Чорный полковник (СИ) - Птица Алексей - Страница 38

Всё прошло как по маслу: когда я вошёл в кабинет врача, все мои мысли уже собрались в одну кучку и хаотично ходили там ходуном, пытаясь вырваться из пульсирующей черноты.

Врачом оказалась молодая русская женщина очень необычной внешности, да ещё и рыжеволосая. «Ведьма!» — мелькнула первая мысль. Ярко-зелёные лучистые глаза пристально смотрели прямо в душу. Поневоле меня затрясло: не каждый день встречаешь настоящую ведьму, да ещё русскую ведьму в Африке!

От девушки шло непонятное тепло, судя по которому, у неё явно имелся дар к предсказаниям. Такие обычно разбираются со своим даром уже во взрослом возрасте и начинают гадать на картах, обычных или Таро, это не принципиально. Да и по жизни у них иногда прорываются какие-нибудь мелочи, и они подсказывают пути окружающим или себе самой. У меня так тоже бывало подчас. Ты просто знаешь, что это правильно! Неизвестно почему, но, как правило, не ошибаешься. Короче, она мне понравилась.

Всё дальнейшее происходило по заранее спланированному сценарию: я окончательно потерял контроль над мыслями, они вырвались на свободу, и мой язык начал нести какую-то откровенную чушь. Однако, перед тем как отключиться, я невольно посмотрел на неё и залип, утонув в её глазах. Они мерцали, то вспыхивая свежей весенней зеленью и обещая возрождение, то становились зрелыми, изумрудно-спокойными. А то вдруг затягивались густой зеленовато-коричневой тиной.

И я пропал. Нет, какое-то время я продолжал барахтаться на поверхности. Но зелёная глубина словно звала, она манила и затягивала меня, пока не накрыла с головой. И когда я очнулся на следующие сутки, они так и стояли у меня перед глазами, маня к себе тёмным омутом желаний и наслаждений. Вот ведь: действительно, ведьма! И думаю, что она об этом даже не подозревает.

Оглядевшись, я обнаружил, что лежу в большой палате, где кроме меня находилось ещё трое. Двое оказались эфиопами, а один кубинцем. К тому же, не простым офицером, а командиром бригады, да ещё и полковником. Вот он-то как раз мне и нужен! Лежать я здесь намеревался недели две или чуть больше и всё равно сошёлся бы либо с ним, либо с кем другим.

Накануне Фарах выдал мне краткий список: кому, когда и с каким результатом он оказывал помощь в госпитале. А я уже выбрал из него тех, кто меня заинтересовал, и с кем можно будет продолжить сотрудничество.

Этот кубинский полковник числился под номером «два». А вот номер первый выпал из зоны моего влияния, потому как накануне ему стало лучше, и он выписался через два дня после того, как меня положили в госпиталь. Не успел я, поэтому буду работать со вторым номером.

Первым делом я, когда очнулся, попросил позвонить в Генштаб, чтобы предупредить всех о том, что я попал в госпиталь. Ну, заодно и описать моё состояние. Просьбу мою выполнили, и, кажется, красок не жалели! Уже на следующий день ко мне примчался бригадный генерал Басса. Пробыл он у меня недолго и, оценив моё плачевное состояние, а также мутный взгляд чёрных глаз, видимо всё для себя решил.

Впрочем, изобразить больного особого труда мне не составило. И моноспектакль молодого актёра в моём лице прошёл на «Ура!». Не было, правда, аплодисментов, да и занавеса, что опустился бы вслед уходящему от меня генералу Басса, но он в них и не нуждался.

А вот мне пора бы уже и делом заняться. Едва я смог вставать, сразу же завязал разговор с кубинцем, которому становилось всё хуже и хуже. Выждав, когда никого рядом не оказалось, а два наших соседа заснули, я подсел к нему и спросил:

— Жить хочешь?

Удивившись вопросу, кубинец медленно повернул ко мне голову и, нехотя разлепив пересохшие губы, ответил:

— Да…

— Я могу тебе помочь!

— Как? — он поморщился, сдерживая рвущийся наружу стон. — Ты же сумасшедший?!

На эти слова я только усмехнулся.

— А ты разве не знаешь, что сумасшедшие самые правильные парни? А если они ещё и целители… — я многозначительно промолчал, предлагая ему додумать конец фразы самому.

Лёгкая улыбка тронула потрескавшиеся губы кубинца.

— Поможешь — будешь мне братом и боевым товарищем, проси чего хочешь.

— Клянёшься перед духами Африки, что поможешь мне?

— Клянусь, перед духами Африки!

— Ты слышал, Змееголовый? — усмехнулся я. Да даже если и не слышал, всё равно. Теперь дело за мной.

За небольшую мзду санитар пустил меня к госпитальному телефону. Отыскав Фараха в аптеке, я перечислил нужные мне лекарства и попросил доставить их мне как можно быстрее.

Не прошло и получаса, как запыхавшийся аптечный посыльный, чуть ли не с боем прорвавшийся в палату, вручил мне лекарства. Конечно, пускать в военный госпиталь никому не известного пацанёнка не хотели. И тому пришлось заплатить всем невольным свидетелям его посещения: дежурной медсестре, дежурному врачу и, разумеется, санитару, что горой стоял на входе. Но это мелочи.

Получив всё необходимое, я приступил к индивидуальному лечению и за неделю поднял Хосе Патрона на ноги. С каждым днём ему становилось всё лучше и лучше. Мне, собственно говоря, тоже. Но цель-то я преследовал всё же уволиться, а не служить дальше. Ну, или так служить, что проще уволить.

В палату несколько раз приходила русский врач. Она с нескрываемым удовлетворением констатировала, что все мои раны благополучно заживают. Потом хмурилась, сокрушаясь по поводу контузии, но тут же принималась успокаивать: мол, всё пройдёт, нужно только время. А я меж тем прекрасно имитировал тремор, заикание и частичную потерю памяти, искренне разыгрывая сожаление по поводу невозможности дальнейшей службы. В общем, вскоре меня собрались выписывать, потому как мест не хватало для других раненых.

— Как вы себя чувствуете? — спросила женщина через переводчицу.

Я улыбнулся.

— Намного лучше, и всё благодаря вашему умению лечить. Вы прекрасный врач!

Любовь зарделась, покраснела так, как умеют краснеть лишь белокожие женщины. Потом подняла на меня свои лучистые глаза и стала рассказывать, как и что мне делать дальше, и вообще, зачем. Слушать одно и то же сначала в исполнении врача, а затем в переводе мне быстро надоело, и я прервал её словами:

— Вы можете не напрягаться, я отлично понимаю по-русски.

Врач застыла от удивления.

— А откуда вы знаете мой язык?

— Учился у вас в артиллерийском училище.

— Аааа, тогда можете называть меня Любовь Владимировна.

— А фамилия?

— Неясыть.

Я невольно усмехнулся, подумав: «Совушка зеленоглазая!». Но у молодой женщины тут же вспыхнул в глазах грозный огонёк.

«Понятненько, не приветствуем мы, значит, фамильярность и насмешки в любом их проявлении, — подумал я. — А особенно от мужчин».

Наблюдая за ней, я понял, что у девушки явно есть какая-то психологическая травма. Ну, что же, будем лечить.

— А меня зовут полковник Дед Бинго.

— Я знаю, — хмыкнула докторша. — Мало того, что вы Дед, так вы ещё и Бинго.

— Ну да, Дед Бинго, — хмыкнул и я в ответ: её, значит, не трожь, она колючий ёж, а других подкалывать можно! — А чем вам не нравится моя фамилия?

— Ну, почему же, — вдруг смутилась она. — Нравится.

— Вот и мне ваша нравится. Необычная и красивая.

— Нормальная у меня фамилия, — вспыхнула Любовь Владимировна, — обычная. И хватит мне тут дифирамбы петь.

— Нет, что вы, какие дифирамбы? Да и петь я не очень умею. Впрочем, и в стихах не силён.

— Угу. Все вы так говорите.

— Все? — удивлённо приподнял я брови. — Вы так популярны здесь?

— Это не имеет значения. Прежде всего, я врач. И мой долг…

Но я её прервал:

— А я пациент, и вы меня лечите. И хорошо лечите. Разве я не могу вам об этом сказать и добавить к своей благодарности немного других приятных слов?

Люба хотела было по привычке скривиться, но тут поняла, что ничего грубого или обидного ей не сказали.

— У вас, — она умело вернула разговор к проблемам пациента, — тяжёлая контузия. И вам необходимо уволиться, а не служить дальше.

— Нн-нет! — моментально вернул я в свою речь заикание и конвульсивное подёргивание головой. — Мне надо служить!