Дело об исчезновении графа де Бриенна (СИ) - Куницына Лариса - Страница 12

— Твой отец знал, что смертен, но не позаботился о том, что с тобой будет после того, как его не станет, — проворчал маркиз, глядя на него из-под косматых бровей. — А король Арман просто пользовался твоими пороками в своих целях, поручая тебе те гнусности, которые не мог заставить делать порядочных людей.

— Вы вправе обвинять в чём-то меня, но я прошу вас впредь не задевать ни памяти моего отца, ни моего короля, — произнёс Марк, вставая. — Благодарю за ужин.

— Ты так и уйдёшь? — спросил де Лианкур, сверля его пронзительным взглядом.

— А что я должен сделать? Устроить скандал, сотрясая воздух пустыми угрозами и оскорблениями, или вызвать вас на поединок? Первое — удел женщин, второе… Я бы так и поступил, будь на вашем месте кто-то другой. Но это — вы, ваше сиятельство. Я направлен к вам королём с посланием мира, и я не могу нарушить его волю, не говоря уж о том, что для поединка со мной вы слишком стары.

И развернувшись, он вышел из гостиной. Он шёл по длинной галерее и встречавшиеся ему на пути слуги останавливались и сгибались в поклоне. Впереди виднелось небо в резном обрамлении арки, и ему хотелось просто выйти на воздух и остудить пылающее лицо.

Он миновал ту арку и остановился, с удивлением осмотревшись по сторонам. Он оказался в парке, разбитом на вершине горы, где на ровных зелёных полянах купами стояли невысокие ухоженные деревья, мимо них вдоль обрыва, отделённого каменными перилами тянулась дорожка, обрамлённая с одной стороны изгородью из аккуратно постриженного кустарника, с другой — узкой клумбой, на которой пестрели яркие цветы. От этой дорожки отходили другие, уходящие вглубь сада, где среди зелени виднелись белые статуи и лёгкий купол небольшой беседки, а дальше слышался шум воды, стекающей в каменную чашу фонтана.

Марк подошёл к балюстраде и опёрся руками на резной бортик. Минутное радостное удивление от красоты этого парка опять сменилось горечью обиды. Слова маркиза задели его, ему было больно за своего отца, которого он любил всем сердцем. Он помнил его молодым, весёлым, с длинными чёрными волосами и густой бородой, он был высоким и сильным, и очень ласковым к своему маленькому сыну. Ему так нравилось сидеть у костра, прижимая к себе своего любимого Марка и рассказывая бесконечные истории о благородных рыцарях и прекрасных дамах. Он знал их огромное множество и часто говорил, что однажды и о его сыне сложат такие же истории, которые другие отцы будут рассказывать у огня своим сыновьям. Мог ли он быть вором? Обида в голосе старого коннетабля была вполне искренней, и она объяснила бы ту неприязнь, которую Марк всегда чувствовал со стороны маркиза де Лианкура. Кто знает, что тогда произошло, и Марк не собирался это выяснять. Это не имело значения, потому что прошлого не воротишь, и что б там ни было, его любовь к отцу была также незыблема, как и любовь к королю Арману.

Он покачал головой. Только ли из-за поручения Жоана и почтенного возраста он не стал требовать у маркиза удовлетворения за нанесённую обиду? Или в этом было и чувство вины? Марк снова вспомнил перекошенное от ужаса бледное лицо Робера де Лианкура, и его руки в надушенных перчатках, зажимавшие рану на перерезанном горле. Той ночью Марк с ледяной злобой смотрел на лежащий у его ног, ещё вздрагивающий труп последнего наследника коннетабля, а потом тем же кинжалом, которым рассёк его горло, он срезал кошелёк с его пояса и сорвал с шеи графскую цепь, на которую тот не имел никакого права, чтоб отнести и бросить эти трофеи к ногам Армана. А следом ему вспомнилась отчаянная ярость де Лианкура, требовавшего справедливости для своего последнего сына. Только теперь Марк начал понимать, какую боль он причинил этому человеку, отняв у него ребёнка и лишив владетельного сеньора единственного наследника. И теперь он уже жалел об этом, а потому не мог ни всерьёз сердиться на старика, ни что-то требовать у него.

Погружённый в свои мысли он не услышал быстрые и лёгкие шаги за спиной, потому вздрогнул, когда на его лицо, закрывая глаза, легли нежные тонкие ладошки. Он замер, поднял руку, коснувшись их. Но ручки ускользнули назад, раздался смущённый вскрик и он, наконец, обернулся.

— Простите, сударь, я приняла вас за своего брата, — раздался звонкий голосок, и Марк увидел перед собой хорошенькую юную девушку с белым личиком, большими глазами, искристыми, как ранний лёд на реке, и — самое очаровательное: с чудными рыжими волосами, рассыпанными по узким плечикам. На ней было платье цвета зари, золотисто-розовое, с серебристым отливом, причём такое безыскусное, словно она только что выпорхнула из своей девичьей спальни.

Глядя на него с радостным изумлением, она хлопнула длинными ресницами и пробормотала:

— Со спины вы так похожи на Теодора…

— На вашего брата?

— Он мой кузен, — поправилась она, — а вы…

— Я Марк, барон де Сегюр. Какое-то время я погощу в этом доме, а кто же вы, прекрасная незнакомка?

— Я Орианна де Бомон, младшая дочь виконта де Бомона.

— Вы тут живёте? — заинтересованно глядя на девушку, спросил Марк.

— Да, я живу здесь у дяди. Вернее… Сестра моей бабушки была маркизой де Лианкур, потому я зову его сиятельство дядей.

— Он заботится о вас?

— Да, он очень добрый и заботливый. Он уже нашёл мне хорошего жениха и выделил достойное приданое, но пока не торопится выдать меня замуж.

— Я б тоже не торопился, — заявил Марк.

Она рассмеялась.

— Мне кажется, дядя не хочет отпускать меня. Бабушка сказала, что я поразительно похожа на его первую жену. Он очень её любил, даже женился на ней против воли родителей, но поскольку он к тому времени был уже знаменитым воином и носил титул графа де Лорма, он мог сам решать на ком жениться. Он говорит, что когда дело касается любви, все де Лианкуры теряют голову.

— Неужели?

— Это правда! Я уверена, он до сих пор любит мою двоюродную бабушку. У них было трое детей, два сына и дочь, но, увы, старший сын Аделард погиб в бою с алкорцами, младшего Эдмона убили на дуэли, и его юная дочь, в которой он не чаял души, тоже скончалась молодой. Потому он и вынужден был жениться снова.

— Печально, — вздохнул Марк, снова вспомнив Робера.

— Мне кажется, я слишком много болтаю… — заметила она озабоченно и обернулась.

К ним приближался высокий молодой мужчина с коротко остриженными волосами и бородой, на нём был костюм из дорогого узорчатого сукна и бархатная накидка с рукавами, на которых золотом был вытканпричудливый узор.

— Вот ты где, милая! — воскликнул он, направляясь к ним, и приветливо улыбнулся Марку.

— Это мой жених Гастон, — представила она его.

— Виконт де Шательро, — поклонился тот. — А вы — барон де Сегюр. Я узнал о вашем приезде от Саржа. Вы уже успели поцапаться со стариком. Слава о вас бежит впереди и она явно не преувеличена. Здесь все трепещут от одного его взгляда.

— Что за слава? — уточнил Марк, разглядывая необычное ожерелье у него на шее.

Это были разведённые в стороны лебяжьи крылья, концами прикрепленные к мерцающей плоской цепочке.

— О ваших подвигах, конечно! — воскликнул виконт. — Вернувшиеся с войны рыцари только и делают, что восхваляют вас, в тайне завидуя тому, что вы смогли показать свою доблесть, а им пришлось тащиться в обозе. Вы прибыли по делам?

— Да, — кивнул Марк и, не развивая эту тему, указал на ожерелье. — Красивая вещица!

— У вас хороший вкус, ваша светлость! — одобрительно кивнул Гастон. — Это фамильная драгоценность, досталась мне от деда.

— Конечно. Не удивительно, что такое изысканное украшение передаётся в вашей семье по наследству.

— Да, наш род довольно знатен и богат, — подтвердил де Шательро. — У нас обширные владения, но я забросил все дела, чтоб оставаться здесь, — он обратил влюблённый взгляд на девушку. — К тому же я надеюсь быть полезным маркизу. В его возрасте уже нелегко управляться с делами в одиночку. У него ведь не осталось прямых наследников, а вокруг слишком много алчных соседей.