Я ведь не прочитал еще вторую книгу. Во всяком случае, старайся пока не попадаться мне на глаза. А если и попадешься, то говорить о чем угодно — только не об этом!

Александр осторожно открыл ключом замок и вошел в остро пропитанную запахами лекарств квартиру.

Он нарочно долго разувался — оттягивал момент встречи с хозяйкой, не зная, как теперь себя и вести.

Но все разрешилось само собой.

Вера сидела в его комнате в большом кресле. На коленях у нее лежал рыжий кот. Увидев Александра, он описал хвостом дугу и сжал переднюю лапу так, будто показывал кулак.

— Вот, сторожу твои рукописи! — как будто ничего не случилось, сказала Вера и, сделав усилие, приподнялась, чтобы посмотреть, нет ли кого позади вошедшего квартиранта?

Увы, отца Льва не было!

— Забыл за своими делами передать мою просьбу? — увидев, что Александр явился один, на всякий случай, угасшим голосом уточнила она.

— Почему? Передал! Только он занят, — с искренним сожалением развел руками Александр и от себя добавил: — Он очень извинялся и обязательно обещал прийти. Честно говоря, — решив поднять настроение хозяйке, пошутил он: — Мне показалось, что я видел его одновременно сразу в двух местах: на стройке и в храме!

— Для этого тебе самому нужно было быть в одно и то же время в двух местах! — грустно усмехнулась Вера и с надеждой посмотрела на Александра: — Ну ладно не смог, так не смог. Но хоть что-нибудь передал мне?

— Ах, да! — вспомнив, спохватился тот. — Конечно! Чтобы ты больше молилась и читала акафисты!

— Акафисты? — с недоумением переспросила, непривычно выговаривая незнакомое слово, Вера. — А что это такое?

— Это такое длинное, минут на сорок, молитвословие, — охотно принялся объяснять Александр. — С греческого языка это слово переводится, как неседальное пение. То есть, читать их следует стоя!

— Так я же ведь столько не выстою… — растерянно напомнила Вера.

— А тебе и не надо! — спохватился, что опять по неосторожности в разговоре с тяжко больным человеком сказал лишнее, Александр. — В случае болезни и тем более, если благословил духовник, можно, конечно, и лежа…

— Но я и лежать не могу…

«Да что ж это делается?» — разозлился на себя Александр, давая себе обещание следить теперь за каждым словом, и вслух сказал:

— То есть, я хотел сказать — сидя! Как говорят в таких случаях старцы, Господь ведь сказал: «Сыне, дай Мне не ноги, а — сердце!»

— И петь мне тяжело… — вздохнула Вера.

— А это совсем необязательно! Можно просто читать вслух… Это же очень просто!

Александр достал из сумки небольшую книжечку и показал ее Вере:

— Вот — акафист Покрову Пресвятой Богородицы, — сказал он и, чтобы Вере было понятней, постарался на первый раз объяснить, что к чему, без таких незнакомых ей терминов, как икос и кондак: — Количество песней в нем 24 — по числу букв греческого алфавита, с которых начинается каждая песнь в самом первом, созданном больше тысячи лет назад акафисте, по образцу которого создавались последующие…

Вера с уважением взяла книжечку, полистала ее и жалобно посмотрела на Александра:

— Мне сейчас и читать трудновато. Боюсь, кашель от этого резко усилится.

— Да-да, я понимаю, — участливо закивал Александр. — Сам в детстве болел бронхитом…