Убивать. Демон Бойни 21+ (СИ) - "Несущий Слово" - Страница 1

Несущий Слово

Убивать. Демон Бойни 21+

Не баян, а классика

Автор против любого вида, формы и проявления насилия.

Автор никого не ущемляет.

Автор ничего не пропагандирует.

Автор не пытался никого оскорбить.

Это чисто ХУДОЖЕСТВЕННОЕ и РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОЕ произведение для группы читателей со специфическим литературным вкусом.

Все совпадения, события, имена, даты, названия и прочее абсолютно случайны.

Как ярый фанат "Подозрительной Совы" автор не удержался и напихал кучу отсылок и стеба в этот кусок текста.

Автор просто, мать его, написал книгу про смехуечки и ничего больше. Не надо искать смысл там, где его нет, никогда не было и даже не планировалось.

Глава 1. Крещение огнем Преисподней

Взрыв.

Влажные комья сырой земли фонтаном бьют в небо, холодное, равнодушное и мрачное.

Один из бойцов Кабана вопит нечто нечленораздельное, уткнувшись лицом в грязь. В старую недобрую грязь Свинцовых полей, всегда походящую на болото и способную впитать в себя всю кровь, которую только ей смогут предложить верные последователи жестоких богов нескончаемой войны. Лохмотья кожи свисают с обломков лучевой и локтевой кости.

— Убей меня… — он плачет, стонет и всхлипывает одновременно, пуская пузыри соплей вперемешку с кровью из сломанного носа.

Кровь брызжет на камни. Редкие пучки чахлой травы.

Пулеметная очередь. Долгая, протяжная, косой Смерти, скашивающая рассыпной строй легкой пехоты. Грохочущий, отрывистый лай, каждый выстрел — это один труп, упавший в кровавую грязь с развороченной грудной клеткой, оторванным черепом или агонизирующем месивом на месте ног.

Взрыв.

Ланс еще сильнее вжимается в землю.

Ему страшно.

— Добей… добей…

Слова вырываются из глотки раненного с хрипом. Пальцы целой конечности скребут по стенке окопа. Огрубевшие, кое-как обстриженные ногти обламываются, отчего глубокие борозды превращаются в темные потеки. Каска спала с его головы. Волосы слиплись от пота и крови. Камуфляж потемнел на боку, прилип к телу. Остатки бронежилета, а точнее его жалкого подобия, на которое только были способны фабрики захолустной планетки, болтаются на ремнях.

— Врача, — писк Ланса застревает где-то в горле.

Выстрел.

Пуля пролетела над окопом обезумевшим шершнем.

Ему показывали как нужно проводить первую медицинскую помощь.

Но… страшно…

Парень подползает к бойцу, не в силах оторвать себя хотя бы на сантиметр над поверхностью земли. Неровные желтоватые зубы впились в землю, кроша эмаль и перетирая нервные окончания об камни, подчиненный Кабана мычит, давясь грязью, слипшейся в один ком от крови. Осколки впиваются в живот, порвав форму. Ланс чувствует, как тонкие струйки крови текут по его коже. Бронежилет остался где-то тридцать метров извилистых траншей позади рядом с остывающим трупом капрала. Снайперская пуля — крошечный кусочек свинца, пробил скорлупу каски, словно ее и не было, раздробил черепную коробку, перемолол мозговое вещество в кровавую кашицу, вышел с обратной стороны головы и ушел в спрессованную землю стенки окопа. Ланс видел этот момент. Слишком близко и слишком отчетливо, чтобы когда-нибудь забыть это. Кровь брызнула ему на лицо.

Тлеющий окурок дрянной синтетической сигареты, прилипший к нижней губе, хлебные крошки, застрявшие в густой щетине, мешки под покрасневшими глазами, осунувшееся лицо, покрытое коркой грязи и засохшего пота. В его зрачках, беспросветно-черных точках посреди болотной радужки и нездорово-желтых белков, исчезла жизнь, осмысленность, понимание, эмоции, мысли и чувства. Остекленевшие кляксы, которые спустя пару дней выклюет воронье. Мимические мышцы непроизвольно расслабляются, восковое лицо. Он заваливается на бок. Сигарета отрывается от губы, крошечным метеоритом падая вниз, с пшиком исчезая в грязной луже. Прапор съезжает по стенке на дно окопа, оставляя кровавый след. Лежит на пустых ящиках из-под боеприпасов, ощетинившихся занозами.

Смерть.

Здесь всюду смерть.

Смерть въедалась в слизистую оболочку ноздрей пороховым дымом, смрадом разложения трупов, запахом крови с привкусом тлена и налетом безумия, терпким, покрывающим разум и душу ржавчиной бесчеловечной аморальности и безысходности.

Смерть ввинчивалась раскаленными шурупами в барабанные перепонки с каждым взрывом, выстрелом, стоном или тем звуком, резонирующим от сердечной мышцы, с которым человек перестает быть живым существом со своими мыслями, мечтами и желаниями, превращаясь в остывающую груду мяса, которую сожрут падальщики или бродячие мутанты.

Смерть сквозит в каждом вдохе и выдохе. Каждом шаге, впечатанном в кровавую грязи. И каждом слове, бессмысленном наборе звуков, выхаркнутом из глоток живых мертвецов, по ошибке считающих что у них есть призрачные шансы на выживание.

Смерть покоилась в каждом миллиметре этой земли. Под вечноголодным слоем грязи штабелями лежали кости предшественников Ланса. Возможно, его родственники так же были среди них.

Свинцовые поля — это место, куда приходят не за славой, честью, деньгами или по зову долга. Сюда приходят умирать.

Их сержант, сухой, подтянутый и всегда ощеренный в безгубой ухмылке желтоватых зубов, появляется из-за поворота. Форма в грязи и машинном масле, винтовка и штык-нож в руках.

— Потери?

Ланс не понимает к кому он обращается.

Удар по щеке. Резкий, рваный и неожиданный.

Голову солдата мотнуло в сторону под аккомпонимент хрустнувших шейных позвонков. Шлейф слюны вперемешку с кровью из рассеченной губы оседает на стенке окопа.

— Потери, рядовой? — хриплое рычание из самого дешевого из всех возможных киберимплантв, вмонтированного в плоть под нижней челюстью сержанта.

Глазные яблоки нездорово блестят на фоне почти черного от копоти лица.

Ланс тычет пальцем в подыхающего солдата, уже плохо понимающего где он находится и что вокруг происходит. Он сдавленно всхлипывает. Движения скованы дыханием приближающейся Смерти, уже положившей костлявую руку на дергающееся от боли плечо. Он мог бы выжить, но что-то отдаленно напоминающее врачей сосредоточилось на другом конце Свинцовых полей рядом с вырождающейся партией сверхов. Слишком много крови потерял, плюс, два осколка прошили бронежелет, как бумагу, застряв в его кишках. Кровь сочится из рваных дыр вместе с дерьмом, желчью и полупереваренным пайком.

Сержант перерезал ему глотку. Быстро, чисто и сноровисто. Хрип. Кровь на губах. Ручьем стекает по шее за воротник. Тяжелыми каплями скользит по зазубренному лезвию.

— Где прапор?

Взрыв.

Крики.

Кто-то орет в небо. Дико, надрывно.

Лансу становится еще страшнее.

Не от этих звуков, выворачивающих все его цивилизованное нутро на изнанку. А от взгляда сержанта. Двух пулеметных дул его зрачков, прошивающих насквозь, ломая ребра и перемалывая конвульсивно сокращающиеся внутренности в окровавленный фарш.

— Мертв, — одно-единственное слово. Обдирает горло, рвет кадык, ломает ключицы.

Лансу страшно.

— Блядство, идти можешь? — его взгляд спускается ниже.

Парень невольно опускает голову.

Кровь.

Пятно запекшейся крови на лодыжке. Это его или нет?

— Да, — скорее вопросительно, нежели утвердительно.

— Все к меху, сам доползешь, из окопа не высовывайся, пошел.

Сержант побежал дальше, туда, где захлебывался огнем крупнокалиберный пулемет Кабана. Расчет окопался основательно и скорее всего часть ближайших бойцов после прорыва по центру стекалась к нему.