Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 23

– На этой неделе точно нет. У нас уже начались разговоры про распределение…

– Распределение?

– Это когда после вручения диплома тебя отправляют служить в определенную структуру в определенном городе.

– Ты не останешься в Москве?

– Хочу, и у меня есть на это все шансы. Но также нужно быть готовым, что придется уехать…

– Ясно. Я в ресторан уже зашла. Давай потом созвонимся.

Вру, потому что портить себе настроение еще больше у меня просто нет сил.

35

– Токман у нас интеллигент. Матом не ругается, не пьет. Долг родине готов отдать. И как меня только угораздило в него вляпаться?

Сонька ржет и заваливается ко мне на кровать.

– Да-а-а-а… Ванюша у нас пример для подражания. Ты ему уже сказала, что на три года контракт подписала?

– Нет.

– Мне кажется, сказать стоит. Если его не оставят в Москве, ты с ним поехать не сможешь, Тат.

– Я знаю, – утыкаюсь лицом в подушку. Выть хочется от происходящего, но и проигнорировать контракт, который был моей мечтой, будет сущей глупостью.

– Тогда поговори с ним.

– Поговорю, но потом.

– Сейчас затянешь, сама плакать будешь. Я же тебя знаю.

– Сонечка, милая моя, я не хочу ругаться. Я не хочу вносить разлад и напряжение в отношения. Мне так с ним хорошо. А если перед нами будут маячить все эти вопросы о будущем… все станет плохо. Пойми…

– Тат, детский сад, в курсе?

– А с другой стороны, почему я должна куда-то ехать, если его распределят? Почему я должна отказываться от будущего, а не он? Чем его профессия лучше моей? Что за привилегии?

– Дело же не в этом, – Сонька скептически хмыкает.

– Да знаю я… просто нужно же придумать для себя алиби. Три недели не виделись, а я так по нему соскучилась.

– Конечно, рассказывай, не виделись они, а кто в академию, как на работу, таскается? Я, что ли?

– Ну знаешь, эти пятнадцатиминутные встречи за секунду проходят.

– Так-с, меня ждет новый ухажер. У нас первое свидание, так что я помчала, – Сонька поправляет слегка растрепавшуюся прическу и сползает с кровати.

– Вот так всегда. Бросаешь меня, да? А я тебе, может быть, еще не всю душу излила… – смеюсь, наблюдая, как подружка вертится перед зеркалом. На ней шикарное кожаное платье. Черное, как воронье крыло. – Выглядишь сногсшибательно.

– Так, дольешь уже завтра. Не реветь и конфеты на ночь не жрать. Приеду, проверю.

Комарова убегает на свое свидание, а все, что остается мне, это включить телевизор и залипнуть на каком-то американском комедийном фильме про свадьбу.

– Наталья Азарина, конечно, неплохо, но не звучит. Нам нужно что-то более интересное. Запоминающееся.

– Как тебя друзья называют? – вклинивается Адриана.

– Тата.

– Тата, Тата, – Ерохин смакует мое имя на языке, – это уже лучше. Нужно менять фамилию. Придумать псевдоним.

– Мне кажется, и так звучит неплохо…

– Плохо, Таточка, очень плохо, – Константин щелкает пальцами и быстро-быстро шевелит губами, как рыбка. – Стихи. Ты показывала мне стихи. Как там у тебя было? Что-то про свободу?!

Он хмурится, сводит брови, жестикулирует, не обращая на присутствующих никакого внимания. После чего резко выпрямляется и пристально смотрит в мои глаза.

– Вот оно! То, что нам нужно. Свобода. Тата Свобода.

– Ну не знаю, – несколько раз повторяю про себя псевдоним, словно пытаюсь примерить, натянуть на себя, как новенькую юбку.

– Это оно… оно.

Ерохин подзывает Адриану, начиная с ней что-то обсуждать, а меня посылают на запись.

Оказавшись в помещении за плотным стеклом, где не слышно ни одного звука извне, нервно тереблю край свитера.

– Наташа, наушники надевай. Себя слышишь? Может, плюс громче сделать?

– Нет, так хорошо, – взмахиваю рукой и набираю в легкие побольше воздуха.

Первая запись студийного трека – это очень волнительно. Если неделю назад я еще в это не верила и делила слова Ерохина на два, после того как меня настращала Агата, то теперь нарадоваться не могу.

Константин Евгеньевич тоже здесь. Перед тем как я сегодня зашла в студию, его напутствующими словами стали: «Это будет хит, девочка».

Хит, который я написала сама. Ерохин взял мою песню, правда, завалил аранжировку. Ее начисто переделали, но звучать все стало действительно в сотню раз круче.

Не знаю, сколько времени я провожу в студии, в какой-то момент просто теряю счет.

Каждый фрагмент приходится писать отдельно, и это дико утомляет, нет, во мне очень много азарта, я кайфую от каждой прожитой секундочки, просто усталость и уже вымученный голос потихоньку начинают давать о себе знать.

– Ты молодец, – Ерохин приобнимает меня за плечи, стоит мне выползти из заточения и встать рядом со звукачом. – Хорошо поработала. Теперь езжай домой и хорошенько выспись. Завтра с утра жду тебя в это же время. Возможно, перепишем некоторые места, ну а дальше начнем работать над сценическим образом.

– Хорошо. Спасибо.

Накидываю куртку и спускаюсь на улицу. Настроение не описать словами. Я летаю в облаках, ей-богу.

На подходе к дому вспоминаю и включаю мобильник, на студии с этим строго. Никаких лишних звуков и отвлекающих факторов. Мы приехали работать, значит, работаем.

Ускорив шаг, миную несколько подъездов и расцветаю в улыбке. Ванька! Похож на снеговичка, бродит от лавочки к лавочке, убрав руки в карманы шинели.

– Ваня? Что ты тут делаешь? – снимаю перчатки и чмокаю его в щеку сразу, как только оказываюсь рядом. – Холодный.

– Капитану нужны были добровольцы мебель в квартиру затащить. С женой развелся, переехал. Ну, мы все раскидали, теперь до ужина свободное время. Я сразу к тебе, а у тебя мобильник выключен.

– Я была на записи трека. Забыла сразу телефон включить. Надеюсь, у нас есть еще немного времени.

– Часа два.

– Класс, – беру его за руку, – пошли тогда греться.

Открываю массивную железную дверь, и мы мгновенно оказываемся в тепленьком подъезде.

– Мне придумали псевдоним. Тата Свобода. По-моему, круто звучит, правда? Но сначала мне не очень понравилось, – снимаю шарф и закидываю его на верхнюю полку.

– Непривычно.

– И не говори. Есть будешь?

Ваня кивает, а потом прижимает меня к стене.

– Дай я тебя сначала немножко полапаю. Соскучился – ад.

36

Иван

– Ваня, – Татка смеется, а сама подставляет шею для поцелуев, крепко обхватывая мои плечи ладонями.

Такая она счастливая. Глаза горят.

С ума по ней схожу. Еще немного, и точно бы поехал… Эти микровстречи жутко напрягают, но по-другому не получается.

– Я тоже соскучилась. Очень-очень, – шепчет, медленно расстегивая ремень на моих брюках. – Равно так же, как и ты. Чувствуешь? – жар ее дыхания обжигает кожу.

С Азариной невероятно удобно. Она отражение меня самого. Все чувствует. Льнет, как кошка. Такая покладистая, но в то же время характерная девочка.

– Ваня, у тебя руки холодные, – прижимается ближе. – Пойдем в спальню. Не хочу здесь. Пойдем.

Приподымаю ее над полом. Иду больше на ощупь, потому что практически ни черта не вижу. Постоянно отвлекаюсь на Татку.

А как на нее можно не отвлекаться? Она под кожу пробралась, зараза такая. Пустила корни и крутит, как хочет.

Толкаю дверь, и мы проваливаемся в темноту.

Чувствую ее под собой. Трогаю и окончательно теряю рассудок.

Трель дверного звонка все портит. Кто-то слишком настырный. Раздражаюсь, упираясь ладонью в матрац.

Тата закусывает губу, не вижу этого, но почему-то полностью уверен, что она так делает.

– Это Сонька, мы договорились, что она заедет, – вкрадчивым шепотом. – Прости. Я не знала, что ты приедешь…

Азарина сползает на пол. Начинает суетиться. Поправляет на себе одежду.

Сама стоит вся запакованная, а с меня успела стащить рубашку.

– Ваня, оденься блин! – недовольничает, стоя уже в дверном проеме.