Посмотри, наш сад погибает - Черкасова Ульяна - Страница 13

– Да леший её знает. Мало ли… шавок…

Велга дождалась, пока незнакомцы уплывут подальше. Вернулась Рыжая, ткнулась мокрым носом ей в ладонь. От собаки пахло тиной и мокрой шерстью. От Велги – гарью, кровью и солью. К горлу подкатил ком.

Вдвоём они выбрались из укрытия. Велга нашла место на берегу, где вода была почище, а заросли реже, умыла руки и лицо, отряхнула одежду.

Куда ей идти?

Во рту было солёно от слёз. Жгло заплаканные глаза. Велга напилась из речки, но её почти сразу же вырвало водой и желчью, и пришлось снова умываться и приводить в порядок одежду.

Она вычистила грязь из-под ногтей и прополоскала подол, пока рядом, забравшись по шею в воду, громко хлебала Рыжая. Она была всем довольна и ещё не понимала, что больше не осталось ни родного дома, где сытно кормили, ни любимых хозяев, что ласково гладили.

Велга долго, упорно мыла руки и лицо, точно это могло как-то помочь. Вода плескалась, журчала, уносила прочь все мысли, пока в голове не стало совсем пусто. А потом на реке показалась ещё одна лодка, за ней другая, следом потянулись на север торговые ладьи, вышли на промысел рыбаки. Наступило утро, и дремавший на холмах город ожил.

Велга отошла от берега и спряталась в зарослях неподалёку. Рыжая, потерянно побродив у воды и полаяв на проплывавших мимо людей, нашла её и легла рядом.

Что делать?

Велга смотрела на свои чистые покрасневшие руки, на грязный подол, с которого стекала вода.

Что ей делать?

Со стороны усадеб до сих пор поднимался чёрный дым. Дом сгорел. И сад, и усадьба, и её ложница, и все-все, кто был внутри: матушка, батюшка, нянюшка, даже дурак Кастусь…

Велга очень хотела снова заплакать, но солнце палило слишком жарко, а Рыжая лизала её руки слишком настойчиво, и нужно было что-то делать. Нужно было куда-то идти, только куда, к кому? За всю жизнь так и не появилось у неё ни подружек, ни друзей. Пусть и не настоящая, а всё же княжна Велга Буривой была самой богатой и миловидной невестой во всём Старгороде, да только друзей ей это не прибавило. Девушки из других родов слишком завидовали, чтобы дружить; парни боялись старших братьев, чтобы заигрывать и звать погулять, а тех, кто честно сватался, мать с отцом отправляли прочь. «Ты, Велга, достойна лучшего». Но теперь у Велги не осталось никого и ничего… Одна-единственная Буривой на всём белом свете. Велга схватилась руками за голову и почувствовала холодный металл. Височные кольца бабушки. Буйные волны, сплетённые корни. Такие же носили все женщины из её рода… даже тётка Далибора.

Конечно, тётка Далибора, сестра её отца. И почему Велга сразу о ней не вспомнила? Она должна была, нет, обязана помочь племяннице и отомстить за родного брата. Конечно, тётка поможет.

Велга вскочила на ноги, одёрнула подол, поправила взъерошенные волосы. Рыжая закрутилась вокруг, точно поддерживая её решение.

Больше Велга не медлила и поспешила вниз по течению реки. Серебрящаяся от росы трава скользила под ногами, ветер обдувал мокрые щёки, и тихо шуршал рогоз. Влажная рубаха липла к коже, холодила ссадины и царапины. И с каждым шагом в голове шумело: твой дом сгорел. На тебе кровь матери. На тебе кровь отца. Твой род мёртв. Ты одна. Ты мертва. Ты одна.

Она споткнулась на ровном месте, и Рыжая налетела на неё. Велга впилась пальцами в шерсть на загривке так сильно, что любая другая собака бы зарычала, а эта стерпела, прижалась к ноге, заглянула в глаза: «не делай мне больно, я люблю тебя». Ореховые глаза блестели точно от слёз, и пусть Рыжая не говорила, пусть была бестолковой брехливой псиной, только она единственная осталась у Велги, единственная утешала. И девушка рухнула на колени, обняла собаку за шею, уткнулась носом в шею. Рыжая пахла тем особым неприятным собачьим запахом да к тому же ещё и тухлой стоячей водой, тиной и рыбой. Велга отодвинулась, посмотрела на неё с недовольством.

– Вот ты чушка, – сказала она и только тогда заметила, как сама измазалась: вся рубаха в пятнах зелени, в грязи, крови, саже.

Велга не могла в таком виде прийти в гости к тёте. Да её бы и за ворота не пустили, приняв за ободранку. Даже идти по городу было стыдно и страшно: вдруг стража примет её за попрошайку или гулящую девку…

Или вдруг её ищут – именно её, Велгу, с растрёпанными волосами, в одной рубахе, в саже и крови, – такую, какой она сбежала из усадьбы? Ведь преследователи видели её. Они выжили. Конечно, её должны были искать. Ведь она Велга Буривой, племянница старгородской княгини.

Нужно было идти.

Впереди на берегу стоял рыбак. Он возился с сетями, вытащенными на берег, а позади него на сучке висела потёртая накидка. Велга споткнулась на ровном месте, Рыжая деловито обогнала её, подбежала к рыбаку, обнюхала его накидку, засунула голову в ведро с плескавшейся рыбёшкой.

– Нельзя, – прошипела Велга, но собака даже не повела ухом. – Нельзя!

Хвост Рыжей заходил ходуном, она толкнула ведро раз, два, пытаясь поймать вертлявую рыбу. Вода выплеснулась на землю, и тогда рыбак обернулся.

– Эй! – воскликнул он возмущённо. – А ну, брысь, пош-шла!

От испуга Рыжая подскочила, опрокинула ведро, успела в последний миг схватить рыбу, и та яростно забила хвостом по её морде.

– Ах ты! – в отчаянии затряс кулаком рыбак и кинулся на собаку.

Та увернулась, и мужик наступил на собственную сеть.

И вдруг Велга, сама себя не помня, сорвалась с места, схватила с сучка накидку и побежала прочь со всех ног.

– Ах вы! – закричал рыбак на обеих – и на девушку, и на собаку – с такой невыносимой обидой, что стало совестно. – Вы-ы-ы!

Послышался плеск. Велга обернулась на бегу. Несчастный рыбак упал в воду, запутавшись в сети. Рыжая, поднимая волну брызг, обежала его стороной и кинулась следом за Велгой.

– Сто-о-ой! – вопил рыбак ей вслед.

Но Велга бежала уже мимо других рыбаков так быстро, как только могла на своих коротких ножках, и злилась в очередной раз на жестокого Создателя, который сделал её настолько похожей на отца.

В боку закололо.

Велга остановилась у мостков, где женщины набирали воду, отдышалась. Бабы с коромыслами поглядывали на неё презрительно, с неприкрытым отвращением. Ещё бы: полуголая, растрёпанная. Она походила на падшую девку. Накидка оказалась слишком велика, зато доходила почти до пят, скрывая голые ноги.

Рыжая, успевшая съесть рыбу, обнюхала накидку с любопытством, но, кажется, в целом осталась довольна. Она единственная смотрела на Велгу по-прежнему дружелюбно. Ей неважно было, похожа её хозяйка на княжну или на оборванку.

– Чего нужно? – раздался резкий голос с мостков.

– А?

Рослая немолодая женщина отставила вёдра в сторону и подбоченилась, пристально, с недобрым прищуром наблюдая за Велгой.

– Чего здесь шляешься? Тут приличные люди живут.

С безродными бабами нянюшка даже разговаривать бы Велге не позволила. Но голод и злость развязали язык.

– Приличные люди в этот час молятся в храме.

– Да тебе молись не молись, а не отмолишься.

– И не отмоешься, – хохотнула худая точно палка носатая женщина в драном платке.

Если бы они только знали, с кем говорили! Если бы только здесь были люди отца, женщины бы поплатились за свои слова! Велга заскрипела зубами. Ей не приходилось ругаться с тем, кто даже смотреть на неё должен был согнув спину. Она Буривой, её предок основал этот город. Да если бы не пожар, если бы не бояре, да если бы…

– Хах, ты посмотри только, как глазами стреляет, – хохотнула та, что была в драном платке. – Видать, так и убила бы тебя.

– Видать, редко честные бабы колотили шалаву, – усмехнулась первая. – А ну, поди сюда, научу, как со старшими разговаривать.

– Это я тебя научу, – процедила вдруг Велга.

И сама испугалась и злости, и заносчивости, и жестокой решимости, что вдруг ей овладели. Матушка всегда учила быть снисходительнее к тем, кто ниже её по происхождению. Особенно к жителям Старгорода.

– Что? – выгнула бровь женщина и обошла ведро с водой. – Что ты, пигалица, сказала?