Посмотри, наш сад погибает - Черкасова Ульяна - Страница 25

Но наступила вторая ночь. И снова князь проводил Велгу до самой рощи. И снова тётка отказалась ехать с ними.

– Поражаюсь твоей отваге, дитя. – Белозерский погладил её по плечу на прощание, и Велга едва сдержалась, чтобы не отпрянуть.

– Я вовсе не отважная, князь, – пролепетала она.

Это он отправил Велгу на кладбище против её воли. Она бы сама ни за что не вернулась. Плевать было на обряды. Плевать на порядки предков. Все порядки были нарушены, когда Буривоев похоронили не на Калиновых холмах, а на простом кладбище недалеко от Старгорода.

– Да озарит Создатель твой путь, – пожелал на прощание князь.

Велга с почтением поклонилась и мысленно пожелала князю сгинуть в Пустоши.

На этот раз незнакомец пришёл сразу, как уехал князь.

– Господица, – поклонился он.

– Уйди, – выдохнула Велга.

– Я прошу тебя пойти со мной.

– Нет! – она выкрикнула слишком решительно, слишком громко.

– Тебя всё ещё ищет Инглайв, – напомнил зверь.

– Я должна провести обряд.

Больше всего Велга мечтала сбежать, послушаться совершенно незнакомого пугающего человека, но, несмотря ни на что, князь был прав. Порядок требовал, чтобы Велга осталась на кладбище. Чтобы три ночи она провела с родными, чьи жизни забрали силой.

– Хм, – только и сказал зверь.

Он сел с другой стороны костра.

– Уходи! – повторила Велга в отчаянии.

Рыжая подняла голову, недоверчиво глядя на незнакомца.

– Я замёрз вчера у дороги. Лучше погреюсь у огня, – пожал плечами мужчина. – Если хочешь, уходи сама.

– Не могу.

– Тогда будем ждать Инглайва вместе… – Он чуть запрокинул голову и посмотрел на кроны деревьев. – Знаешь, почему здесь ольховая роща?.. Княжна? – он добавил это с таким значением, с такой лёгкой, едва уловимой, как первый снег, издёвкой, что Велга не решилась обидеться.

Возможно, ему, простому наёмнику, было слишком непривычно обращаться к знатной девушке? Может, ей это вовсе показалось?

Она слабо помотала головой: вправо, влево.

– Свежий сруб у ольхи кровоточит. Люди верят, что если посадить на могиле ольху, то душа в неё переродится. Нужно сделать из такой ольхи дудочку, и она споёт о том, кто её убил.

Передёрнув плечами, Велга вскинула взгляд робкий, как у побитой собаки, на могилы. Свечи почти догорели, стоило их заменить.

– Может, однажды ольха вырастет и на этих могилах, и тогда ты узнаешь, кто убил твоих родителей…

Велга отвернулась, не желая видеть ни зверя, ни рощу, ни могилы.

Больше ни один из них не произнёс ни слова до самого рассвета.

Дорога посерела в утреннем тумане. На счастье Велги, ночи в последний весенний месяц травень были совсем короткими и никогда кромешно тёмными.

На краю между дорогой и рощей, там, где тьма не расступалась даже днём, от оврага поднимался туман. И лягушки пели теперь громче пташек, приветствовали тепло, лето, жизнь.

А свечи на могилах Буривоев прогорели почти до конца.

Велга поднялась, чтобы заменить их.

– Ещё одна ночь, – произнесла она, не ожидая ответа и не зная, к кому обращалась: к своему случайному знакомому или к матушке с батюшкой и дураку Кастусю, что лежали под тремя холмиками.

– Никогда не понимал, зачем вы это делаете.

– Мы?

– Старгородцы. Это что-то древнее, что вы принесли с Калиновых холмов. В остальной Рдзении никто не сторожит могилы мертвецов. Их отпевают в храмах и хоронят через три дня, а у вас стараются закопать поскорее.

– Так положено.

– Иначе что? – допытывался он будто без всякого любопытства, но взгляда не отводил.

У него было странное лицо. Резкое, точёное, точно вырезанное из куска снега. Разглядывать его было неприятно и в то же время не удавалось оторваться от тонких губ и горбатого носа.

– Иначе мертвецы будут мстить.

– Так позволь своим родным отомстить, – хмыкнул зверь. – Они это заслужили: месть. После того, что с ними сотворили…

Голос его прозвучал ядовито, в нём послышалась жажда крови, но лицо ничем не выдало мысли.

Велга снова поменяла свечи. Время ещё оставалось. Прикусив губу, она думала над его словами. Позволить… отомстить… за всё… всем…

Вот только кому они должны мстить?

– Тебя не должно быть здесь, – произнесла она, почти смирившись с тем, что незнакомец никуда не уйдёт.

Вряд ли это он преследовал её или убил матушку. Иначе он давно бы разделался с Велгой здесь.

– Я стерегу тебя.

– Нет, это я должна стеречь… их покой, – она кивнула на могилы. – Никого из живых, кроме старшего в роду погибших, на кладбище быть не должно.

Зверь обвёл взглядом все четыре холмика и снова посмотрел на Велгу. Пламя костра отбрасывало пугающие тени на его лицо со сломанным носом.

– Так я, княжна, считай, почти за мертвеца сойду. Не бойся, я не помешаю твоим предкам.

Рассвет прорезал туман и заглянул в ольховую рощу. И видно стало, как испарялась серебряной пылью изморозь и сверкала роса на листве.

– Ночь прошла, – повторила в никуда Велга.

Изо рта её вырвался пар. И она застыла, вкушая утреннюю прохладу, и наступление нового дня, и смерть ночи. И удивительную оглушающую пустоту в своей душе.

– Хорошо, – мужчина неслышно оказался рядом. Он смотрел на небо, туда, где обещание наступающего дня прогоняло луну и звёзды. – Плоть – земле.

– Что?

– Сегодня ты помогла упокоить своих родных. Теперь ты можешь пойти со мной.

– Нет. Ещё одна ночь, – повторила Велга.

Послышался скрип колёс. Из-за поворота показалась повозка князя, и Рыжая тут же кинулась её встречать.

– Это за мной, – обрадовалась Велга, оглянулась, но незнакомец уже пропал.

Дождавшись, пока свечи догорят, Велга читала молитвы над могилами родителей. В голове не осталось ни одной мысли, только слова молитв. Она нарочно хотела заставить Тихону подождать, но, когда подошла к повозке, обнаружила, что внутри сидел князь.

– Как ты, дитя? – спросил он заботливо, когда они с Рыжей забрались внутрь.

– Благодарю, князь, – ответила она, покорно кивая.

– Не испугалась мертвецов?

– Они все спят в могилах.

Это прозвучало слишком резко, слишком непокорно. И Велга поспешно потупила взгляд, прикусив свой язык.

– Со мной… меня охраняют…

– Конечно, твои пращуры всегда с тобой, – князь с трудом смог повернуть непослушную шею и велеть вознице трогать.

Повозка двинулась, раскачиваясь на ухабах.

– Нет, нет, – Велга вцепилась в лавку под собой, стараясь не упасть. – Со мной мужчина… с белыми волосами.

– С белыми волосами? – переспросил князь и вдруг улыбнулся как-то совсем по-мальчишечьи. – Хочешь сказать, за тобой приглядывает призрак?

Велга хотела возразить, но вспомнила, как обругала её Тихона за просьбу остаться на кладбище. Старгородцы верили в обряды. Пусть князь и не был старгородцем, но он сам привёз её на кладбище, сам заставил провести обряд.

– Нет… то есть. Не знаю, – пробормотала в растерянности Велга. – Мне что-то причудилось от страха.

Она оглянулась, но ольховая роща уже скрылась за поворотом.

– А ты, князь, – она снова посмотрела на Белозерского, на этот раз слишком прямо, с вызовом, – не боишься, что мне причинят вред?

Он сделал вид, что не расслышал её вопроса. Быть может, князь и вправду думал о чём-то своём. Глядя в сторону, на проглядывавшее за деревьями солнце, он спросил задумчиво:

– Ты знала, что мы с тобой родились в один день?

Вопрос показался неуместным. Какое дело было до её рождения теперь? Какое это сейчас имело значение?

– Нет, – ответила она, хмуря брови.

– Говорят, люди, рождённые в один день, суждены друг другу богиней-пряхой. Наверное, если бы я приехал в город этой весной, тебя бы сосватали мне вместо Далиборы.

Горбатый нос, разноцветные глаза и горб. И длинные лягушачьи пальцы. Велга старалась не смотреть на него прямо, чтобы случайно не выдать своих истинных чувств.

– И правда, – произнесла она едва слышно. – Прости, князь, я не спала всю ночь. У меня болит голова.