Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сокровище храма - Абекассис Элиетт - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

— А ты, Джейн, ты-то чего добиваешься?

Она замолчала, опустила глаза и, казалось, размышляла.

— Должна сказать тебе правду, — наконец выговорила она. — Я в это не верю. Я не верю в Бога. У меня больше нет веры. Я считаю, что религия, религии, все религии — это заблуждение, от которого рождаются страх и насилие.

— Так вот в чем дело! — удивился я.

— А что тут такого, чему ты удивляешься?

— Когда я тебя вчера увидел, то сразу почувствовал, что в тебе что-то изменилось. Почему?

— Почему? — повторила Джейн.

Она встала, прошлась по холлу, остановилась у окна.

— Возьмем твой Кумран, Ари. Слишком много насилия, убийств, начиная с Иисуса, слишком много неправедности у тех, кто ищет Бога. Увидев Эриксона на жертвенном алтаре, я поняла, что все это было неправедным, ошибочным, ты понимаешь? А еще я поняла, что были только войны, а Бога-то и не было.

— Он не вмешивается, — возразил я, — но это не значит, что Он не существует. И Он есть даже в твоем бунте, тебе это непонятно?

Я посмотрел на нее. Ее глаза утонули в моих. Как ослепленный я снял очки. И тогда душа весьма изменилась.

Опустив глаза, я рассматривал компьютер. Без очков я видел лишь светящееся пространство, на котором мелькали черные значки. Между ними белые промежутки вырисовывались в форме буквы

Это — вторая буква алфавита, «Бет», графически изображающая дом, откуда и название Bait — дом, жилище, очаг. Этой буквой Бог создал мир, словом Berechit, в начале. Если поменять местами слоги, получится Rechit Bet, то есть: сперва дом. До того не было ничего, все было ничем, земля была пустой, и мрак царил над бездной. Потом стало все.

Она была сейчас так красива, что я не мог сдержать невольного движения, приблизившего меня к ней.

Ее взгляд остановил меня.

— Чего же ты от меня хочешь? — спросила она.

Голос ее затвердел, как тогда, накануне.

— Ты сказал, что дал обет, что был помазан, ты мне сказал, что ты — Мессия и твой Бог стоит между нами, лишая нас всякой надежды.

— Я хочу тебе помочь.

— Замолчи!.. Замолчи, прошу тебя… — вскипела она, вставая. — Ты не хочешь мне помочь. Твое желание — это встретить Бога.

— А ты, ты-то чего хочешь?

— Я? Я тебя любила, перегорела и утешилась. Больше я не хочу никакой любви.

Все мое тело сотрясается и кости трещат; и все мои члены разнеслись, как лодка в яростную бурю.

ТРЕТИЙ СВИТОК

СВИТОК ОТЦА

И я узнал, надежда есть

Для тех, кого ты вытащил из пыли

Своею вечной тайной.

Грехами ты очистил ту порочную надежду,

Чтобы жила она средь армии святых,

Чтобы вошла она в сообщество детей небесных…

Ты одарил человека духом знания,

Дабы радостно восхвалял он твое Имя

И рассказывал о чудесных делах твоих.

Но я, создание горшечника, кто я?

Кто я, замешанный на воде и глине?

В чем сила моя?

Кумранский свиток. «Гимны»

Когда я пишу, все мое тело участвует в этом процессе, оно должно быть в полном согласии с умом. Таким образом, я могу вспоминать каждое слово, каждый шумок, каждый голос. А еще я могу ждать. Ждать — в этом моя работа, исключительно ждать; ждать и молиться — в этом моя судьба. Зов ее так силен, что я буквально умираю от непреодолимого желания соединиться с ним, и сегодня я, вероятнее всего, был бы мертв, если бы некий знак не вытащил меня из грота, где я уединился; я и не подозревал, что знак этот послала мне судьба и что История, которая намного сильнее меня, позвала меня туда, в Иудейскую пустыню, в самое сердце Израиля, предоставив мне роль, единственную в своем роде, загадочную и священную.

Вместе с Джейн мы собирали все элементы, которые помогли продвинуться в нашем расследовании. Теперь мы знали, что профессор Эриксон занялся поисками сокровищ Храма после того, как нашел в пещерах Кумрана Медный свиток. Желая завладеть вторым свитком, он сообщил самаритянам о рождении Мессии на земле Иудеи, поведал им, что приближается Конец Света. Другими словами, Эриксон, чтобы узнать о приходе Мессии к ессеям, должен был общаться с ними. Но каким образом? И какова роль франкмасонов в этих поисках? И особенно: кто убил Эриксона? Разве что самаритяне, почувствовавшие себя обманутыми после того, как увидели, что Конца Света не предвидится? Или кто-то из членов экспедиции, самолично возжелавший завладеть сокровищем Храма? А может быть, Кошка, похоже, хорошо знакомый с масонами? Как бы то ни было, ключ к загадке находился в пергаменте, в его содержании, в одном из манускриптов, писанных две тысячи лет назад.

В эту ночь к моим сомнениям добавился еще и непрошеный страх. Один в номере отеля, я напевал вечерний псалом, проникавший в сердце; ритм был замедленный, ритм мелодии без слов — успокаивающий и полный неги; но печаль не отпускала меня. Напев этот был о правде и неутолимой жажде, он обращался к Богу, недостижимому для меня, к Богу неуловимому, который бежит от меня и исчезает, едва явив себя. Да, напев этот был напевом желания.

Я ждал Его, о, как я Его ждал, уши мои настораживались при малейшем шорохе, все тело трепетало от ожидания. Ибо я уже познал несравненную радость, да, я познал наслаждение, а теперь приходило время самого глубокого и таинственного отчаяния — отчаяния от бесплодного ожидания, от угасающего пыла, от неутоленной страсти. И голос срывался на плач, становился жалобным стоном, из глаз моих текли слезы, потому что я познал разлуку и был один, разлучен и одинок, и сердце кровоточило от этого. И я — гордый, надменный, непонятый, я превращался в открытую рану, раскрывавшуюся все шире и шире; я стал сплошной раной.

Транс… танец, пляска моей души, и пение, и все быстрее и быстрее; ритм не теряется, но и не остается прежним. И вдруг в крутом повороте возникает радость сродни счастью, но счастье второстепенно, радость — главное. Однако счастье, каким бы оно ни было, объединяет сердце и душу, сливая их в одно, нечто торжественно-печальное. И это слившееся становится прекрасной скрипкой, звуки которой благоуханнее ладана, она надрывается, плачет и вздыхает. Душа моя печальная, ностальгическая, как скрипка, разъединяется с сердцем, которое танцует под ее звуки, скандируя напевные слова; танцует сердце, приподнимаясь и опускаясь; так поднимись же и душа моя, поднимись в бесконечном ритме — выше, выше, еще выше… Ноги мои не поспевают за ней. Так поднимайся же, душа, к красотам, влекущим тебя, заставляющим дрожать…

Из глубины памяти возникает образ моей подруги. Вот она, Джейн, под слепящим солнцем. Усилием воли я вновь поднимаюсь по склону воспоминаний. За несколько минут до этого я был там, на месте преступления, я осматривал его… Я вновь увидел оскверненное кладбище, увидел алтарь и следы крови — семь кровавых полос. И вдруг, с закрытыми глазами, я очутился в этом месте на несколько секунд раньше и, продлив момент медитации, испытывая невероятное напряжение, я увидел тень: тень Джейн, потому что именно ее я и искал в закоулках своей памяти. Как раз этого мгновения мне и не хватало между видением алтаря и видением тени. Сам не зная почему, я чувствовал, что в этом ускользавшем мгновении существовало нечто ценное, важное, стертое встречей с ней, тогда я снова закрыл глаза и, наконец, увидел то, что меня мучило.

Около ограждения, наполовину вдавленный в землю, лежал маленький красный крестик, готический крестик, расширявшийся к краям, с металлической цепочкой, похожей на медную. Осознание пришло ко мне вместе с мыслью протянуть руку и подобрать его. Но в этот самый миг я и заметил тень Джейн, стоявшей сзади. Потом Джейн встала передо мной, наступив прямо на крестик и вдавив его ногой поглубже. Умышленно? Вот в чем вопрос. Та, которую я любил, всегда оказывалась в опасных местах…

Я вышел из транса сразу — в тот момент, когда внутренний голос мне подсказал: в опасных местах, чтобы прятать улики.