Тёмная ночь (СИ) - "Gromdar" - Страница 10

Мужчина сплюнул с презрением. А он еще им сочувствовал, считая долю подписантов несправедливой. Мягкокожий дурак. Харви, небось, жив здоров и уже на стороне врага. От таких мыслей кулаки сжались и Карл ощутил острую ненависть. Жаль, что он не мог убить их всех, но кое что он сделать был в состоянии. Например, подорвать взрывчатку, которую предатели грузили, и тогда они точно не доберутся до Арманты. Нужно было только попасть в нужное место. Карл поднял винтовку и прицелился, ощущая яростное желание отомстить за вероломство, и в это же время услышал, как кто-то входит в переходную комнату. Сердце ёкнуло, поскольку он не закрыл двери в аварийный тоннель, через который пришел. Пришлось поспешно менять планы, и направлять оружие на дверной проём. Кто бы там ни был, он не переживёт попадание в голову с такого расстояния. С другой стороны, выстрел тяжелой снайперской винтовки в таком замкнутом пространстве услышат все на перроне. Холодный расчет вернул всё на свои места. Ветеран присел за крайним пультом и затаился.

Осторожные шаги приблизились к дверному проёму и сердце Карла забилось чаще. Скоро он увидит лицо врага. Снайпер знал многих из рабочих, с некоторыми даже пил вечером. Кто это будет? Морис? Картор? Джаб?

Вошедший в зал управления поездами остановился, осматриваясь, а затем плавно двинулся к окну. Ветеран в своей засаде сжал винтовку, собираясь использовать её, как дубину, и, едва нога неизвестного показалась из-за угла, нанёс удар прикладом в колено. Что-то хруснуло под черными наголенниками и, пока незнакомец падал, Карл уже накинулся на него, собираясь прижать к полу и не дать тому поднять шум.

К удивлению снайпера, вся броня вошедшего оказалась покрыта шипами и крючками, о которые он немедленно изранил руки и ноги. Пришлось подавить рвущийся наружу крик боли, в чём помогли годы тренировок и железная воля.

— Хитрый мон'кей, — прошипел лежащий под Карлом кабалит, а затем шипованным локтем въехал человеку в бок.

Борьба была неравной. Что мог сделать стареющий ветеран в зимней одежде против облаченного в полную броню со шлемом эльдара, покрытого с головы до пят острыми шипами и крючьями? Лишь постараться оставаться в сознании и не обращать внимания на боль. А еще бороться до конца, потому что смерть в бою была куда лучше участи пленных.

Эльдар был быстр, извивался как змея, раня и полосуя человека, но и тот плевал на свою жизнь, нанося грубые, но точные удары в ответ. Они лупили друг друга кулаками, пинали ногами, катались по полу в попытках оказаться сверху. Когда ксенос попытался достать из ножен зазубренный кривой клинок, Карл ударом в запястье выбил его, сквозь сжатые зубы выдохнув от пронзившей кулак боли. Это мгновение слабости стоило ему пропущенного удара по лицу и правый глаз сразу же заплыл, а по щеке потекла кровь. В последней попытке победить человек навалился всем телом вперёд и локтем начал давить на шею кабалита, не обращая внимания на режущие тело шипы. Глупо, наверное, было пытаться его задушить, но что еще оставалось? Пират брыкался ногами, бил по рёбрам и бокам снайпера кулаками, но дышать ему становилось всё труднее и, минуту спустя, он таки затих.

Карл ощутил, как тяжесть боя разом навалилась на него, а в глазах потемнело, но снова усилием воли он заставил себя остаться в сознании.

— Сейчас ты мне всё расскажешь, пёс, — прохрипел он, гадая, как долго продержится с такой потерей крови, а затем вспомнив, что где-то тут была аптечка.

С трудом мужчина поднялся с распростёртого на полу ксеноса и, истекая кровью из десятков мелких ран, направился к дальней стене, где хранились лекарственные принадлежности на случай неприятностей с рабочими станции. К счастью, всё было на месте, и, открыв дверцу шкафчика, Карл нашел бинты, обеззараживающий раствор, противошоковую инфузию и кровоостанавливающие средства. Возможно, он еще поживёт немного, подумалось ветерану, и даже скромная улыбка заиграла на губах. Его просто так не взять.

А затем открылась дверь другого входа в зал управления поездами и в проходе показалась еще одна высокая фигура в черной броне.

XI

Тьма была его союзником в момент рождения, была подругой во времена взросления и стала женой, когда он состоялся, как человек. Долрет Чефра не видел иной жизни чем та, что позволял космический корабль, и сознавал, что это единственная жизнь, которой он для себя желал. Бесконечная пустота между звёздами, мрак и неизвестность огромных масштабов требовали от человечества наличия таких людей, как он, что впитали с молоком матери уроки космоса. Любая ошибка в безвоздушном пространстве могла привести к гибели, будь то не до конца закрученная заглушка между отсеками или опоздание с поворотом судна в пустотном сражении. За свою долгую жизнь темноглазый капитан повидал множество ошибок и научился пользоваться чутьём едва ли не в большей степени, чем глазами. Каждый корабль, на котором он жил, обладал своим характером, неповторимым голосом и манерами, выражающимися в стоне стальных балок, дрожи перекрытий и скорости реакции на команды с мостика.

Для пустотника важно было чувствовать свой корабль, инстинктивно понимать его и знать на что тот способен в критический момент. Развалится ли он при попытке с повреждениями перейти на субсветовую скорость, как его первый торговый шлюп, старый и измученный, будто жалкий трюмный сервитор, или прорвётся через стену огня и вспорет брюхо врага, как его последний фрегат класса Меч, полностью оправдавший своё название и погибший с честью. Непрощенный Слепец ощущался совершенно иначе, даруя ощущение спокойного превосходства и сдержанной мощи. Несмотря на древность конструкции, едва залатанные повреждения обшивки и отсутствие надлежащего ухода флагман Ангелов Ночи был подобен заросшему чемпиону бойцовских ям, исцарапанному в боях, но попрежнему смертоносному и сохраняющему свою гордую осанку.

Капитан Чефра сразу же ощутил родство с судном, едва увидел его над Риласом через иллюминатор военного транспортника, где служил помощником капитана. У Слепца были такие же шрамы, как на его собственном лице, и та же мрачная целеустремлённость, читавшаяся в изгибах корпуса и черных иллюминаторах, за которыми отсутствовал какой-либо свет. Тогда, приложив ладонь к холодному бронестеклу, он пожелал оказаться на мостике этого левиафана, и потом, благодаря инквизитору Ордо Еретикус, Майев Ингвардоттир, его желание исполнилось. После назначения капитаном он поставил свечу в импровизированной часовне Богу-Императору, размещенной его офицерами в центральной, самой защищенной части судна, и верил, что Владыка Человечества наблюдает за ними.

Сейчас, зависнув на верхней орбите над погруженным в ночь северным островом Фрации, линкор напоминал замершую длань судьбы, которая еще решала, карать или миловать. Присутствующий на мостике тёмным призраком Янтарь стоял в тенях за капитанским троном Долрета и молчал с тех пор, как остальные Астартес покинули корабль, предоставляя заботу о машинах людям. Чефра видел в этом уважение к команде и понимание того, что каждому отведена своя роль. А так же видел старание, с которым относились к своим обязанностям его офицеры, работающие за пультами систем мостика. Особенно выделялся Томас Андерссон, связист, фильтровавший вокс-сообщения с поверхности. Его работа на данный момент была самой важной, поскольку нужно было сначала найти частоты, на которых общаются люди на поверхности планеты, а затем разобрать какие из них важные, а какие простое радио. После этого уже можно было вычленять из разговоров ценную информацию и доносить её до Астартес.

— Приказом Оскара Ватора, высшего надзирателя Фрации, объявлено военное положение во всех колониях из-за вероломного мятежа подписантов… — не поняв смысл этого определения, связист запнулся, а затем сразу продолжил, обернувшись к Долрету и Янтарю, — и нападения внешних захватчиков на колонию Арманта на острове Корнелия.

Капитан корабля первым делом подумал о том, что магистр просил сохранять вокс-молчание. Чтобы тишина в эфире продлилась, а сообщение было доставлено, с ними и остался эпистолярий Янтарь, способный передавать мысли на большом расстоянии, потому к нему Чефра и повернулся.