Троянская война - Кулидж Оливия - Страница 23

– Я отдам ему в жены Гермиону, мою единственную дочь, если он приедет! – воскликнул Менелай. – Она – невеста такого высокого положения, что он сразу должен понять, что мы действительно считаем его наследником Ахиллеса.

– Тогда отправляйся с благословения богов, – сказал старый прорицатель Калхас. – Как раз сегодня ночью мне было видение, что мы не сможем взять Трою, пока с нами не будет сына Ахиллеса.

Самый быстрый корабль из черных судов на берегу приволокли к кромке воды, и двадцать выбранных гребцов заняли свои места на борту. Люди установили крепкую мачту и подняли парус. Скоро они вышли из залива и погребли по морю к далекому острову Скиросу, который служил местом привала на долгом пути в Грецию.

На Скиросе имелась неплохая гавань, и на побережье прямо против города был сколочен грубый причал. Одиссей, однако, попросил своих людей подплыть к песчаному пляжу, который казался пустынным, потому что он считал, что лучше причалить незамеченным и узнать новости.

На небольшом лугу за стеной какой-то молодой человек упражнялся в метании копья. Как только оно взвилось в воздух, он побежал за ним со скоростью оленя и схватил его за рукоятку, когда оно все еще дрожало, войдя в землю.

– Это он, – уверенно сказал Одиссей. – Ахиллес мог схватить копье прежде, чем его наконечник коснется земли, а этот юноша почти мастерски исполняет этот трюк. В любом случае в одном городе едва ли могут быть два таких умельца.

Юноша, развернувшись с копьем в руке, увидел незнакомцев и приостановился.

– Кто вы? – весело окликнул их он. – И что привело вас сюда?

– Мы – друзья Ахиллеса, твоего отца, – ответил Одиссей. – Как тебя зовут?

– Меня зовут Пирр, – ответил он, – и я действительно сын Ахиллеса, хотя я предполагал, что о моем рождении мало кому известно.

– Только не мне, – ответил герой, улыбаясь, – ведь я – Одиссей и приехал сюда, чтобы забрать тебя на войну, как приезжал за твоим отцом. Ты очень на него похож и, я думаю, сумеешь доказать, что ты столь же велик, как и он.

Действительно, молодой человек был почти одного роста с его отцом, хотя не таким красивым. Его волосы были бледно-желтые, глаза – ярко-синие, а черты лица были более точеные и более резкие, чем у Ахиллеса.

«Он выглядит холоднее, нежели его отец, – подумал Одиссей, – и он может оказаться более жестоким в сражении».

Он подошел к молодому человеку и направился с ним в город, отвечая на всевозможные вопросы о славе Ахиллеса и войне в Трое.

Деидамия, как и предсказывал Агамемнон, утонула в слезах, заявляя, что ее ребенок слишком молод, чтобы возглавить армию или сражаться с героическими воинами Трои.

– Разве вам мало того, что вы забрали у меня мужа? – рыдала она.

– Я – сын героя, и я пойду, – отрезал Пирр.

– Он обязан идти, – сказал старый царь, – ведь он должен быть известен как сын Ахиллеса и унаследовать царство Пелея. Будь мудра, дочь моя, и осуши свои слезы, чему быть, того не миновать.

Деидамия бросилась на грудь своего сына, заламывая руки. Он поцеловал ее, хотя и без большой нежности, и отстранился.

– Моя мать иногда совершает глупости, хотя знает, что мое сердце отдано войне, – сказал он, становясь рядом с Одиссеем на носу судна, в то время как его слуги толпились на шкафуте.

– Ты должен носить броню своего отца, когда вступишь в бой со внуком Геракла, – сказал Одиссей. – Я отдаю ее тебе без сожаления, потому что, по всему видно, она сделана как будто на тебя, в отличие от меня.

Молодой человек счастливо улыбнулся Одиссею, очаровавшему его щедрыми словами, а гребцы удивленно переглянулись, поскольку слышали, что по этому поводу говорил Одиссей раньше.

– Твой юный хозяин горит желанием вступить в бой, – сказал один тихим голосом ближайшему слуге Пирра. – Он едва попрощался со своей матерью и даже ни разу не оглянулся на землю, которая была его домом.

– Он горд и дерзок, – ответил слуга. – Однако он – уже такой воин, каких мы на Скиросе никогда не видели.

Лук Геракла

Прибытие Пирра, возглавившего мирмидонян, очень обеспокоило троянцев. Они снова были отброшены назад, когда их герой, внук Геракла, был убит сыном Ахиллеса. Однако греки все еще не могли взять Трою ни штурмом, ни осадой и отрезать ей поставки продовольствия. В отчаянии Агамемнон попросил Калхаса о предзнаменовании, чтобы выяснить, почему боги до сих пор не дают грекам взять Трою.

– Троя не будет взята, пока греки не воспользуются луком Геракла в борьбе против троянцев, – сообщил тот.

– Луком Геракла! – повторили военачальники, переглянувшись в смятении.

Лук Геракла и колчан, полный стрел, отравленных кровью наводящей ужас Гидры. Они были оставлены героем его товарищу Филоктету, который выступил со своим отрядом из Авлиды в Трою.

Совершенно случайно флот греков бросил якорь на небольшом острове, где имелась священная роща и алтарь. Там Калхас открыл им, что войско необходимо подвергнуть священному обряду очищения. Филоктет, однако, опрометчиво приблизился к алтарю без должного почтения и был укушен в ногу змеей, выползшей из-под алтаря.

Рана оказалась совершенно неизлечимой, и болезненные крики укушенного не давали покоя всему флоту. Везти его дальше казалось невозможным, так как суда оказались настолько тесны, что необходимо было сходить на берег, дабы приготовить еду и выспаться. Между тем обряд очищения совершать нужно было лишь в полной тишине. Снова некоторые военачальники начали роптать, им казалось, что боги против них и поэтому будет лучше вернуться домой.

Наконец по совету Одиссея Агамемнон решил оставить Филоктета на ближайшем необитаемом острове. Когда больной заснул беспокойным сном, воины переправили его на остров и положили перед входом в пещеру с несколькими тряпками, чтобы перевязывать рану, мешком с провизией и со знаменитым луком и стрелами под рукой. Там они и оставили его, потом выполнили свои обряды и отбыли в Трою, не сомневаясь, что через несколько дней его настигнет смерть.

Если совесть Агамемнона и тревожилась из-за того, что он оставил несчастного в беде, амбиции с готовностью успокаивали его. Одиссей был слишком мудр, чтобы участвовать в поступке, о котором он будет впоследствии сожалеть. Со своей стороны он был убежден, что смерть одного человека предпочтительнее, нежели несчастья, которые случатся, если экспедиция потерпит неудачу и власть Агамемнона ослабнет по всей Греции. Однако даже Одиссей слегка удивился словам Калхаса.

– Лук Геракла! – удивленно повторил он. – Так, значит, Филоктет не умер!

– Если он живет теперь на том пустынном острове, он скорее сожжет лук и погибнет сам, чем придет нам на помощь, – уныло сказал Агамемнон, нахмурясь.

Молчание остальных военачальников означало согласие.

– Что приказали боги, то они и выполнят, – уверенно заявил Одиссей. – Дайте мне корабль, и я привезу лук в Трою.

Герои изумленно смотрели на находчивого человека, которому любая задача была по плечу. Агамемнон в сомнении теребил бороду.

– Филоктет вооружен стрелами Геракла, от которых любая царапина смертельна, – напомнил он.

– Не бойся, – с улыбкой сказал Одиссей. – Мне суждено, по словам прорицателей, быть убитым членом моей собственной семьи. Позволь мне взять с собой Пирра, поскольку его не было среди нас, когда мы оставили Филоктета, поэтому теперь у героя не может быть на него обиды.

Пирр с удовольствием согласился поехать с Одиссеем, поскольку он был целиком покорен мудрым царем, который прибыл забрать его со Скироса, признал в нем сына его отца и с готовностью отдал ему броню Ахиллеса. Разве царь не признал великодушно, что Пирр превосходит его в военном искусстве? Молодой человек был польщен и очарован, и все же даже он начал сомневаться, когда Одиссей объяснил ему свой план.

– Ты должен пойти к пещере один, – сказал Одиссей, – и назвать Филоктету свое имя. Скажешь, что возвращаешься домой из Трои, потому что поссорился со мной, так как я отказал тебе в оружии твоего отца, которое было даровано мне войском. Предложишь взять его с собой назад в Грецию и поможешь спуститься к своему кораблю. Потом возьмешь в руки лук Геракла, сделав вид, что хочешь помочь ему. Как только лук окажется у тебя, Филоктет в твоей власти.