Болотник 4 (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич - Страница 45

Минут сорок я провозился, уже давно не слышно выстрелов, и нужно что-то решать. Прямо сейчас двигаться дальше, или дождаться ночи? Для того, чтобы что-то окончательно решить, я рискнул взглянуть на то, что же делается на берегу. С трудом натянув на себя окровавленный анорак, я взялся за весло. Мда… С такими повреждениями организма, грести как-то совсем тяжело и самое главное очень больно, но худо-бедно я справился. Пройдя пару метров по пробитому лодкой проходу, сквозь редеющие заросли спасшей меня осоки я увидел берег и то, что там происходило, мне совсем не понравилось.

По окраине болото, в мою сторону, медленно шли две группы людей, впрягшись как бурлаки в две деревянные лодки. Оступаясь и падая, то и дело проваливаясь в болотную грязь, они неотвратимо двигались к открытой воде. Восемь человек тащат, и один человек как король восседал в лодке, итого девять! Я узнал ехавшего в лодке человека… Холодный пот побежал у меня по спине. Я же его убил! Я чётко видел, как его безжизненное тело уносило течение реки! Это ротмистр! Скорее всего он ранен, поэтому и не выходит из своей дощянки, но тем не менее это он и от здесь! Он идёт на болото…

Я судорожно соображал, что же мне делать. Пройдёт каких-то пару часов, и они выберутся из топи и тогда, восемь здоровых мужиков на двух лодках без особых проблем нагонят раненного меня. Даже если я затеряюсь и спрячусь, то нет гарантии, что меня не найдут. Да и куда я спрячусь? Только в эти заросли осоки, выходить из которых мне будет очень тяжело. Вот если бы я смог их обойти по открытой воде, тогда ещё был бы шанс, а сейчас мне придётся продираться через заросли, да ещё и с одной рабочей рукой. А может пострелять? Шансы не плохи, девять стволов против меня, но они все сейчас практически обездвижены, залечь и спрятаться им негде. Тут можно даже наглухо их не валить, достаточно хотя бы нескольких ранить и тогда у них появятся серьезные проблемы. И нужно доделать неоконченное дело, нужно наконец то убить эту тварь!

До них метров четыреста, вполне годная дистанция если правильно всё рассчитать и выставить прицел. Для себя я решил, что стреляю одну обойму, а потом ноги в руки и тикать. Если получиться конечно…

Маленький просвет в густых зарослях едва позволяет разглядеть мою мишень, я отплыл от того места, где меня ранили метров на десять и сейчас положив цевьё карабина на борт лодки тщательно выцеливаю человека, который уже должен быть мёртв. Первая пуля ему, а затем по два выстрела в экипаж каждой лодки. Сколько раз я уже так в эту тварь целился с намерением убить? Это уже четвёртый раз, а он всё ещё живой и даже почти целый. Я выдохнул и задержал дыхание, сейчас будет очень больно, и мне в том числе. Я правша, и приклад упирается в повязку, а значит и вся отдача от выстрела придётся по моему многострадальному плечу. Стиснув зубы, я выстрелил. Не останавливаясь и почти крича от боли, я перевожу прицел на следующего старовера и снова стреляю, и так до тех пор, пока магазин не опустел. Надо бы уплывать от сюда, но я не удержался и обвел напоследок всю картину побоища взглядом. На ногах только двое, они стреляют из позиции стоя в то место, где не так давно в последний раз видели мою лодку. Ротмистра не видно, но это не значит, что я его убил, ему спрятаться за высоким бортом дощянки проще всего. Шесть оставшихся человек заняты кто чем. Двое лежат в болотной грязи почти без движения, а четверо пытаются выйти из-под обстрела самыми разными способами. Кто-то пытается вплавь по болотной грязи уйти в сторону, двое бредут назад, а один похоже тонет, попав в мочажину! Чего-то я передумал убегать…

С трудом перезарядив карабин, я принялся за стрелков. Три выстрела мне понадобилось, чтобы сбить их с ног и уронить в болото. Ранил похоже обоих, они ещё ворочаются. Еще два патрона потратил на пловца, старовер, который тонул в мочажине на поверхности больше не появлялся, а беглецы просто рекорды показывали, всё ускоряя и ускоряя свой бег. Это полный разгром товарищи, атака отбита без потерь, превосходящие силы противника частично уничтожены, частично обращены в бегство! От радости я почти забыл про боль в отбитом и прострелянном теле. Теперь надо доделать начатое.

Может быть стрелять в раненых и плохо, но я не стал больше проявлять милосердие и вогнал в каждое тело ещё по пуле, как следует целясь и никуда не торопясь. Мне подранки за спиной, которые, как мы в детстве говорили во время игры в войнушку, «из последних сил» могут выстрелить тебе в спину, не нужны. Покончив с этим неприятным делом, я принялся методично дырявить лодку, в которой раньше, как король на троне, восседал ротмистр. Тонкие деревянные борта не та защита, которая на таком расстоянии сможет задержать пулю из карабина. Добью я тебя сволочь! Ты же не из брони сделан, а в лодке укрыться негде, по любому хоть одна пулька, но достанется ротмистру, живой он или мертвый. Каждый выстрел — боль, но я терплю и стрельбу не прекращаю.

Когда патронов для карабина у меня осталось всего десять штук, я прекратил дырявить уже похожую на решето дощянку. Хватит, пожалуй, там выжить не смог бы никто, только разве что жидкий терминатор. А живо себе представил, как разорванный в клочья ротмистр растекается жидким металлом, а потом собирается в кучу и превращается в Палыча. Картинка настолько живо встала у меня перед газами, что я аж встряхнул головой. Да не, не может такого быть… хотя обе эти твари были живучи как земляные червяки.

Ехать и проверять, что же там в лодке осталось я не стал. Не стоит забывать о двух беглецах, которым всё же удалось достичь леса, пока я разбирался с их товарищами. Они вооружены, и возможно в этом лесу и сидят, ожидая только подходящего момента, чтобы добить меня. Стоит только мне выйти на открытую воду, и меня может постигнуть та же участь, что и моих неудачливых преследователей. Как бы мне не хотелось взглянуть на тело ротмистра, но похоже и в этот раз я в пролёте. Тяжело вздохнув, я медленно погрёб в противоположную сторону, выбираясь из зарослей осоки.

Дальнейший день выдался особенно сложным. Свежая рана кровила, я постоянно тревожил её каждым своим движением. Было больно, иногда прямо нестерпимо, было страшно за то, что я не смогу преодолеть очередное препятствие на своём пути и было тоскливо. Моё былое радостное настроение сошло на нет окончательно, когда я понял, что долго я так плыть не смогу. Иди я пешком, всё бы было ничего, но я гребу на лодке одним веслом, используя обе руки, одной рукой грести не получиться. Нужно устроить днёвку и переждать хотя бы пару дней, чтобы прийти в себя, да и подумать надо, как облегчить себе жизнь и добраться до портала с учетом моего нелепого ранения.

Новое место стоянки я искать не стал, а вернулся на уже знакомый мне островок, где провёл до этого целый день. Видимо само проведение хочет, чтобы я поселился на нём навечно! Но делать нечего, ругайся-не ругайся, а выбирать не приходиться. По крайней мере там есть всё необходимое для непродолжительного прибывания одного человека и относительно нормального отдыха.

Вместо запланированных пары дней, я провел на острове семь. Рана была хоть и не опасной, но очень болезненной. Моя «операция», а потом усиленная стрельба, с последовавшей за ней греблей здоровья мне не добавили. Каждый день, утром и вечером, я делал себе перевязки, стирая и кипятя старые бинты. Рана требовала постоянного контроля за состоянием, так как инфекцию подцепить на этом болоте проще простого, мало того, что пуля занесла в рану обрывки одежды, так я ещё и как следует искупался в грязной воде. На второй день мне пришлось повторно чистить свою «вавку» и у меня поднялась температура. Я себя не щадил, ведь от того, как я справлюсь зависела моя жизнь. Зажав в зубах кожаный ремень и почти теряя сознание от боли, я безжалостно ковырялся прокипяченным ножом в начавшей гноиться ране, иссекая нежизнеспособные ткани, скобля остриём по живому и почти насухо протирая раневой канал салфетками из бинтов. Одно могу сказать, хорошо что у меня были продукты на первое время! Ни рыбачить, ни охотиться я не мог, да и есть не хотелось, но я «запихивал» в себя пищу, прекрасно понимая, что есть надо если я хочу выздороветь. Третий и четвёртый день были особенно мучительными и сложными, температура не спадала. Но я выкарабкался.