Тёмная ночь (СИ) - "Gromdar" - Страница 38

Внезапно ожил встроенный в его ухо вокс-приёмник.

— Фларин Максимус, ты нужен нам в апотекарионе, — раздался голос Ленца, второго по старшинству апотекария ордена после Илии.

Техножрец перебрал в уме несколько вариантов ответа, а затем взгляд его зелёных линз упал на кипящий металл.

— Работа по созданию деталей бионических протезов остановится до момента моего возвращения, — предупредил он, начиная отключаться от процессов и приводя всю структуру в фазу временной задержки, а те, что нельзя было замедлить или остановить, перенаправил на сервиторов, включив в направленный им пакет данных нужные инструкции.

— Я понимаю, — коротко ответил Ленц, после чего добавил. — Брат Дихтер получил критическое повреждение черепа, задет мозг.

Из Адептус Астартес не делали сервиторов, это Фларин знал точно, а знаний старшего апотекария было достаточно, чтобы лечить своих братьев при любых травмах, кроме, вероятно, самых сложных и требующих доскональных знаний, доступных только Адептус Механикус. Выходило, что это был как раз тот самый случай, но Фларин не ощутил радости от такой новости. Зато вспомнил фразу, принадлежащую, как говорят, самому Императору Человечества, благословенному Омниссии, воплощению воли Бога-Машины на Святой Терре. Она гласила, что "лишь в смерти кончается долг" и всегда нравилась техножрецу, который находил варианты для использования любой еще хоть сколько-либо живой плоти. Возможно, этого от него и хотели.

— Буду через семь минут, — ответил он, решив не утомлять собеседника подробностями оценочной длительности перехода в апотекарион вплоть до наносекунд, и, завершив перегрузку задач на сервиторов, отключил многочисленные контактные механодендриты от когитаторов кузницы, а затем удивительно плавной походкой для существа с таким количеством металла в теле, как у него, направился к выходу.

В полуразумных глазах сервиторов с бледной тонкой кожей отразилась его облаченная в алую с черно-белой каймой мантию с глубоким капюшоном сгорбленная фигура, над которой вздымались две заканчивающихся клешнями серворуки и с десяток извивающихся механодендритов. Массивные створки дверей с шестернями и черепами разошлись в стороны перед техножрецом, а затем со скрежетом схлопнулись, оставляя кузницу кипеть, бурлить и задыхаться от газов в ожидании его возращения.

XLIII

Гавин редко сталкивался с вызовами, которые было невозможно преодолеть. На самом деле он считал, что холодный разум позволяет обернуть любую ситуацию в свою пользу, главное использовать предоставляющиеся ресурсы и продолжать развиваться, становясь умнее и мудрее с каждым препятствием, что подкидывает жизнь. Но представление, которое устроил Оскар Ватор, на целую минуту выбило магистра из колеи. Он молчал и смотрел на пронзительно синее небо, по которому будто широкой кистью размазали белую краску облаков, а затем капнули на полученный холст прозрачной водой. Небо этого мира было красивым и ярким, и даже дымы мануфакторумов, заводов и пожарищ не могли запятнать его. Чистота неба была его намерениями, а дыма помех тирана было недостаточно для того, чтобы скрыть их, но… это всё равно беспокоило.

Можно было приказать действовать как запланировано и смириться с неизбежными жертвами. Можно было отменить наступление и попытаться провести переговоры. Можно было взять братьев Янтаря, Савелия и Ноа, и нанести неожиданный личный визит Ватору. Но в глубине сердца глава ордена ощущал зияющую пустоту от таких действий, будто в любом случае он что-то потеряет. Возможно, ему нужен был совет, за которым он никогда бы не хотел обращаться. Капелланов, как и комиссаров в Имперской Гвардии, редко любили простые солдаты, ибо долг, который лежал на этих людях, был больше моральным, чем боевым, а далеко не каждый согласится признать, что он в чём-то слабее других. Потому капелланы Адептус Астартес, как и комиссары Имперской Гвардии, всегда держались особняком. Потому хранители тишины Ангелов Ночи тоже были отдельно от остальных братьев.

— Тлен, — Гавин Сорнери открыл шифрованный канал связи с тем, кто единственный мог ему сейчас подсказать, — брат. Мне нужен твой совет.

Несколько секунд в воксе лишь трещала статика. Магистр надвинул брови и глубоко вдохнул. Ему тоже было не по себе от того, что приходилось просить, но он был уверен в том, что получит нужный ответ.

— Да, брат, — донёссы тихий шелест голоса тёмного провидца, первого Ангела Ночи, вышедшего из тьмы за лучами света Императора. Секунду он молчал, словно собираясь с духом, а затем продолжил так же тихо. — В борьбе света и тьмы, добра и зла, верного и неверного победа достаётся людям, которые верят в них. Верят в нас.

Поначалу десантник нахмурился, пытаясь уловить мысль собеседника, и поймал себя на том, что предпочел бы более прямой и простой совет. Но уже в следующее мгновение усмехнулся и задумчиво кивнул. У Тлена не могло быть готовых ответов, но он понимал путь, по которому нужно к ним приходить, и это было ценно, потому что Гавин сам за секунду прошел по этой дорожке и стоял перед дверью открытия.

— Благодарю, брат, — четко ответил он и отключился, переключаясь на командный канал собравшегося для наступления ордена. — Братья, нам нужны люди, которые разделили наши устремления. Пусть идут с вами и убеждают тех, кто сопротивляется, выбрать верную сторону. Я хочу, чтобы умирали лишь закостенелые, а обманутые и напуганные могли выжить и служить Императору.

Один за другим послышались щелчки подтверждений, и магистр улыбнулся, довольно кивнув, а затем перевёл взгляд на Микеля. Молодой десантник был ранен и следы от эльдарских клинков еще оставались на его броне, залитые герметиком и наспех зашлифованные, но держался достойно.

— Мы отправимся поговорить с тираном Фрации лично, — произнёс Гавин.

Через несколько минут, когда наступление началось, магистр со своим адъютантом и отделением хранителей уже взлетали на почти стометровую стену, которая окружала самый древний район города. Её поверхность состояла из армированного рокрита и толстых листов адамантия, которые могли бы защищать и космический корабль, потому на осаду стандартными методами могли уйти месяцы. Те, кто строили стену, были профессионалами своего дела и на тысячелетия обеспечили защиту находящимся внутри людям, но защита такого типа против мобильных групп Астартес устоять не могла.

Микель и хранители выглядели со стороны размытыми пятнами черноты на фоне серого промышленного пейзажа, и по ним даже не сразу начали стрелять, а когда начали, было уже поздно. Дюжина десантников перемахнула через стену, в руках блеснули клинки и пистолеты, и в полнейшем безмолвии начался захват. У защищавших стену людей не было ни единого шанса. Тех, кто пытался стрелять, вырубали ударами кулаков или перевёрнутых плашмя клинков, и область захвата распространялась подобно черному огню. Стремительное передвижение Ангелов Ночи с трудом могли лишь на считанные мгновения замедлить расположенные на стенах тяжелые орудия, разворачивавшиеся в их сторону, но любое орудие замолкало, едва до его операторов добиралась живая тьма, а после оставались лишь ошарашенные или бессознательные люди в военной форме, сидящие или лежащие там, где их застали хранители.

Меньше чем через минуту отпирающий механизм гигантских ворот был захвачен и, подчиняясь воле новых хозяев, завертелся. Ожидавшие в зданиях снаружи боевые братья приготовились, сжимая в руках болтеры, лазпушки и другое оружие, а затем едва не попали под огонь. Как только врата приоткрылись, из пушек расположившихся на дороге за ними шагоходов и танков изверглось пламя, а ракеты и снаряды забили по домам и улицам, где скопились десантники, открывая счет ранений. В ответ с вершины врат на технику спустились мрачные тени, силовыми клинками, кулаками и топорами превращая орудия машин и их ходовые части в бесполезные обломки. Сотни смертных солдат стреляли по этим мечущимся между целями теням, но ни одна не замедлилась, ни одна не остановилась, ни одна ничего не произнесла. А затем, когда орудия шагоходов и танков замолкли, в открывшиеся врата хлынула бронированная волна, сопровождаемая всплесками громких призывов из выкрученных на максимум динамиков.