Чужая жизнь - "Сержант Леший" - Страница 29

При всём при этом у части нет служебно-розыскных собак. Что само по себе означает что? Правильно. То, что в этой части в собаках не нуждаются, ибо есть свои следопыты. Раз немцы охраняют посёлок и сидят в нём, значит, кто-то из моих спутников выжил и находится здесь, а иначе нет смысла во всех этих танцах. При этом именно данный посёлок является отправной точкой, так как его очень сложно обойти.

В посёлок мы всё же проникли, но ещё через двое суток и только вдвоём со Степаном. Ристо с Костей я оставил в группе прикрытия и наблюдения, жёстко наказав ни во что не вмешиваться. Открыть огонь они могут, но только если мы будем уходить со стрельбой в конкретном месте. А мы, похоже, будем.

Немцы наконец прочесали все острова, обнаружили следы беглецов на противоположном берегу озера и очень сильно расстроились. Сам видел, как один пузан орал на подчинённых. Жаль, далеко, ни черта слышно не было, но ничего – эстетическое удовольствие я получил, что тоже хлеб. Произошло это уже под вечер, и немцы, как высококультурная и организованная нация, набухавшись с вечера, выбрались из посёлка только в девять утра.

Ну а если серьёзно, то мы со Степаном пробрались в посёлок и просидели в нём весь день. Прямо на чердаке бывшего колхозного склада, в котором раньше лежали всякие общественные мелочи. Склад находился совсем недалеко от сельсовета. Очень удобное место и не очень оживлённое.

Изучив расположение секретов, я понял, что немцы ждут нас со стороны леса, но я изначально не совался в лес, прекрасно понимая, что будут ждать именно оттуда. Поэтому зашли мы прямо через огромный луг, примыкающий вплотную к огородам. Правда, потратили на переползание этих четырёх футбольных полей часть дня, весь вечер и всю ночь. Утром нам удалось немного поспать, а вот весь следующий день мы со Степаном наблюдали за посёлком изнутри. И я, наконец, получил ответы на все возникшие за эти дни вопросы.

Сначала я увидел предателей. Ну да, их четверо, а не один, как я надеялся. Двое среднего возраста и роста мужиков с винтовками имени капитана Мосина, невысокий тщедушный мужичонка с пистолетом-пулемётом Дегтярёва и такой же невысокий и худенький парень с кобурой. Видимо, сын тщедушного, уж больно похож. Степан в это время спал, и будить я его не стал, а зря. Больше полицаи вчетвером не появлялись. Было ещё раннее утро, и я сначала не понял, куда они намылились.

На площади стояло восемь однотипных грузовиков, шесть мотоциклов и трое часовых. Потом появилась группа немцев, и мы просмотрели представление с накачкой взвода загонщиков перед боевым выходом. Инструктаж проводил высокий мужик в такой же защитной, как и у нас со Степаном, форме. Затем взвод загрузился в два грузовика и свалил в неизвестном направлении. Параллельно происходил развод местных частей на хозяйственные работы. В этом в очередной раз отличился пузан. А вот потом трое полицаев повели старшину в сельсовет. Видел я его плохо, полицаи перекрывали весь обзор, но то, что на нём нет живого места, было понятно и без бинокля. Потащили его обратно через полтора часа. Волоком. Идти сам старшина не мог. Потащили в сарай за сельсоветом. С моей точки наблюдения дверь в сарай не видна, но там дальше просто некуда.

После обеда в сельсовет привели невысокую женщину с короткими каштановыми волосами. Судя по описанию, это та, кто нам нужна. Вели оттуда же, откуда и старшину, туда же и вернули где-то через час. Целую и невредимую. А потом опять притащили старшину на экзекуцию, причём мелкий пацан периодически пинал пограничника. Я Степана еле удержал. Пришлось воткнуть перед его лицом штык от СВТ и кое-что ему прошептать, иначе было не остановить.

Какая-то гнида в сельсовете окопалась. Это так мать мальчишек обламывают, чтобы сговорчивее была. Раз старшину потащили второй раз, значит, больше у них никого нет. Эта гнида изучала психологию, а значит, это образованная немецкая гнида. Пока пытают старшину, но через некоторое время старшина закончится, и пытать начнут местных или тех, кого поймают в лесу. Женщину не будут трогать до упора. Пытать её будут обязательно, но значительно позже и не здесь. У местной гниды нет таких полномочий.

Вся остальная движуха на площади и в посёлке была обыденно обыкновенная: шарящиеся по площади и прилегающим переулкам немецкие солдаты, ковыряющиеся в машинах водилы и иногда проскакивающие знакомые мне полицаи. Четвёртого полицая я так за весь день и не увидел. Местные жители мелькали на видимом мне пространстве крайне редко. Видимо, всё же лишнего желания пересекаться с оккупантами ни у кого не возникало.

День тянулся крайне долго, но наконец солнце потянулось за горизонт. Как я ни ломал весь день голову, другого выхода, как внаглую попереться по деревне, я не увидел. Одеты мы со Степаном в немецкий камуфляж и полную немецкую форму, так что я надеялся, что по нам сразу стрелять не начнут, но тут нам несказанно повезло.

К нашему убежищу подъехал грузовик, из него вылез тот самый четвёртый полицай, которого я видел рано утром, и принялся сноровисто открывать склад. Кроме водилы и полицая из кузова грузовика выпрыгнули двое немцев, на что я сразу же сделал стойку, как охотничья собака. Полицай сидел в кабине, а солдаты выпрыгнули из кузова. Понятно, кого надо брать живым, тем более что немецкого языка мы не знаем. Такую удачу я упустить права не имел, поэтому, командуя Степану жестами, я объяснил, что ему делать. Надеюсь, что он правильно меня понял.

Спрыгнули мы с левого торца невысокого, но длинного склада. Здесь же и забирались. Солдаты, уже не торопясь, таскали в тёмный провал склада какие-то мешки, полицай шустрил внутри, а водила лениво за всем этим наблюдал. Он-то первый у меня штыком в спину и получил. Выдернув штык, я спокойно шагнул в ворота, а Степан, перехватив водилу под руки, закинул его в кузов.

В полутьме я сориентировался почти сразу, тем более что оба немца вышли мне навстречу из-за невысокого, но сплошного стеллажа, откуда доносилось кряхтение полицая, кантовавшего принесённый мешок. Штык я держал обратным хватом в скрытой за правым бедром руке, и сразу немцы не чухнулись, а потом было поздно. Взмах – и белобрысый, долговязый немец, зажимая располосованное от уха до уха горло, рушится на колени. Второму досталось с разворота в глаз, и штык вошёл в голову почти до половины. Я и не знал, что так умею, но руки всё сделали сами. Штык я оставил в трупе и, придержав мешком оседающего солдата, опустил его на земляной пол.

Совсем тихо не получилось. Первый солдат, рухнув, зацепил здоровую корзину с жестяными банками. Да и хрип умирающего человека, его дёргающиеся ноги, судорожные движения окровавленных ладоней, вырывающиеся из лёгких остатки воздуха вперемешку с бульканьем крови – это всё звуки, незнакомые мирной полутьме продуктового склада. Поэтому медлить было нельзя.

Четыре шага за стеллаж, где прямо мне навстречу двигается полицай, короткий тычок в солнечное сплетение правым кулаком недоумённо взирающему на меня человечку и тут же резкий крюк левой в подбородок. Полицая ударом отшвырнуло на мешки. Нокаут.

– Степан, всё оружие покидай в кузов. Глянь, что в мешках. Поищи продукты. Сложи штук восемь мешков у борта, может, пули остановят, – коротко, но властно приказал я.

Нечего напарнику лишнего прохлаждаться. Парень здоровый, ему такая работа, как семечки. Сам вернулся к полицаю, сдёрнул с него тёмный гражданский пиджак, вытащил из галифе широкий командирский ремень с висящей кобурой с пистолетом и неплохим охотничьим ножом в простых кожаных ножнах и отложил его в сторону. Затем стянул полицаю сзади кисти куском верёвки и резко заехал приходящему в себя предателю ногой в печень. Нокаут оказался недолгим, видимо, притворялся – ухватил я периферийным зрением, как полицай моргнул и сморщился. После чего подхватил его подмышки, дотащил до торца стеллажа и прислонил к стеллажу спиной.

– Степан, дай штык, – так же коротко сказал я напарнику, появившемуся в воротах.

Степан подошёл к немцу и, выдернув штык, передал его мне рукояткой вперёд. Взяв штык обратным хватом левой рукой, правой я, сдавив полицаю гортань, вздёрнул тщедушное тело, поставив его на цыпочки так, что он не мог не то что крикнуть, прошептать нормально, и тут же приставил к горлу окровавленное лезвие, пронеся штык сначала мимо его глаз.